11 октября ушёл из жизни выдающийся человек – космонавт Алексей Леонов. В далёком 2006 году Алексей Архипович дал "Фоме" интервью. О вере, своих переживаниях, космических воспоминаниях, увлечении живописью. Предлагаем перечитать этот глубокий разговор с легендарным человеком . Светлая память!
Алексей Архипович Леонов
Советский космонавт Алексей Леонов, первым вышедший в открытый космос в 1965 году, умер в пятницу 11 октября на 86-м году жизни. В 2006 году Алексей Архипович дал интервью нашему журналу. Мы предлагаем перечитать его сегодня со светлой памятью об этом великом человеке.
Был ли Гагарин атеистом? Как на космической станции появились иконы? Есть ли жизнь на Марсе и во Вселенной? На эти и другие вопросы отвечает летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза Алексей Архипович ЛЕОНОВ.
– Не секрет, что наши космические победы использовались в антирелигиозной пропаганде. Утверждалось, что Бога нет, раз Гагарин не видел Его во время полета. Вы хорошо знали Юрия Алексеевича, были его другом. Как он относился к вере? Был ли он таким убежденным атеистом, каким его иногда представляют?
– Вспоминается такой случай. На одном из приемов в Георгиевском зале, посвященном полету Гагарина, Хрущев спросил Юру, не видел ли он в космосе Бога. Тот, заметив, что Хрущев спрашивает шутя, возьми да и ответь: “Видел”. Хрущев посерьезнел и сказал: “Никому об этом не говори”.
Все значительно сложнее. Я хорошо знал Юрия и могу утверждать, что он никогда не был оголтелым атеистом. Ведь он был крещен (кстати, как и я), но при том всеобъемлющем контроле со стороны партии открыто верить было почти невозможно. И все-таки у многих из нас было достаточно ума и души, чтобы чувствовать, что “там” что-то есть. Мне нравится фильм “Космическая одиссея 2001 года”. Он снят по книге Артура Кларка, к слову, очень верующего человека. В нем хорошо выражено тогдашнее наше мироощущение.
Вообще, для меня Юра – это почти святой человек. Как он любил родителей, особенно мать! Какие писал ей письма. Не могу забыть одно из них: “Я так люблю тебя, мама, так вспоминаю! Я так любил целовать жилочки на твоих руках”… Юра всех любил, поэтому и его любили все. Как он заботился о семье, друзьях, совершенно незнакомых людях, которые приходили к нему за помощью! Все это говорит о том, что душа у него была христианская.
Ну не умели мы креститься! Ведь религия уничтожалась. Помню ужас матери, когда я, еще мальчишкой, нашел дома иконку Богородицы. Мама закричала: “Дай немедленно!”, отняла ее, спрятала. Ведь в то время верующие считались врагами. Страна была в оцепенении. Вспомним Бутово, Соловки, бесчисленных мучеников за веру. Трудно было верить в то время, ох как трудно!
– А почему Юрий Алексеевич так рано ушел от нас? Мне доводилось слышать мнение, что “его забрал Бог“, чтобы он не видел крушения своих идеалов, развала страны, которую он так любил и для которой столько сделал?
– Может быть, и так. Но думаю, что его убил наш тогдашний бардак. Я участвовал в расследовании катастрофы, произошедшей 27 марта 1968 года. Тогда мы точно установили, что ее причиной стал самолет, пролетевший в недопустимой близости от самолета Гагарина и Серегина. Это вина руководителей полетов. Так что, Юру забрал не Бог, а наше разгильдяйство.
И все же я верю, что ему “там” сейчас хорошо. Ведь, повторюсь, душа у него была необыкновенно светлая, христианская.
На месте гибели Гагарина Фото Владимира Ештокина
– Есть ли верующие среди космонавтов, конструкторов космической техники? Есть ли они среди Ваших зарубежных коллег?
– Конечно, есть. Немало христиан среди американских астронавтов. Мне довелось побывать у многих из них дома, и почти везде я видел специальные уголки, комнаты для молитв. Там на стене обязательно висит распятие, постелен коврик, чтобы можно было стать на колени, помолиться.
Недавно я гостил у Томаса Стаффорда. Вместе мы летали по программе “Союз – Аполлон”. Когда мы сели за обеденный стол, один из его сыновей вслух прочел молитву.
Мы с Томасом давние друзья. Одного из своих внуков он назвал в мою честь, а я внучку – в честь его дочери. В Томе меня всегда поражала его действенная вера, впрочем, какой другой настоящая вера может быть? Не так давно он усыновил двух русских мальчишек из детского дома во Фрянове. Сейчас Майкл и Стас одни из лучших в своей школе.
Что же касается моих российских коллег… Нам запрещали верить, но относиться друг к другу по-христиански нам никто запретить не мог. Как тут не вспомнить Сергея Павловича Королева. Известно, что он долгое время был в заключении. Сколько ему там пришлось вынести, какие страдания выпали на его долю! Но он простил своих врагов, не озлобился. Это очень по-христиански. Его душа похожа на Юрину. Она такая же светлая, радостная. Может быть, поэтому Сергей Павлович и Юра так тепло относились друг к другу.
Без веры в нашем деле трудно, почти невозможно. Космонавт, отправляющийся на орбиту, должен знать, что все будет в порядке. Это сейчас можно получить благословение у священника, сходить в церковь, как многие и делают. Раньше этого не было, вот многим из нас и не оставалось ничего другого, как верить… в приметы. Сергей Павлович знал все наши суеверия и, как хороший психолог, использовал. Например, он не разрешал, чтобы на космодроме были женщины. На стартовом столе их просто не должно было быть.А уж с пустыми ведрами… Долгое время я был командиром отряда космонавтов и, отправляя экипажи в космос, устраивал такие вещи: выходит экипаж на старт, а ему навстречу девушка с ведрами, полными водой. Ребята говорят: всё, нам повезет!
– Алексей Архипович, сейчас многое изменилось. Корабли перед стартом освящают, а на Международной космической станции есть даже иконы Богородицы. Как Вы относитесь к таким переменам?
– А вы знаете, как первая икона попала на станцию?
– Признаться, нет.
– В 1982 году я летел на один из космических конгрессов. Моими попутчиками оказались два священника. Они подарили мне небольшую металлическую иконку Богородицы. Прилетели в Тулузу. Нас повели на экскурсию в космический центр, расположенный в этом городе. Водили по самым секретным лабораториям, двери которых открывались специальными ключами-карточками. Подошли к одной. Сопровождающий приложил ключ. Дверь не открылась. Приложил второй раз, и вновь ничего. Тогда я достал иконку, прикоснулся к замку, и дверь открылась! Французы в шоке. Как так, икона открыла суперзамок! Потом я отдал ее друзьям-космонавтам, отправляющимся на орбитальную станцию. Так она оказалась в космосе.
Я рад, что произошли такие перемены. Вера помогает, без нее трудно. Ребята знают, что станция освящена. Значит, с нами “чистая сила”. Не нечистая, а именно чистая.
А еще я очень жалею, что многого не знаю. Библию в первый раз я увидел в Америке в 1973 году, где проходил подготовку по программе “Союз–Аполлон”. Однажды открылась дверь в мой гостиничный номер, и кто-то бросил мне на кровать книгу в зеленой обложке. Библия, причем на русском языке! Я тут же выскочил в коридор и крикнул: “Дайте вторую. Со мной живет бортинженер”. Дали. Я прочитал ее и неожиданно понял, что внешние требования коммунизма очень похожи на библейские заповеди. И тут я осознал, сколького лишился наш народ, каких духовных сокровищ! Это было потрясением. Я убежден, что библейскую историю должен знать каждый человек. Верить или не верить – дело сугубо личное, но знать ее нужно обязательно.
– Алексей Архипович, в марте 1965 года Вы первым из землян вышли в открытый космос, оказались один на один с космической бездной. Какие мысли были у Вас в тот момент?
– Полет в космос – это сильнейшее потрясение, перетряхивающее всего человека, прежде всего, душу. Я разговаривал со многими космонавтами, и все с восхищением вспоминали время, проведенное на орбите. Помню слова Юры: «Облетев Землю на корабле “Восток”, я увидел, как прекрасна наша голубая планета. Люди, давайте хранить красоту Земли, приумножать ее, а не разрушать». Потом сколько бы ни летали, у всех была одна и та же мысль: “Землю, ее божественную красоту нужно сберечь”. Причем, так говорили не гуманитарии. Это слова людей инженерного склада, “технарей”.
Тогда, в 1965 году, выйдя из корабля, я вдруг подумал: “Человек – песчинка, но разум этих “песчинок” позволил мне оказаться среди звезд”. Это была действительно божественная картина. Звезды были везде: вверху, внизу. А подо мной плыла земля. И все же мне тогда было трудно отделаться от мысли, что атмосфера над Землей такая же тонкая, как… калька на чертеже. Так что же мы творим, когда уничтожаем ее, а вместе с ней и всю Землю!
Такие впечатления меняют человека. Когда мы, космонавты, астронавты, собираемся вместе, мы не делим друг друга на “белых” и “цветных”, русских, американцев, европейцев. Мы все дети Земли, дети Божии. Без полета нам было бы сложнее понять эту простую истину.
– Сейчас одна из самых острых проблем в стране – разобщенность людей. Как Вы считаете, могут ли новые победы в космосе – например, полет на Марс – сплотить людей в России, в мире? Сплотить так, как это было после полета Гагарина?
– Конечно, могут. Для этого нужно перестать тратить деньги на войны. Американцы в Ираке уже израсходовали столько денег, сколько хватило бы на организацию не одного, а двух полетов на Марс.
Тут многое зависит и от прессы. Гагарин – наш национальный герой. Он сделал для России необыкновенно много. А как сейчас о нем пишут в некоторых “желтых” изданиях? Откуда появится любовь к Отечеству, желание молодых хоть чем-то заниматься, когда со страниц газет льется поток гадостей и небылиц.
Страна не может жить без героев, без тех, на кого можно равняться, кому хочется подражать. Вспоминаю детство. В нашем доме поселился летчик: красивый, во френче, с портупеей. Мне было шесть лет, и я ходил за ним с утра до вечера. Однажды он меня спросил: “Мальчик, почему ты все время ходишь за мной?” Я говорю: “Хочу быть таким, как Вы”. “Так будь, кто тебе мешает? Учись, занимайся спортом”. Это меня перевернуло. Я ему очень обязан, ведь если бы не он, я бы не стал космонавтом.
– Известно Ваше увлечение живописью. Тема многих Ваших работ – многообразие жизни в космосе. Как Вы считаете, “есть ли жизнь на Марсе”, или мы одни во Вселенной?
– На Марсе, я думаю, нет. А вот во Вселенной… Сейчас мы этого не знаем. Делаются попытки ее найти, пока безуспешные.
Меня, если честно, больше волнует сохранение жизни на Земле. Я много размышлял над тем, что произошло у нас после революции. Что случилось с людьми? Почему их обуяла стихия разрушения? Вспомним, как жгли иконы, которым было по сто, двести лет. Как разрушили храм Христа Спасителя, тысячи других святынь. Почему это произошло в православной стране? И как не допустить этого в будущем?
Мне жаль разрушенные соборы. Я всю жизнь увлекаюсь древнерусской архитектурой. Везде, где я бывал, я обязательно заходил в местные храмы, вглядывался в их красоту. Было грустно видеть то, что многие из них полуразрушены.
Сейчас, слава Богу, мы возвращаемся к своим корням. Я восхищаюсь тем, что удалось возродить храм Христа Спасителя. Ведь были неимоверные сложности, многие сложности. Многие думали, что это абсолютно невозможно. Я много езжу по стране и везде вижу, как возрождаются храмы. Это меня очень радует.
Алексей Архипович Леонов родился 30 мая 1934 года в селе Листвянка Кемеровской области. Военный летчик, космонавт. Совершил два космических полета – в 1965 и 1975 годах. В ходе первого осуществил первый в истории выход в открытый космос. Во втором А.А. Леонов был командиром “Союза-19”. Полет проводился по программе “Союз – Аполлон” и стал началом международного сотрудничества в космосе. Дважды Герой Советского Союза.
Оказывается, он писал иконы. Наш легендарный космонавт, первый человек, вышедший в открытый космос.
На фото - икона Божией Матери «Аз есмь с вами, и никтоже на вы». Алексей Леонов написал её сам в 2013 году. Она стала первой в его творчестве. И вообще первой иконой, написанной космонавтом!
Вот его прямая речь:
«Я все более и более понимаю значение православия в судьбах России. Нельзя сбрасывать ту роль, которое оно сыграло в нашей истории. Без православия мы не победили бы в 1380 году на Куликовом поле. Без православия мы не победили бы Наполеона.
Без православия мы не победили бы и в последней войне. Без веры мы не победим и в будущем. Ведь от кого это зависит, когда пуля пролетает в 5 миллиметрах от человека? Тут только вера и воля Божия. У меня на это железный взгляд. Нельзя отказываться от православия! Вера должна объединять наш народ!».
⠀
Алексея Архиповича Леонова не стало 11 октября 2019 года.
Царствие Небесное р. Б. Алексию!
ЖИЗНЬ КАК КОСМОС
Беседа с космонавтом Алексеем Леоновым.
Летчик-космонавт СССР, военный летчик 1 класса, генерал-майор авиации, дважды Герой Советского Союза Алексей Леонов. 1961 г.
В старинном храме неподалеку от места гибели Гагарина и Серегина каждый колокол носит имя. Вот – святой Георгий, а вот – святой Владимир. «Каждый погибший космонавт имеет свой голос», – говорит Алексей Архипович Леонов, который вместе с двумя своими друзьями восстановил этот храм.
Пятьдесят лет назад – в октябре 1961-го, на знаменитом XXII съезде КПСС – Никита Хрущев обещал показать по телевизору последнего попа. Среди источников его вдохновения были в том числе и грандиозные успехи русской космонавтики, выпавшие на недолгий век его правления. В СССР и впрямь многим казалось, что наука и вера находятся в неразрешимом противоречии.
Часть I: «Если Ты есть, помоги»
‒ В документальном фильме «Космос как послушание» говорится, что перед своим первым полетом космонавт Леонов ездил благословляться в Троице-Сергиеву Лавру, что у вас на борту были иконы…
‒ Когда у меня в первом полете были проблемы, связанные с возвращением в корабль, я обратился к Богу, и Он мне помог, но мои слова взяли совсем из другой истории – это на Земле я однажды оказался в драматическом положении. Лес, ночь, температура минус тридцать, а я потерял все свои ключи. Перекопал весь снег вокруг – результата нет. Вот тогда я сказал: «Господи, если Ты есть, помоги!» И вдруг луна вышла из-за туч, и я увидел, что в снегу что-то блестит, маленькая искорка. Я туда бросился, там оказалась связка ключей и от машины, и от дома.
Что же касается икон, сейчас экипажи, если хотят, берут их на борт. Но когда я летал, никаких икон я с собой не брал, да и никто этого не делал. Я был не так воспитан и до сих пор считаю себя неграмотным человеком в этом отношении. Жизнь такая была.
Родился я в глухомани. Отца посадили, мы жили в бараке в Кемерово. Как-то я полез в какую-то тумбочку за книгами и нашел спрятанную иконку. Достал ее, стал рассматривать – первый раз держал в руках икону. Мать это увидела, с ужасом вырвала ее у меня и спрятала. Больше я эту иконку не видел. В то время за это сажали в тюрьму. И наше поколение выросло в абсолютном непонимании того, что происходит. Меня крестили в младенческом возрасте в Сибири. Но я этого ничего не помню, крестик не носил, потому что в советское время крестик у ребенка – это и из школы выгонят, и родителей накажут…
‒ Ну а в Троице-Сергиеву Лавру вы тогда, в 60-х, ездили?
‒ Я ездил туда увидеть своими глазами, что такое русское православие и откуда оно. Меня интересовали архитектура, литература, сам облик духовного человека, умение говорить, расположить к себе. Я там был несколько раз. И своих детей туда возил.
Моих девочек покрестили, когда они были у бабушки … Ну и слава Богу! Хотя я этого не знал. В связи с определенным общественным положением у меня часто были встречи с патриархами, – и с Алексием I, и Алексием II, и Кириллом. Я восхищен этими людьми: их необыкновенной грамотностью, нескрываемой болью за свой народ, энергией, которую они передают. К Алексию I я на приеме подходил в 61-м, даже чарочку вместе пригубили. С Алексием II были встречи более общественные.
‒Алексей Архипович, вы выросли в материалистическом государстве, получали материалистическое образование… А как вы к осознанной вере пришли?
‒ Постепенно, встречаясь с фактами. В основном-то после 90-го года, когда стали доступны различные материалы, которые до того были закрыты. Например, о расстрельных полигонах, где уничтожались в большей степени служители Церкви. О Сиблаге. В прошлом году я был в Мариинске, недалеко от места, где я родился, – там в позапрошлом году поставили великолепную часовню.
До 1917 года в Сиблаге не было расстреляно ни одного человека. А с 1917 по 1953 – двести тысяч. Двести тысяч! Это не уголовники. Это были лучшие люди нашей страны, которые лишь мыслили по-другому. Около Мариинска в любом месте можно найти холмик, кучку камней, под которой лежит человек. Не было каких-то захоронений, их просто закапывали.
На строительстве часовни работали все, вплоть до губернатора, видели в этом смысл. Построили за девять месяцев. Рядом разбили кедровый бор, и каждый, кто хочет, может придти, помолиться, посмотреть и посадить дерево. Музей под открытым небом. Землянки, в которых держали заключенных. Расстрельное место, лафеты со следами от пуль, которые прошивали насквозь. Кусок рельса и болт большой – можешь подойти и позвонить, так собирали, сигналили подъем, отбой для заключенных. Вагонетки, тачки, кайлы...
Когда на все это смотришь, и начинаешь думать: что же все-таки произошло с нашим народом? Как получилось, что кучка негодяев вдруг свернула великий народ с пути? В Сиблаге интересная запись сохранилась тех времен. Мне эти слова врезались в память, как в стекло алмаз. Священник отец Владимир написал в заключении: «Без Бога нация – толпа, объединенная пороком / Или глуха, или слепа, или еще страшней – жестока. / И пусть на трон взойдет любой, глаголящий высоким слогом. / Толпа остается толпой, пока не обратится к Богу». Этого человека расстреляли там.
‒ А вашего отца когда посадили?
‒ В 1936-м. Он очень любил животных и лошадей особенно. «Архип» с греческого языка на русский – любитель лошадей. Когда вступили в колхоз, отец пришел туда со всем своим скарбом, он верил в это дело. Был у него жеребец двухгодовалый, как специально для Сибири выведенный, так он сам считал – и резвый, и бодрый, и выносливый, и тягучий, и преданный, и смирный. Отец эту лошадь выходил и воспитал. А в колхозе председатель из комбеда – комитета бедноты – он и домашнее-то хозяйство не мог вести, все у него разваливалось. Пока отец был в командировке, председатель колхоза эту лошадь зарезал и своему брату, который приехал к нему в гости, скормил. Отец, когда узнал, схватил топор: мол, сейчас, пойду, председателю башку срублю! Женщины бросились: да ты что, Архип! – удержали. Но председателю все передали. Собрались три человека: председатель, парторг, бухгалтер. Написали письмо: покушение на Советскую власть. И все – сразу в тюрьму, без суда и следствия. Мать с восемью детьми, девятым в положении, выселили из дома. Детей из школы выгнали. Так мы оказались на сибирской улице. С полной конфискацией имущества, как и положено по статье «Враг народа»
‒ Сколько же лет вам тогда было?
‒ Три годика. С меня соседи даже сняли штанишки, я был в одной рубашке. Старшая дочь в это время жила в Кемерово, работала на строительстве ТЭЦ. Там она встретила парня из Могилева, он тоже строил и учился в энергетическом техникуме. У них была 16-метровая комната в бараке. Муж сестры прислал письмо: «Дорогая мама, приезжайте, мы вас не бросим…» 22-летний парень из Могилева, рабочий, студент… Чтобы приютить семью врага народа, – это какое надо мужество иметь! У нас отобрали все. Я в последние годы часто бываю в том нашем доме – он из лиственницы построен, крепкий дом. Все боятся, что я сейчас подниму голос, чтобы его вернуть. Там другие люди совсем живут. Все осталось, даже крючок на потолке, на котором зыбка висела, в которой я когда-то лежал, и с десяток людей меня качало…
И вот отправились мы в Кемерово. Муж сестры, Антон Платонович Ходанович, в тридцатиградусный мороз на розвальнях за нами приехал, расстелил тулуп, нас восьмерых положил и сверху тулупом прикрыл. Так мы оказались в бараке, – в 16-метровой комнате одиннадцать человек. У меня штатное место было под кроватью, я там спал на фуфайке. А потом отца выпустили, состава-то преступления нет. Там, где он сидел, начался сильный падеж скота, а отец вылечил: мешал селитру, древесный уголь, еще что-то – спас скотинку. Смотрят, мужик стоящий, предложили ему быть управляющим хозяйством сибирских лагерей. Конечно, он сказал: «Боже упаси!» Приехал домой. Нашлись умные люди, которые понимали, что до конца-то гробить нельзя, – и тогда соображающие были, – благосклонно отнеслись, посчитали, сколько он пользы принес. И ему заплатили деньги за эти четыре года тюрьмы. Мы немножко встали на ноги. Потом вышел указ о помощи многодетным матерям. У нас к этому времени десятая девочка родилась. И в этом же бараке сделали две комнаты, объединенные дверью: одна 16, другая 18 метров. В каждой комнате по печке-голландке.
А у всех соседей комнаты были по 15 метров. Мы были самая богатая семья в Кировском, промышленном районе города Кемерово. К нам приходили смотреть: как это две комнаты?! Был у нас репродуктор. Очень хорошо помню обращение Молотова, когда началась война. А потом и голос Сталина помню, его слова «братья и сестры».
Еще была у нас мясорубка, на Кировский район одна. Соседи приходили к нам покрутить, смеялись, как червячки оттуда выходят. Бабка такая была – Новикова Новичиха – она потом всем рассказывала: «Ленька в космосе! Какой Ленька? Ну вот тех, у кого мясорубка была!» Я был известен через мясорубку…
‒ Когда вы пошли в школу – во время войны?
‒ Первого сентября 1943 года. Помню, как мама ведет меня за руку в школу. Идем по тротуару, а он заиндевелый такой, – в Сибири с 20 августа можно утром встать и увидеть, как все серебром покрыто: ночью минус три, а днем плюс 25-26. Мама идет и встречает знакомых, их много, она давно там живет, и каждому она рассказывает, что предпоследнего в школу ведет. А я стою, и у меня вокруг ног иней тает, – следы такие. И я пальцами их развожу, они становятся все больше и больше, как у великана. Идем точно на восток по тротуару. Солнце встает, ярко так, здорово. Она меня заводит в парикмахерскую, раньше не успели. Меня стригут, машинка дергает страшно. У меня слезы текут, а парикмахерша говорит: «Лучше бы голову вымыл! Голова грязная, поэтому дергает машинка…»
Встали на линейку, кроме меня, еще четыре человека босиком, и завуч Галина Алексеевна говорит: «Дети, давайте скажем спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» И мы говорим: «Спасибо!»
Через неделю мне дали туфли. Девичьи – темно-коричневые, как шоколад, такая перемычечка и розовая пуговица, застегивать было надо. Мама просила: «А мальчуковых нету?» – «Только девичьи» – «Ну, хорошо, давайте девичьи…» Как они хорошо пахли! Я бы сейчас узнал эти туфли! Мне и в голову-то не приходило, что они девичьи. Дня через три играли в футбол, и я так ударил, что у меня подошва отлетела. До ночи боялся домой придти. Все-таки пришел, показал матери туфли. «Что ж ты наделал?! В чем же ты ходить будешь? Да как же так?» Утром встаю, а у меня около кровати стоят туфли, отец подбил. Мама ему сказала: «Только ты его не ругай, я и так переживаю…» До сих пор в глазах эти туфли коричневые, девичьи.
-------------------------------------------------------------------------- Часть II. «Мы прошли по краю лезвия, – сюда смерть и сюда смерть»
‒ Когда человек выходит в космос, какие ощущения: страх, восторг? Или никаких чувств – сознание занято техническими вопросами?
‒ Страх делает человека неработоспособным, сковывает. Я понимал, что это смертельно опасно, особенно в первом полете. Но поддаваться страху – значит, поддаваться панике.
В первом полете со мной случилась беда: я в открытом космосе не мог войти в шлюз корабля из-за скафандра, раздувшегося больше расчетного. Я понимал, что если в тот короткий промежуток времени, на который у меня был кислород, не справлюсь, значит, оставляю себя за бортом. Но и в голову не приходило бояться. Я ничего на Землю не передал, хотя по инструкции это было обязательно, но времени не было: я лихорадочно думал, как выйти из этой ситуации.
Космонавт Алексей Леонов стал первым человеком, совершившим выход в открытый космос. Это произошло 18 марта 1965 года.
Космонавт Алексей Леонов стал первым человеком, совершившим выход в открытый космос. Это произошло 18 марта 1965 года.
У меня фал 5,5 метров, до отхода в тень 5 минут, там будет кромешная тьма, а мне надо этот фал свернуть в бухту. Через 40 см колечки по 20 мм, и каждое кольцо надеть на замок. А я в безопорном состоянии, – у меня не было площадки, на которой я мог стоять, для фиксации – только руки. Я должен был как-то изощриться и кинокамерой снимать, и держаться за борт, и сматывать фал. Не свернув фал, я не мог войти, я бы себя сковывал, он выходил бы за пределы шлюза. Я молча стал решать эту задачку и решил сам. Перешел на второй уровень давления в скафандре, что должен делать только с разрешения Земли, но выбора не было. Подвижность повысилась, смотал фал, поменял позу входа: не ногами вперед, а головой вперед, понимая, что все равно придется разворачиваться внутри. Это была очень большая проблема. Потом я объяснил, и все со мной согласились, что действия были абсолютно правильными.
‒ Это был самый сложный момент в полете?
‒ Помимо этого на корабле было семь аварий. После моего возвращения в корабль крышка люка – это выяснилось потом – недостаточно плотно закрылась. Из-за деформации корпуса корабля происходило постоянное подтравливание воздуха из корабля, система жизнеобеспечения честно отрабатывала свою программу, подавая в кабину кислород. Парциальное давление кислорода в корабле повысилось выше критического. У Валентина Бондаренко, который взорвался и сгорел на Земле, было 360, а у нас дошло до 460. Мы в оцепенении сидели, ждали, что будет. Любая искра, маленькая или большая, взрыв, – и мы перешли бы в молекулярное состояние. Это мы знали. Боролись, боролись и… заснули от кислородного опьянения.
Мы сделали все, что нужно, сбросили давление, сбросили влажность, понизили температуру, только получили кислородное отравление. Но люк стал на свое место, и парциальное давление кислорода в корабле упало до нормы. После этого при отстреле шлюза началось очень быстрое вращение корабля, в семнадцать раз превышающее норму, солнце через три иллюминатора бегало каруселью, создавая мощное оптико-кинетическое расстройство. Затем отказала систем управления при посадке…
Все это было в одном полете, за одни сутки. И везде мы прошли по краю лезвия, – сюда смерть и сюда смерть, – теряться здесь нельзя. Если б мы от страха бросили грести, то ясно, что никуда не уплыли.
‒ Хорошо, сами вы иконы на борт не брали, но какая-то из ваших икон побывала в космосе?
‒ Однажды у меня произошла интересная история. В 1984 году я ехал на исполком международной организации «Космонавты и астронавты мира», и в самолете со мной были два священника. Один – епископ Бакинский и Астраханский, второй – настоятель церкви на Воробьевых горах в Москве. Они сидели не в первом салоне, на крайних сиденьях. Я их спрашиваю: «Далеко, отцы, летите?» – «На международный конгресс против атомной войны». А тогда только появилась теория ядерной зимы, по которой, если взорвать хотя бы 0,3 % существующего ядерного оружия, то на Земле будет всеобщее похолодание, и все человечество погибнет. Они об этом ничего не слышали, я им рассказал. И один из них подарил мне иконку – простую, из дюраля, покрашенную эмалью. На обратной стороне: «Пресвятая Богородица, спаси и сохрани». Я ее положил в карман. У меня в программе было посещение Тулузского космического центра, где нам показывали все их разработки, в том числе и очень секретные. Подходит директор центра, пропуск прикладывает – дверь открывается. А сейчас, он говорит, я покажу вам очень серьезную, совершенно секретную лабораторию, вы увидите наши последние разработки, связанные с нахождением аппарата в близких районах от Солнца. Эти спутники должны были работать в условиях экстремальных температур, глубокого вакуума и при этом давать информацию.
Он прикладывает пропуск, а дверь не открывается. Он второй раз прикладывает, – не открывается. Тогда я лезу в карман, достаю иконку, прикладываю – и дверь открывается. Он на меня смотрит квадратными глазами и говорит: «А, ну еще раз!» А я говорю: «Не гневи Бога, не надо». Замешательство – как это так, сверхсекретную лабораторию я открыл простой иконой?! Все ее рассматривают. Потом обсуждали без конца. Подобные замки обычно на железных ферритах. Когда дотрагиваются пропуском, в котором есть магнитик, он добавляет какую-то дельту, ток проходит и замок открывается. А последние замки были сделаны на алюминии, у них очень маленький потенциал, и поэтому вскрыть его тяжело. Дюраль оказался той маленькой дельтой, которая необходима, чтобы он сработал. Вот физика этого явления. Потом я попросил кого-то из ребят – Юру Романенко или Леню Попова, они брали эту иконку с собой на орбитальную станцию, не я. Вот из-за этого возникла путаница.
‒ Правда ли, что на месте гибели Гагарина вы восстанавливаете храм?
‒ На месте падения Гагарина, метрах в восьмистах, стоит храм Свято-Андреевского прихода, его построили в 1825-м году под патронажем Александра II, царя, храм посвящен героям войны 1812 года. Прекрасно расписан. В советское время он стал безжалостно уничтожаться. Сделали склад, потом зернохранилище, жгли костры внутри. Приходили отморозки и грелись. В результате вся фреска погибла. В некоторых местах вообще сдолбили все зачем-то. В голову не приходит, зачем это надо было какому-то придурку брать и сдалбливать лицо святого?
Психологически это необъяснимо. Больные люди, отравленные люди…
Я нашел двух моих друзей, которые решили восстановить этот приход. В прошлом году мы полностью восстановили главный купол, часовню, три тонны колоколов. Каждый из них имеет имя: святой Георгий – Юрий, 850 кг веса, святой Владимир, святой Павел… Каждый погибший космонавт имеет свой голос. И в этом году, 27 марта в день гибели Гагарина и Серегина, там собралось много людей. Каждый год приходит все больше и больше. Постоянно приезжает академия милиции из Владимира, с построением, с проходом маршем под знаменем. В этом году приехал из Загорска звонарь. По команде ударили все колокола. Так мы услышали голоса наших друзей, которые нас покинули. На сегодняшний день из двадцати космонавтов 1-го отряда осталось только четверо. 26% погибло, а остальные своим, естественным путем ушли.
‒А можете немного про Юрия Гагарина рассказать? Мы знаем его только по фотографиям… Он действительно был таким лучезарным? или это миф? Что за человек был?
‒ Нет, не миф. Первое впечатление всегда самое правильное. Наша первая встреча произошла 4 октября 1959 года, когда нас стали приглашать на конкурс… как мы в начале считали, летчиков-испытателей. Жили мы в Сокольниках в купеческих домах еще с печным отоплением. Когда я зашел в палату, то увидел молодого человека моих лет, он сидел он по пояс раздетый, пижама висела на спинке кресла, он что-то читал. Поднял на меня глаза, и они засверкали неестественно голубым цветом. Я никогда не встречал ни у кого такие глаза – голубые с изумрудным оттенком. И сам он улыбался, постоянно улыбался. У него было такое строение лица, кончики губ подняты кверху, отсюда впечатление, что он улыбается. Лицо излучало доброту, он был словоохотлив, ему хотелось все рассказать. Минут через 30 я уже знал про него все. Что он закончил Оренбургское летное училище, что летает на таких же самолетах, как и я, только он – на севере, что сейчас там наступает полярная ночь, что у него жена, дочка Леночка, ей уже 9 месяцев и ему очень-очень нужно быстро пройти комиссию и вернуться в Заполярье, чтобы получить 1 класс…
Полярный летчик, истребитель, летающий во всех условиях, – это же мечта! А читал он «Старик и море» Хемингуэя. Пятьдесят девятый год, – я только слышал об этой книжке. Я подумал: очень интересный парень. Мы целый месяц находились вместе. 15 октября выпал снег, мороз минус 15, и мы после шестнадцати часов, после прохождения всех экзекуций, в полушубках, в валенках, ходили в Сокольниках по парку и говорили обо всем. Были еще хорошие ребята с Заполярья, но не выдержали конкурса, их в полки вернули, а Юрий остался. Он казался ничем не приметным, но пройти мимо него было нельзя. Все равно остановишься и посмотришь. Простая речь, понятная и запоминающаяся, классический русский язык. Потом я понял, что это незаурядная личность: от природы наделен очень могучей головой, физически крепок, крепок внутренней энергией. 166 сантиметров рост, но при этом он играл в баскетбол и в волейбол в нападении, был необыкновенно прыгучим, резким. Постоянный капитан баскетбольной команды – и в техникуме, и в училище. Есть фотография, он стоит с мячом, следующий товарищ выше на полторы головы его, а капитан – Юрий Гагарин. У него с детства проявлялись организаторские качества. Сколько я ни встречался с его одноклассниками, все они говорили, что он схватывал на лету, отлично учился, при этом был трудолюбив, обязателен и очень предан дружбе. Это все в нем осталось. Очень хорошо о нем сказал Сергей Павлович Королев, который на многих писал характеристики: «умен, обаятелен, он является олицетворением вечной молодости нашей страны. Если дать ему надежное образование, то в ближайшее время мы услышим его имя среди выдающихся имен ученых нашего Отечества». Он мыслил, обладал ярким, системным анализом, при решении любой задачки.
‒ Как вы думаете, сейчас стоит вкладывать такие же средства, так же рисковать, как вы рисковали, чтобы изучать космос или нет?
‒ Мы не выиграем ничего от Олимпиады, тем более – от чемпионата мира по футболу. У всех это рентабельное дело, только не у нас. Почему мы самая могучая лесная держава, а у нас лесное хозяйство не прибыльное, а принесло убыток на 4 миллиардов долларов? Как это так можно? А в космосе – какую мы провели работу по разведке рыбных богатств! И в результате от всего этого отказались, сейчас у нас нет океанического рыболовецкого флота. Необходима прежде всего продуманная организация. А то, как у нас делается, за это надо брать и судить на месте. Канада вложила 700 миллионов долларов в космическую разработку, получили прибыль 3,8 миллиарда. Американцы среднестатистический доллар, вложенный в космос, возвращают тремя прибыли. Так стоит или нет? Стоит.
Леонов Алексей Архипович
(родился 30.5.1934, с. Листвянка Тисульского района Кемеровской области)
Летчик-космонавт СССР, военный летчик 1 класса, генерал-майор авиации, дважды Герой Советского Союза, Герой Социалистического Труда НРБ, Герой Труда СРВ, лауреат Государственной премии (1981), действительный член Международной академии астронавтики, действительный академик Российской акдемии космонавтики, сопредседатель Международной ассоциации участников космических полетов, к. т. н. (1981).
Образование: Окончил летную школу в Кременчуге и Чугуевское военное авиационное училище летчиков-истребителей. В 1968 году окончил Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского, в 1978 г. адъюнктуру академии Жуковского. В 1978 г. окончил школу летчиков-испытателей (вертолеты).
Космос: В марте 1960 г. зачислен в отряд космонавтов. Совершил 2 космических полета (1965, 1975). Впервые в истории человечества вышел в открытый космос (18 марта 1965 г). Прошел подготовку к полетам на Луну. С 1974 г. был зам. начальника Центра подготовки космонавтов им. Ю. А. Гагарина, командиром отряда космонавтов. Второй космический полет совершил 15—21 июля 1975 года в качестве командира космического корабля Союз-19. Во время полета была осуществлена стыковка с американским космическим кораблем Apollo и совместный полет (первая международная орбитальная станция) в течение 2 суток.
В 1992—1993 гг. был директором Космических программ фирмы «Четек».
Награжден золотой медалью им. К. Э. Циолковского АН СССР, 2 большими золотыми медалями «Космос» (FAI). Его имя носит кратер на обратной стороне Луны.
Член Союза художников СССР. Вместе с В. И. Лебедевым написал книги: «Восприятие пространства и времени в космосе», «Психологические проблемы межпланетного полета», «Выхожу в космос», «Солнечный ветер».
С космонавтом Алексеем Леоновым
беседовал Андрей Кульба
13 декабря 2011 г.
