Старцы и старицы. Кто они ? Люди или ангелы ?



Старец Филофей

Продолжаем знакомить читателей с главами из книги английского православного богослова Германа Мидлтона «Драгоценные сосуды Святого Духа: Жизнеописания и духовные советы современных греческих старцев» (Фессалоники, 2003).


Старец Филофей (Зервакос)

Блаженный старец Филофей (Зервакос) родился в мае 1884 года в небольшой деревне Пакиа в Пелопоннесе.

Его благочестивые родители Панайотис и Катерина дали ему в крещении имя Константин.

С раннего возраста Константин был богобоязненным ребенком и ежедневно посещал церковь.

В его автобиографии есть рассказ, свидетельствующий о том, с какой остротой переживал маленький мальчик бывшее ему как-то раз видение: «Когда мне было лет восемь или десять… дьявол появился передо мной в старых залатанных одежде и обуви, с ужасным лицом и рогами на голове. Он стоял в 25 или 30 футах от меня и бросал камни; они падали рядом со мной, но не попадали в меня».

Когда Константин закончил общеобразовательную школу, родители отдали его в педагогическое училище. В 17 лет он стал учителем.

Юноша хотел отправиться в Америку, чтобы там преподавать в школе при одном из греческих приходов. Но Бог судил иначе. Прочитав жития святых Варвары, Иоанна Дамаскина, Антония Великого и другие, Константин ощутил божественную сладость в сердце, так что оно загорелось горячей любовью к Богу и всему божественному.

Целыми днями, вспоминая жития, он вновь и вновь переживал страдания мучеников за веру и сладостную тишину пустынножительствующих монахов. Ум его был занят только мыслями о Боге и небесном. Так проснулось в нем стремление стать монахом.

Он открыл свое желание матери, и в ту же ночь ему явились демоны в виде фантастических чудовищ, которые угрожали убить его, если он не оставит своего намерения вступить на путь монашеской жизни.

Объятый страхом, Константин призвал на помощь Богородицу.

Внезапно Ее икона спустилась с неба – и демоны исчезли.

Когда икона начала подниматься, демоны вернулись, еще более яростные.

Так происходило дважды.

На третий раз Константин схватился за икону и не отпускал ее до тех пор, пока не пришел в себя.

Очнувшись, он простоял, весь дрожа, до самого утра.

С того времени Константин стал бояться выходить из дома, когда становилось темно. Чувство своего призвания к монашеской жизни, в первый раз им почувствованное, постепенно слабело. В то же время мирское искушало его, но Бог не оставлял его и хранил, хотя юноша и отступился от своего желания оставить мир.

Вскоре он стал учителем в соседней деревне Поиникион. Кроме работы в школе, он много времени проводил, играя на скрипке, мандолине и гитаре. По просьбе жителей юноша, обладавший прекрасным голосом, на рыночной площади декламировал стихи, и те даже дали ему прозвище «соловей». Однажды он гостил у друга.

Его взгляд упал на книгу в прекрасном переплете, называвшуюся «Бриллианты рая», – сборник житий святых и прочих духовных произведений.

Константин, сердце которого снова воспламенилось любовью к Богу, взял книгу и немедленно пошел домой, чтобы прочесть ее. Ощутив опять прикосновение благодати, он решил оставить все мирское – музыку, общение с людьми и все, что связывало бы его с миром.

Мысли о смерти и о том, как его душа предстанет на Страшном суде, особенно подействовали на него.

Константин продолжал учительствовать и имел сильное влияние на чуткие сердца своих учеников. Он говорил: «Мне хотелось, чтобы вера и страх Божий так прижились в их сердцах, чтобы родители увидели их ангелами Божиими».

Когда юноша вступил на путь благочестия, став примером и для ближних, вновь вернулись к нему демоны, с новой силой принявшиеся мучить его.

В его автобиографии множество выразительных описаний его сражений с ними. После одной такой битвы он рассказывал: «Я очутился там, где обитали демоны.

Я видел множество нечистых духов, которые работали, словно в цеху, изобретая всяческие ловушки для улавливания людей». В конце концов он победил страх темноты и боязнь демонских атак, помышляя о том, что Бог, пекущийся о нем днем, без сомнения, не оставит его и ночью.

С возросшей верой и дерзновением он начал посещать по ночам часовни, расположенные в глухих деревушках, молясь в то время, пока мир спал. И каждый раз, когда на него набрасывались демоны, он молился Богородице, и Она приходила ему на помощь.

Призвание к монашеской жизни, которое он явственно ощущал, усиливалось в нем. Но родители препятствовали его желанию оставить мир, особенно отец, грозивший наложить на себя руки.

В поисках обители, которая стала бы для него домом, Константин странствовал босой, без всяких вещей, только с Библией и сменой одежды в котомке за спиной. Так прибыл он в Патру, уставший и совсем разбитый. Здесь отец Евсевий (Матопулос) посоветовал ему вернуться, чтобы исполнить свой долг перед родиной – пойти в армию: «отдать Цезарю цезарево» и лишь потом послужить Царю Небесному.

В 1905 году в возрасте 21 года Константин приехал в Афины, где и был призван на военную службу. В течение двух с половиной лет военной службы он имел возможность продолжать свое образование по вечерам. Также он посещал проповеди отца Евсевия, который также переехал в Афины.

Пока Константин служил в Афинах, у него была счастливая возможность познакомиться и проводить время с Александром Мораитидисом[1], Александром Пападиамантисом[2], святым Николаем (Планасом) и святителем Нектарием Пентапольским.

Закончив военную службу, Константин спросил святителя Нектария, где начать ему монашескую жизнь. Отец Нектарий ответил: «Цель твоя благая, я советую тебе поступить в Лонговардский монастырь в Паросе, где братия добродетельна и многочисленна».

Но 23-летний Константин, стремясь осуществить желание многих лет своей жизни, отправился на север, на контролируемую турками территорию Македонии, и в частности на Святую гору Афон.

Приехав в Фессалоники, он тотчас же отправился поклониться мощам святого мученика Димитрия, которого очень любил и перед которым благоговел. Вскоре турки схватили его и обвинили в шпионаже.

Благочестивый молодой человек был осужден на смерть секретарем паши, но паша, ссылаясь на то, что все обстоятельства дела ему неизвестны, не утвердил приговор. Он отпустил юношу, выслав его обратно в Афины.

Только через несколько лет узнал Константин, почему паша помиловал его. Друг его, с которым он путешествовал в Салоники, поведал ему историю, слышанную от паши, которая все и прояснила.

Вот рассказ паши. «Однажды утром я мирно спал, вдруг святой Димитрий явился мне, одетый в генеральскую форму и с оружием.

Он строго посмотрел на меня и приказал: “Немедленно вставай! Оденься, надень обувь и иди в такое-то место города, чтобы освободить молодого человека, который без суда и следствия был осужден на смерть твоим личным секретарем.

Когда ты освободишь его, посади его на пароход “Микали”, стоящий в порту и готовящийся отплыть в Грецию”. Я поторопился тут же освободить молодого человека и отправить его в Грецию».

Константин раскаялся в своем непослушании святителю Нектарию и, наконец, направился в Лонговардский монастырь, где игумен и братия приняли его с великой любовью и радостью.

Через семь месяцев после поступления в монастырь, в декабре 1907 года, он был пострижен в малую схиму с наречением имени Филофей, что значит «любящий Бога», а на следующий день посвящен в диаконский сан.

С благословения своего духовного отца через несколько лет, в 1910 году, отец Филофей совершил паломничество на Святую гору. Он свел там несколько душеполезных знакомств, но был разочарован общим духовным состоянием афонцев. Возвращаясь через Фессалоники, отец Филофей снова был арестован турками по подозрению в шпионаже.

И снова святой Димитрий пришел к нему на помощь.

Отец Филофей вернулся в Лонговарду, где в апреле 1912 года был рукоположен в священнический сан, а в октябре следующего года был возведен в сан архимандрита.

Это возведение ознаменовало важное изменение в жизни отца Филофея: он стал принимать исповедь и произносить проповеди на Эгинских островах, а позже и в Афинах, на Пелопоннесе и в других частях Греции. В марте 1924 года он совершил большую поездку, исповедуя людей и проповедуя в южной Греции, на Крите, в Палестине, Аравии, Египте и на горе Синай.

Отец Филофей был сильно взволнован посещением Святой Земли и потом убеждал христиан совершать паломничества именно туда, а не ездить по Европе.

В тот же год поднялось великое смущение в Церкви из-за нововведения – григорианского календаря, принятого в 1923 году Константинопольским патриархом Мелетием (Метаксакисом), а в 1924 году – Синодом Элладской Церкви.

Разделение, возникшее в связи с нововведением, повреждало отношения между православными христианами, придерживавшимися традиционного и нововведенного календарей, они настраивались друг против друга.

Все это причиняло старцу большие страдания, и он молился о восстановлении традиционного церковного календаря и о примирении обеих групп.

Даже после этого старец не отделялся от своего епископа из-за изменений, но и не придерживался нового календаря, оставаясь одним из самых откровенных противников нововведения. До конца своих дней старец уверял, что, хотя причиной разделения явилось введение григорианского календаря и единственный путь к объединению – возвращение к юлианскому календарю, ни одна из сторон не лишена заблуждений и обе подпадают под различные анафемы[3].

«Сорок лет я просил и продолжаю просить Бога утишить эту ужасную бурю, это бурное море в церковной среде, принести мир, и однажды ночью невидимый голос сказал: “Своевольным посланы Богом искривленные стези”. Я надеюсь, и молюсь, и умоляю Небесного Отца просветить церковных лидеров перестать нападать друг на друга, но примириться и вернуть Церкви православный календарь, данный нам отцами».

В 1930 году, когда Иерофей, игумен Лонговарды, скончался, архимандрит Филофей был избран на его место. Ему было тогда 46 лет, но он отличался величайшим благоговением, непоколебимой верой в Бога, любовью к трудам, смирением и ревностью к церковным традициям, и многие почитали его за святого подвижника.

В дополнение к своим увеличившимся обязанностям в монастыре, отец Филофей продолжал совершать миссионерские поездки в другие части Греции для проповеди и духовного окормления народа Божия.

Во время итальянской и германской оккупации (1941–1944) он неустанно трудился, помогая бедным и голодающим Пароса. От 150 до 200 жителей острова ежедневно получали пищу в монастыре, и если бы не поддержка обители, от голода могли бы умереть около 1500 человек.

Отец Филофей заступился перед немецким комиссаром острова за 125 молодых греков, приговоренных к смерти. Комиссар, не желавший уступать, был вынужден согласиться, когда отец Филофей предложил, чтобы и его казнили вместе с приговоренными.
После войны отец Филофей продолжал свою миссионерскую деятельность.

Несколько раз в год он отправлялся на разные острова и в множество деревень и городов северной и южной Греции, учил, увещевал и исповедовал…

Кроме управления Лонговардским монастырем, он поддерживал и некоторые женские обители. В своей автобиографии он пиал, что во время этих миссионерских поездок «бывал так утомлен, что замертво падал в постель, помышляя, что никогда уже не встану на ноги, но умру или, изнуренный болезнью, буду много дней лежать бездвижен и бездеятелен. Но каждый раз, просыпаясь утром, я чувствовал себя исцеленным и совершенно здоровым.

Это поражало меня и помогало сознавать свою ничтожность и слабость вкупе с силой благодати Божией (без которой мы ни на что не способны)».

В добавление к дарам исповеди и проповеди, отец Филофей обладал писательским даром. В письме к нему Такис Папатсонис похваляет его, отмечая, что его «писательский дар может сравняться с изящными трудами образованных отцов Церкви». Отец Филофей был плодовитым писателем.

Он издал лишь девять книг, хотя им написано огромное количество статей, брошюр и около десяти тысяч писем духовного содержания к духовным детям по всему миру.

Блаженный старец писал, чтобы поддержать народ Божий в борьбе за свою веру и призвать оставаться верными священному Преданию, унаследованному от отцов Церкви.

Старец Филофей продолжал укреплять и наставлять народ Божий до самой своей смерти. За несколько недель до кончины его посетил архимандрит Дионисий, игумен монастыря Симонопетр, один из его духовных чад. Он выслушал последнюю исповедь отца Филофея, а на следующий день старец причастился святых Христовых таин.

Он скончался вскоре после этого, 8 мая 1980 года.
После его кончины люди из всех концов Греции восхвали в надгробных речах его добродетели. Игумен Гавриил (1886–1983), настоятель монастыря Дионисиат на Святой горе, написал одно из самых прекрасных и трогательных прощальных слов: «Двенадцать дней назад наставник нашего духовного круга уснул вечным сном – учитель и руководитель тайноводственной жизни нашей державы, преподобнейший отец Филофей, гордость монашества…

Три четверти века он провел, уча народ благими делом и словом, столь необходимыми каждому православному христианину. Я не могу найти слов, достойных великого проповедника покаяния и неизреченного столпа Православия».


________________________________________
[1] Мораитидис Александр (1850–1929) – известный греческий филолог, писатель, драматург. Принадлежал к той части греческой интеллектуальной элиты, которая осталась верной Православию.
[2] Пападиамантис Александр (1851–1911) – известный греческий писатель, верный сын Православной Церкви.
[3] Он писал, что, с одной стороны, «новый календарь не был введен в Православной Церкви ни Вселенским Собором, ни Поместным Синодом. Напротив, Константинопольский патриарх Мелетий (Метаксакис), который был масоном 33-го градуса, совместно с шестью неправославно мыслящими иерархами, ввели календарь неканонично и незаконно, показывая свое неуважение к Православной Церкви и традициям святых апостолов и святых отцов». С другой стороны, уважая группы старостильников, отделившихся от официальной Церкви, старец писал, что они также подпадают под анафему как нарушающие и презирающие великую заповедь любви: «Они презрели ее, нарушили ее, отбросили, ненавидят друг друга, угрызают друг друга, набрасываются друг на друга». Он особенно печалился о том, что «некоторые ревнители старого календаря верят и утверждают, что таинства без календаря недействительны и без календаря нет спасения. Величайшая ересь, какой еще не бывало!»

Герман Мидлтон

Перевел с англ. Василий Томачинский

3 апреля 2007 года

http://www.pravoslavie.ru/put/3124.htm



Жизненный подвиг схимонахини Рафаилы

О силе веры

Схимонахиня Рафаила († 2005)

Из агиографической литературы, посвященной христианским подвижникам, мы с удивлением узнаем о различного рода подвигах, творимых праведными людьми во славу Божию, но при этом нередко думаем: все это происходило в иные времена, когда и вера была горячее, и люди были другими.

Однако не случайно преподобный Серафим Саровский говорил, что если иметь веру, как у святых отцов, в прежние века просиявших, то и дела бы творили такие, какие творили они.

Иногда рядом с нами живут люди удивительной веры и благочестия – носители образа Христова, а мы, увы, не замечаем их. А если и замечаем, то не задумываемся над тем, что же движет ими и откуда у них такие обильные дары Святого Духа, преображающие и их самих, и людей, соприкасающихся с ними, и плоды их земных трудов.

С обывательской точки зрения – сенсация: женщина-инвалид, с девяти лет скованная параличом, ростом с ребенка, весившая всего 25 кг (перед кончиной – 16), неспособная передвигаться, страдающая от целого «букета» заболеваний внутренних органов, на развалинах заброшенного в лесу тубдиспансера создала женский монастырь, снискала авторитет мудрой игумении, устроительницы, педагога, духовно одаренной старицы.

С точки же зрения евангельской – своего рода норма, утвержденная Господом: «Сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 12, 9).
И как зримый образ этой духовной силы почившей схимонахини Рафаилы – белокаменная обитель и тянущийся к небу 50-метровый красавец собор: на фоне янтарного соснового леса, уходящего за горизонт, он как небесная свеча, устремленная в вечность…

Знакомство с матушкой

Митрополит Киевский Владимир как-то сказал: «К сухому колодцу народ не идет… Но лишь к колодцу, который наполнен водой, источнику, который действует, который живит, – к нему приходит и к нему собирается народ». Помню, как летом 2001 года, во второй раз приехав в новосозданную обитель во имя великомученицы Анастасии Римляныни, видел как дети, выйдя из паломнического автобуса, выстроились перед входом в келью матушки Рафаилы, чтобы принять благословение настоятельницы, тяжко страдавшей от болезней.

Узнав о приезде детей, она попросила вынести ее на крыльцо, и ее лицо, источающее любовь, светилось радостью, которая тут же передалась всем присутствующим. Так она поступала всегда.

Знакомство же со схимонахиней Рафаилой состоялось годом раньше, когда в первый раз приехал в открывшуюся по благословению епископа Житомирского и Новоград-Волынского Гурия женскую обитель.

Тогда еще не было ни монашеских келий с домовым храмом преподобного Сергия, ни огромного собора, ни каменной ограды, обрамляющей монастырь, ни многочисленных хозяйственных построек. Сам владыка Гурий на журналистскую просьбу посетить какой-нибудь из действующих монастырей, ответил: «Поезжайте в Малеванку, к матушке Рафаиале. Не знаю, правда, как в ней душа держится…»

Она сидела на детской застеленной кроватке, опираясь на стол, перебирая сухими руками четки. И голос ее, ясный и звонкий, и взгляд, лучистый и ласковый, и манера вести беседу, простую, бесхитростную, и вся атмосфера кельи с божницей и горящей лампадой, с обилием домашних растений – с первых минут создавали впечатление, что знаешь этого человека давно и что человек этот тебе близок, потому что он тебя любит и ты ему дорог.

Как-то исподволь, непринужденно завязалась беседа. Тогда же матушка поведала некоторые факты своей биографии. Рассказала, как в девятилетнем возрасте заболела корью, как отец отвез ее в больницу, как делали ей уколы, после которых вдруг тело ее обездвижилось, так что из больницы мама выносила ее уже на руках.

Врачи предрекали скорую смерть, но милостью Божией она осталась жить, и тогда уже в детском сердце родилось у маленькой Нины непреодолимое желание «стать монашечкой». Господь, очевидно, предвидел в юной немощной отроковице будущий светильник Церкви Христовой.

Беседа то и дело прерывалась телефонными звонками. Матушка с кем-то обсуждала марку кирпича и цемента, словно профессиональный прораб-строитель, и я дивился: откуда ведомы ей секреты строительной науки? Потом попросила подменить кого-то на кухне, мол, сестра устала; осведомилась о самочувствии лежачих матушек: тогда в обители было несколько инокинь, прикованных к постели.

И я не заметил, что уже не задаю журналистских вопросов, а сам как бы исповедуюсь, рассказываю матушке о своей жизни. Потом я понял, что в этой кажущейся простоте общения – благодатный дар старчества, когда духовное лицо в состоянии воспринять чужие душевные немощи как свои личные, разделив бремя чужих проблем.

Позже узнал, что к матушке стремится духовенство, монашествующие и миряне за разрешением разного рода вопросов, проблем и молитвенной помощью. И по вере своей получают просимое…

Схимонахиня Рафаила лежала в киевской больнице, где врачи уже несколько дней сражались за ее жизнь. Но Господь уже призывал к Себе страдалицу.

В это же время в российской Самарской епархии вышла статья о матушке Рафаиле: так далеко разошлась добрая весть о новосозданной обители и ее чудесной настоятельнице. Автор, не зная о ее кончине, уже вещал православному миру о новой подвижнице.

Игумен Иоанн

34-летний игумен Иоанн, духовный воспитанник схимонахини Рафаилы, священник обители, последние годы носил матушку на руках, выносил на прогулки и в храм на богослужения, сопровождал в паломнических поездках и на лечение в Крым, куда уже тяжело болевшую монахиню направляли врачи.

«Это мои руки, это мои ноги», – говорила она об отце Иоанне с любовью. Но можно лишь догадываться, какое духовное родство связывало старицу и ее духовное чадо.

Преуспевающий выпускник факультета иностранных языков, он был увлечен изучением немецкой филологии, читал в оригинале немецких классиков; ему рекомендовали аспирантуру и прочили блестящую научную карьеру. Он, как сам выразился, буквально горел жаждой знаний… до прихода в монастырь и знакомства с матушкой.

«Я вдруг с испугом обнаружил, что совершенно утратил интерес к своей ученой специальности, – поведал отец Иоанн. – Но, удивительно: одновременно во мне родилось и вспыхнуло какое-то непреодолимое влечение ко всему церковному. И я, как губка, начал впитывать все из духовного мира.

Так матушка Рафаила стала моей сотаинницей и духовным наставником, как-то исподволь, естественно, без всякой договоренности. Помню, на одной из первых встреч я увлеченно читал ей стихи кого-то из немецких классиков: с ней можно было говорить на любые темы. “Прекрасные стихи, – сказала матушка, а потом улыбнулась и добавила: – Но на мытарствах они тебе не понадобятся”. Так незаметно она открыла во мне призвание к монашеству и служению Церкви Христовой».

Монастырь

В 1998 году матушка смертельно заболела и по благословению епископа Гурия постриглась в великую схиму с именем Рафаила. И произошло чудо: матушка выжила.

А вскоре житомирские власти передали под строительство женского монастыря аварийные здания санатория, находящегося в сосновом бору. Господь словно бы экзаменовал Свою рабу перед новым послушанием – создать еще одну обитель Христову.

Сейчас в монастыре идет строительство собора. При закладке фундамента в Житомир приехала мать одного дипломата: она не только привезла пожертвования, но и лично руководила строительными работами.

Когда заканчивались деньги, схимонахиня Рафаила обращалась с молитвами к Богу, Богородице и всем святым. И на следующий день внезапно появлялись желающие внести пожертвование монастырю или помочь в строительных работах. Так, благодаря молитвам матушки-настоятельницы, продолжалось строительство собора.

Кончина

В киевскую больницу матушку сопровождал отец Иоанн, несколько суток не отходивший от нее, молясь о всеми «любимой матусе». В больнице института им.

Шалимова ей была сделана сложная операция по удалению желчных камней и желчного пузыря. Через несколько дней состояние больной стабилизировалось, но потом неожиданно открылось внутреннее кровотечение.

Из института гематологии был вызван профессор медицины, протоиерей Михаил Суховий.

Он привез редкий и очень ценный препарат для свертывания крови.

«К сожалению, мы не успели вскрыть дорогостоящую ампулу с лекарством, – рассказал отец Михаил. – У матушки останавливалось дыхание, а потом произошла остановка сердца.

Это была воистину праведная кончина, тихая и мирная. Кончина праведника».

Она преставилась ко Господу 16 декабря 2005 года, когда в храмах уже начиналась полиелейная служба в память великомученицы Варвары, и была похоронена на монастырском кладбище созданной под ее руководством Анастасиевской обители 19 декабря, в день памяти святителя Николая Чудотворца.

В моем журналистском блокноте множество воспоминаний о матушке Рафаиле, немало рассказов об исцелениях по ее молитвам, о ее прозорливости. Наверняка все они, наряду с другими, будут собраны в книге о жизни схимонахини Рафаилы, которую непременно издадут в монастыре.

Вот один из случаев, поведанный мне отцом Иоанном.

В Крыму на лечении матушке предложили посетить зоопарк. Матушка очень любила животных и часто напоминала, что после грехопадения праотцев «всякая тварь стенает и мучится».

Она имела к животному и растительному миру особую великую любовь. Никогда в жизни не была она в зоопарке, и все ее удивляло и поражало.

Она впервые видела такое количество диких зверей. «Мы остановились у клетки львов, – рассказывал отец Иоанн. – У хищников взгляд как бы стеклянный, безучастный, как у всех кошачьих. Кажется, что они нас не видят или смотрят “сквозь” стоящих перед клеткой людей.

Я смотрел на огромную львицу, держа матушку на руках. И вдруг я увидел, что у львицы взгляд стал каким-то осмысленным, внимательным, очень выразительным, кротким, будто хотела сказать что-то этим взглядом, исполненным грусти и страдания. И я понял, что смотрит она на матушку. А матушка в свою очередь смотрела на львицу, и по щекам у нее катились слезы».

У могилы

Перед отъездом я сидел на скамье у могильного холмика, укрытого шелковистой травой, с нежными букетами цветов, приносимых сюда ежедневно, под сенью огромного деревянного восьмиконечного креста с негасимой лампадой. Вот перед службой к могиле подошли послушницы, сделали несколько великих поклонов, испрашивая благословения, и удалились.

Мирно, покойно, тихо.

Я склонился к кресту, прочел надпись на табличке: «Здесь тлеет сердце, которое часто билось от неописуемой радости, часто страдало от скорби безмерной: его радость была о Господе, а печаль – о грехах и немощах своих. Прохожий, здесь учись жить и умирать!»

Как я узнал позднее, эти слова были написаны самой матушкой при жизни и завещаны быть помещенными над ее могилой.

Сергей Герук

9 марта 2007 года

http://www.pravoslavie.ru/put/3034.htm


Старец Епифаний


Старец Епифаний

Продолжаем знакомить читателей с главами из книги английского православного богослова Германа Мидлтона «Драгоценные сосуды Святого Духа: Жизнеописания и духовные советы современных греческих старцев» (Фессалоники, 2003).

Блаженный старец Епифаний (Теодоропулос) родился 27 декабря 1929 года в маленьком городе Ворназион на юго-востоке Пелопоннеса. Благочестивые родители Иоанн и Георгия нарекли своего первенца Этиоклисом и окружили его заботливым вниманием.

Но мальчик с ранних лет сторонился мирского.

Все свои помыслы он сосредоточил на Христе, следуя благочестивому примеру матери и тети. (Тетя Александра имела особенно сильное влияние на жизнь старца, о чем он часто вспоминал в зрелые годы. Она деятельно участвовала в воспитании и начальном образовании мальчика, а позже, когда отец Епифаний, будучи уже архимандритом, служил в Афинах, была ему верной помощницей.)

Когда мальчику было два года, он говорил, что хочет стать священником и, накидывая на плечи простыню, играл в богослужение. С пяти лет он регулярно ходил на богослужения в местную церковь, постился и готовился к святому причастию так, как Церковь предписывает взрослым.

Однажды в воскресенье тетя, заботясь о его здоровье (а мальчик был очень худ в то время), хотела напоить его стаканом молока до литургии. Этиоклис, весьма огорчившись, вскричал:

«Мы должны идти в церковь с полным животом?!

Как мы будем молиться?

Как мы примем антидор?

Мы что, идем только слушать службу?»

Мальчик часто приходил в церковь до прихода священника. Так, однажды в воскресенье деревенский священник, пришедший в храм рано утром, чтобы приготовить все для литургии, открывая дверь, испугался: в притворе, в темноте он различил чьи-то глаза, пристально глядевшие на него.

Поразмыслив, священник отправился к родителям Этиоклиса узнать, не он ли ждет его в храме. Услышав, в чем дело, тетя Этиоклиса рассмеялась: «Верно, батюшка, это Этиоклис, он ждет вас в церкви с разожженным углем для кадила!».

Как-то вечером, узнав, что его тетя собирается идти на раннюю литургию в одну из часовен недалеко от деревни, Этиоклис принялся просить, чтобы его взяли тоже.

Мальчика уверяли, что его обязательно разбудят, но юный Этиоклис заподозрил, что взрослые не сдержат своего слова, как потом и вышло. Ревнуя о службе церковной, мальчик решил спрятать тетины туфли, чтобы вынудить родственников разбудить его и взять с собой.

Когда Этиоклис достиг школьного возраста, его отдали в школу ближайшего городка Каламата. Он был прилежным учеником, ему нравились все предметы, кроме математики.

Он сказал как-то тете: «Зачем мне математика?

Разве я собираюсь стать торговцем?

Я хочу стать священником!»

Он отличался любовью к учебе и легким характером. Учителя и товарищи по достоинству оценили его, а впоследствии ему не раз давались ответственные поручения.

Этиоклис тратил свои время и силы не на обычные для молодого человека занятия, а на чтение Святого Писания и творений отцов Церкви. Он начал свое богословское образование самостоятельно, еще будучи учеником средней школы, а позже углубил и развил свои познания, повторяя потом не раз, что не университет создает знатока, а его «кресло», имея ввиду самообразование.

Не забывал Этиоклис и о духовном совершенствовании, и много времени отдавал не только церковным службам, но и посещению, как он говаривал, православной «аристократии» – монастырей. Так, часто бывал он в монастыре Вулкану, расположенном недалеко от Каламаты.

В 1949 году Этиоклис, успешно закончив обучение в Каламате, переехал в Афины. Он поступил в богословскую школу при Афинском университете, но, имея великую жажду к знаниям, не ограничился изучением богословия. Следуя примеру каппадокийских отцов и других великих подвижников Церкви, Этиоклис читал греческих и зарубежных авторов – философов, поэтов, историков, филологов и апологетов, древних и современных.

Чтобы еще больше расширить свои познания, он посещал лекции по юриспруденции, философии и медицине. Многие профессора, усмотрев в нем умственные дарования, убеждали его продолжить обучение за границей, чтобы впоследствии заняться преподаванием в университете.

Этиоклис отказался, не желая пожертвовать величием священства ради мирского пути учительства. Поездке за границу для продолжения обучения он предпочел совершенствование в «науке» духовной жизни и «университет» монастыря.

Он был убежден, что каждому, кто готовится стать священником (и особенно священником-целибатом), необходимо пожить в монастыре, чтобы лучше приготовиться к пастырскому служению. В Афинах Этиоклис часто посещал монастырь Лонговарда на острове Парос. Игумен монастыря, блаженный старец Филофей (Зервакос), был его духовным отцом до своей кончины в 1980 году.

Любимейшим занятием Этиоклиса было изучать Святое Писание. Он проштудировал весь текст Ветхого и Нового Завета три раза в течение года. Впоследствии он постоянно ссылался на Писание, а книги Ветхого и Нового Заветов стали главным источником, откуда он черпал материал для своих речей и посланий.

Когда его спрашивали, что бы он стал изучать, если бы у него не было возможности получить богословское образование, он отвечал: медицину, потому что медицина наиболее человеколюбивая из наук, или юриспруденцию, потому что адвокат имеет возможность влиять на общество, отстаивая дело добра и защищая невиновных.

В ноябре 1956 года детская мечта Этиоклиса сбылась: он был рукоположен в диаконский сан митрополитом Этолийским и Акарнанским Иерофеем с наречением именем Епифаний. В том же году он издал свою первую книгу – «Святое Писание и злые духи». Этот год он провел в основном в Каламате, где он, продолжая изучать отцов Церкви, в то же время имел возможность общаться с выдающимися церковными деятелями того времени.

Своего 25-летия – возраста, требуемого, согласно канонам, для поставления в сан диакона – отец Епифаний ждал терпеливо. Он всегда был очень строг в точном следовании канонам Церкви, особенно когда дело касалось его самого, да и в своем пастырском служении никогда не прибегал к икономии.

Тем, кто обвинял его в фарисейском отношении к святым канонам, он отвечал: «Отвергающие каноны отвергают тем самым дар Святого Духа, данный Церкви». Его твердость в следовании канонам основывалась на благоговеянии и послушании Духу Святому, изрекшему эти каноны, и святым отцам, записавшим их.

В 1961 году отец Епифаний был рукоположен в сан священника митрополитом Элевферупольским Амвросием. Следуя примеру апостола Павла, отец Епифаний старался служить Церкви не за мзду и прибыль. А чтобы иметь средства к существованию, он редактировал книги для издательства «Астир».

Один из его духовных чад однажды посоветовал ему оформить церковный страховой полис, чтобы иметь возможность получать пенсию. Отец Епифаний отверг предложение, веря что Бог, как благой и верный «Работодатель», не оставит своего «трудника» без мзды.

Старец Епифаний желал служить Церкви тихим и незаметным образом. Его желание осуществилось, и он был направлен для служения в маленькую часовню Трех Святителей в центре Афин. Здесь он ревностно трудился для народа Божия как духовник. Несмотря на строгость его духовных советов, люди разного ранга прибегали к его духовному руководству и утешению. Он сострадал всем, приходящим к нему, и труды эти наполняли его душу миром.

Но он послужил Церкви не только на священнической стезе. Старец Епифаний написал 22 книги и множество статей. К его мнению прислушивались и епископы и священники, и монахи и миряне, жаждущие разрешения множество современных богословских и этических вопросов.

Верующие очень уважали его и много раз предлагали стать епископом, но эту честь он всегда отвергал.
Хотя старец и прожил большую часть жизни в центре Афин, он сумел сохранить строгий устав молитвы. С утра, после прочтения утренних молитв, он начинал утреню канонами из Минеи и книги «Параклитики»[1].

Когда утреннее правило молитвы было закончено, он принимался за ученые занятия или писал, а после приступал к пастырскому труду – принимал одних, посещал других – смотря по нуждам дня.

Его работа прерывалась скромной трапезой, во время которой он часто принимал страждущих его пастырского увещевания или отвечал на их телефонные звонки. Около пяти вечера он начинал вечернее богослужение – вечерню и после нее молебный канон. Затем он отправлялся в часовню Трех Святителей, где принимал исповедь; потом посещал больных в больницах.

Возвратившись домой, он обычно заставал уже ожидающих его верующих, вновь отвечал на телефонные звонки. После позднего ужина прочитывалось малое повечерие и акафист Богородице, затем старец Епифаний ложился спать.

Засыпал он с трудом, страдая бессонницей. Бессонница порой бывала настолько мучительной, что старец принимался молиться о помощи Божией.

В одну из бессонных ночей он открыл Новый Завет, ища какого-либо объяснения своих страданий. Его взгляд тотчас упал на стих Второго послания апостола Павла к коринфянам: «Послано мне было жало в плоть мою, послан был слуга сатаны терзать меня, дабы я не вознесся чрезмерно» (2 Кор. 12: 7).

Старец Епифаний был благодарен Богу за ответ на его молитвы, теперь он знал, что его страдания попущены Богом. Еще дважды он, будучи на пределе сил своих, молил о помощи Божией и, открывая Новый Завет, немедленно получал подобный ответ. Не дерзая просить об этом в четвертый раз, он терпел.

В 1976 году, побуждаемый своими духовными чадами и с их помощью, старец Епифаний основал святой исихастирион Матери Божией (Кахеритомени) в Тризине на Пелопоннесе, в нескольких часах езды от Афин. Его надежды на устроение места монашеских подвигов для тех своих духовных чад, кто стремился к монашеской жизни, осуществились. Он продолжил свое служение в миру, деля свое время между Афинами и монастырем.

Спустя немного времени по основании монастыря здоровье старца стало ухудшаться: сказалась его строгая к себе жизнь. Старец страдал от болей в желудке: ему был поставлен диагноз – желудочные кровотечения, которые могли перейти в рак. В декабре 1982 года он был вынужден лечь в больницу на операцию.

Операция была тяжелой, старцу удалили три четверти желудка. Здоровье старца все слабело, он оставался в постели, не имея сил даже сесть. Отдав распоряжения о похоронах и погребении, он духовно приготовил себя к кончине. В четыре часа 10 ноября 1989 года в возрасте 58 лет он предал свою душу в руки Божии.
________________________________________
[1] «Параклитики» – книга, содержащая недельный круг литургических молитв, а также песнопения дней воскресных и будничных. При этом молитвы и песнопения понедельника посвящены ангелам, вторника – Иоанну Предтечи, среды и пятницы – святому Кресту, четверга – апостолам и святителю Николаю, субботы – мученикам и усопшим.

Герман Мидлтон

Перевод с англ. Василия Томачинского

20 февраля 2007 года

http://www.pravoslavie.ru/put/2960.htm



Старец Амфилохий


Мы начинаем публикацию жизнеописаний современных греческих духовников. Серию открывает житие старца Амфилохия (Макриса), взятое из книги Г. Мидлтона «Драгоценные сосуды Святого Духа. Жизнеописания и духовные советы современных греческих старцев» (Фессалоники, 2003)

Блаженный старец Амфилохий (Макрис) родился 13 сентября 1889 года на святом острове Патмос, том самом, где по откровению Божию евангелист Иоанн записал последнюю книгу Нового Завета – Апокалипсис.

Богобоязненные родители Эммануил и Ирина дали сыну во святом крещении имя Афанасий. Как и многие старцы и святые Православной Церкви, Афанасий вырос в большой крестьянской семье.

Семейные предания говорят о благочестии его предков и о том, что божественная благодать не раз ниспосылалась на них. От материнской утробы маленький Афанасий проникся православным духом и потому по средам и пятницам отказывался от груди.

Пяти лет от роду он решил убедить свою крестную, которая только что была помолвлена, отказаться от брака и провести оставшуюся жизнь в девстве. Афанасий оберег себя от ловушек мира и в семнадцать лет окончательно решил поступить в монастырь.

Родители с радостью дали ему свое благословение, и в марте 1906 года юный Афанасий стал послушником монастыря святого Иоанна Богослова на острове Патмос. Старшая братия сразу полюбила его, и, возрастая в подвиге и добродетели, он был пострижен в рясофор в августе того же года с наречением Амфилохием.

Молодой монах Амфилохий был очень строг к самому себе. Сокрушаясь о множестве своих немощей, он изобретал способы борьбы с греховными прилогами, стремясь стяжать благодати Духа Святого. Особенно он был умерен в употреблении пищи и во время трапезы вкушал не более десяти кусочков, в постные же дни – семь или восемь олив. Прожив семь лет в монастыре и утвердясь в добродетели, он был удостоен принять великую схиму.

Духовный отец Амфилохия старец Антониадис совершил постриг. Примечательно, что старец Антониадис был духовным чадом отцов-колливадов, движение которых послужило духовному возрождению греков, истомленных турецким игом. Это объясняет особую аскетичность и миссионерскую ревность отца Амфилохия.

Монах Амфилохий, полностью посвятив себя монашескому деланию, в глубине души хранил надежду на то, что обстоятельства позволят ему совершать паломничества для духовного назидания. Так и случилось в 1911 году: игумен монастыря решил отправить молодого Амфилохия на Святую Гору, чтобы он поучился резьбе по дереву. Это была душеполезная поездка, глубоко запомнившаяся на всю жизнь.

Несколько лет спустя, в мае 1913 года, игумен, видя добродетель и духовное возрастание молодого монаха, утвердился в решении, согласном со всей братией монастыря, посвятить его в диаконский сан.

Амфилохия направили на остров Кос, чтобы там он был рукоположен епископом. Однако сознание недостоинства и неспособности своей к этому служению подвигли Амфилохия поступить по-иному. Он сказал одному из братий, путешествовавшему вместе с ним, чтобы тоже быть рукоположенным: «Брат мой, недостоин я чести такой. Уж лучше буду переходить с места на место и просить милостыню с чистой совестью, чем недостойно восприиму честь рукоположения. Иди с миром, а я отправлюсь в Святую Землю».

Так сознание своей худости соединилось со свойственной Амфилохию свободой духа и горячим желанием видеть Святую Землю. Паломничество это глубоко впечатлило его, и он решил просить патриарха Иерусалимского принять его в Братство хранителей Гроба Господня.

Однако патриарх пожелал, чтобы молодой монах вернулся на место своего первого покаяния, вновь присоединившись к братии монастыря святого апостола Иоанна Богослова на острове Патмос.

Монастырская же братия «наказала» его за непослушание, отправив в пустынь Аполло, где подвизался старец Макарий. Там монах Амфилохий провел несколько полных духовного ликования лет, ревностно предаваясь молитве и безмолвию.


С юных лет Амфилохий видел, сколь разорительны для духовной жизни греков оказались долгие годы турецкого гнета и иностранного владычества, и потому всегда стремился с помощью Божией потрудиться к ее возрождению.

Еще будучи простым монахом, он смог приобрести участок земли на скалистом западном склоне острова Патмос. Здесь, по соседству с часовней, он построил две келлии и надеялся со временем обустроить женский монастырь. В 1920 году Бог послал Амфилохию его первую сотрудницу на миссионерской ниве – Каллиопу Гуннарис (будущую монахиню Евстокию).

Значимым для миссионерских трудов монаха Амфилохия было рукоположение его в диаконы в 1919 году, а вслед за тем по настойчивому убеждению братии монастыря – и в священники. И так начал он совершать Божественную литургию, принимать духовных чад и освящать благодатью святых таинств свою миссионерскую деятельность.

Вскоре после посвящения он был послан на остров Кос служить на подворье монастыря.

В добавление к священническому служению в монастыре Иоанна Богослова, он исполнял служение духовника на Додеканских островах, часто посещая остров Калимнос, где Каллиопа Гуннарис работала учительницей и где началось формирование ядра будущего женского монастыря.

В 1926 году отец Амфилохий был направлен служить в пещере Откровения на Патмосе. Много сил и времени уделял он студентам Духовной Академии на Патмосе, стараясь об их интеллектуальном и духовном возрастании для служения Церкви и обществу. Семена, брошенные им, принесли обильный плод: его ученики стали старцами и игуменами нескольких монастырей.

В 1935 году острова были заняты итальянскими войсками. Оккупационные власти стремились подчинить своему влиянию церкви и монастыри, расположенные там, и потому старались о том, чтобы во главе их стояли люди, им послушные. Случилось так, что в это время должно было избрать нового игумена монастыря святого Иоанна Богослова.

Братия же, к неудовольствию итальянцев, но с согласия патриарха Константинопольского (в юрисдикции которого находились Додеканы), избрала настоятелем отца Амфилохия.

Вскоре в пятнадцати минутах ходьбы от монастыря в новом здании будущей женской обители Благовещения Богородицы открылись курсы вязания и ткачества (их основала Каллиопа Гуннарис, перебравшаяся к тому времени с несколькими благочестивыми девушками на Патмос).

Здесь тайно, поскольку итальянцы запрещали обучать греческих детей родному языку, учили патмосских детей греческой грамоте. Курсы эти продолжали традицию тех тайных школ, которые были распространены среди греков во время турецкой оккупации и во многом благодаря которым были сохранены греческие язык, культура и самосознание.

Труды старца обозлили итальянцев, и в 1937 году он и Каллиопа Гуннарис были изгнаны с острова в свободную Грецию.
Вместо отца Амфилохия игуменом монастыря был поставлен угодный итальянцам монах. А небольшая община в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, которую старец рассчитывал укрепить, осталась без духовного наставника, о чем в своем изгнании отец Амфилохий весьма сокрушался.

В Афинах он нашел приют у братства «Зои». Отсюда совершал он поездки по всей Греции. Приехав на Крит, отец Амфилохий внял горячим просьбам жителей острова и остался здесь духовником. Так жил он на острове до 1939 года, когда смог наконец с великой радостью вновь вернуться на Патмос.

В 1942 году итальянская оккупация Патмоса сменилась германской. Старец, изнуренный скитаниями, решил не возвращаться к игуменству.

Он проводил жизнь на монастырских подворьях, направив все свои духовные и физические силы на устроение женского монастыря Благовещения.

Он заботливо устраивал монастырскую жизнь, закладывая то основание, на котором обитель должна была процвести. Кроме монастырей на Патмосе и Калимносе, старец желал основать еще несколько обителей в других частях Греции.

Со временем его старания увенчались успехом, и им было положено основание монастырям на Эгине и Икарии, а также церковному центру и храму на Крите.

Старец Амфилохий глубоко понимал людей и их нужды, равно пекся о душах и телах людских. Совершая какое-нибудь дело ради сокровища души человеческой, он не забывал иных сторон человеческой натуры. Он обустраивал монастыри для желающих проходить этим путем духовную стезю и думал о том, как развить умы и умножить таланты иных. В 1947 году старец позаботился о терпевших нужду сиротах Родеса, отправив на остров несколько монахинь во главе с игуменией Евстокией, чтобы устроить там приют и отделение для беременных.

Любовь старца к страждущим чадам Божиим была безмерна. Он принимал верующих, несмотря на слабость и болезни. А обеспокоенной его здоровьем монахине отвечал так: «Я слуга Церкви и не могу отдыхать».

Сила его любви и молитвы была явлена в одном случае. Однажды в Афинах две духовные дочери посетили старца. Они покидали дом, где он остановился, уже поздно вечером. Старец благословил их на дорогу и пожелал им доброй ночи.

Все же он сильно тревожился за них, потому что у одной из женщин болели колени и ей было тяжело ходить. Когда они ушли, старец принялся искренне молиться об их безопасном возвращении домой.

И вот больная почувствовала, что она словно бы приподнимается над землей. Ее спутница тоже заметила, как она движется в футе от земли. На следующий день старец подтвердил, что это было ответом на его усердные молитвы о них. Забота старца о людях была безмерна, и благодаря его страждущему сердцу Бог отвечал на его молитвы.

На Пасху 1968 года отец Амфилохий получил божественное извещение о его приближающейся кончине. Ему дано было два года для приготовления себя самого и своих духовных чад к его отшествию. Тем не менее он очень переживал, что оставляет их. Со слезами он молил Господа, дабы продлились его дни, чтобы он мог ободрить, укрепить и вразумить своих духовных чад.

Незадолго до кончины он рассказал одному из них о явлении Богородицы и святого апостола Иоанна Богослова, которые открыли ему, что Господь не склонился на его прошение отпраздновать еще одну Пасху, 1970 года, на земле. Вскоре грипп истощил его силы, состояние его уже не улучшалось. Попрощавшись со всеми и отдав последние распоряжения духовным чадам, он предал свою душу в руки своего Спасителя 16 апреля 1970 года.

В своей работе «Духовное путеводитель по Православному Христианству» епископ Каллист (Уэр) пишет о старце Амфилохии как о примере традиционного православного духовника:

«Отличительными чертами его характера были мягкость, юмор, теплое расположение к людям и ощущение спокойной, почти торжественной радости. Его улыбка была полна любви, но совсем лишена сентиментальности. Жизнь во Христе, как он это понимал, была не тяжким игом, грузом, несомым с угрюмой покорностью, но личным общением с Богом, исполненным сердечного пыла.

Он был против любого духовного принуждения и суровости. Как характерно для него, что, лежа на смертном одре и прощаясь с монахинями, своими духовными чадами, он убеждал игумению не быть слишком строгой с ними: “Они оставили все, пришли сюда; они не должны быть несчастны”.

В особенности мне запомнилось о нем вот что. Во-первых, его любовь к природе и особенно к деревьям. Во-вторых (и это особенно выделяет память), тот совет, который он дал мне, когда я, новопоставленный священник, возвращался с Патмоса в Оксфорд, где я начал преподавать в университете.

Он никогда не был на Западе, но имел тонкое понимание положения Православия в диаспоре. “Ничего не бойся, – настаивал он. – Не бойся, потому что ты православный, не бойся, потому что, как православный, на Западе ты часто будешь в изоляции и всегда в меньшинстве. Не иди на компромиссы, но и не враждуй с другими христианами; не защищайся, но и не нападай. Будь самим собой”».

Герман Мидлтон

Пер. с англ. Василия Томачинского

28 декабря 2006 года

http://www.pravoslavie.ru/put/2763.htm


Иеромонах Филарет (в схиме Феодор) – старец Новоспасского монастыря


Старец Новоспасского монастыря Иеромонах Филарет (в схиме Феодор)


Знаменитый московский старец, широко почитаемый за свои духовные подвиги, родился в день памяти великого угодника Божия святителя и чудотворца Николая – 9 мая 1758 г. в городе Вязьме Смоленской губернии.

Младенец был наречен Феодором. Родители (состоятельный купец Николай Пуляшкин и жена его Матрона Никитична) отличались благочестием. Отец был любителем душеполезного чтения и имел много духовных книг. В отчем доме Феодор был обучен грамоте и закону Божию.

Сына своего отец благословил серебряным крестом.

Мать будущего старца стяжала глубокое смирение и добросердечность. В 1786 г. она приняла монашеский постриг в московском Новодевичьем монастыре. Она умерла во время богомолья в Ростов Великий, где настоятелем Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря был ее старший сын архимандрит Аполлинарий (в святом крещении – Архипп).

Отца Феодор лишился в юном возрасте. Мать по смерти мужа и после пожара, уничтожившего все имущество семьи, переехала с детьми в дом своего родного брата, богатого петербургского купца Никитина.

Но Феодор тяготился мирской суетой и при каждой возможности стремился на службу в Александро-Невскую обитель. Тринадцатилетний мальчик, искавший небесных сокровищ, смог упросить свою мать отпустить его для постоянного жительства в Александро-Невский монастырь.

Через полгода по совету своего наставника Феодор перешел в Саровскую пустынь, которая в те годы была известна своими старцами (преподобный Серафим Саровский, иеромонахи Ефрем, Пахомий, Питирим). Для юного послушника жизнь в таком монастыре была благодатной школой: там строго хранилось монашеское благочестие; продолжительные, умилявшие сердце, уставные церковные службы возвышали душу.

Подвижники, духовно украсившие Саровскую пустынь, назидали и воспитывали монахов не только своим примером, но и мудрым и тонким знанием человеческого сердца. В такой обители Феодор проходил различные послушания: три года был звонарем, трудился в хлебной и квасоварне, три года в просфорне, а затем нес пономарское послушание.

Из Саровской пустыни Феодор перешел в московский Симонов монастырь, где проходил послушание его старший брат Архипп. Здесь Феодор 4 апреля 1786 г. был пострижен в монашество с именем Филарет (в честь праведного Филарета Милостивого; память 1 декабря). 8 мая 1787 г. он был рукоположен в иеродиакона.

Во время пребывания в Симоновом монастыре Филарет оказывал благотворное влияние на свою мать, которая была послушницей Новодевичьего монастыря. Он убедил ее принять постриг, от которого она отказывалась из смирения и неуверенности в своих силах. После принятия ею монашества сын застал ее плачущей.

Она сказала, что не может в точности исполнять все свои обязанности. «Тогда Филарет ее утешил и обещался молиться за нее, чтобы Господь даровал ей Свою благодатную силу вынести все трудности и искушения»[1].

В 1788 г. митрополит Гавриил (Петров) вызвал иеродиакона Филарета как монаха строгой жизни в Санкт-Петербург и поместил в число братии Александро-Невского монастыря (с 1794 г. – лавра).

В следующем 1789 г. преосвященный Гавриил рукоположил его в иеромонаха. «Как много ценил преосвященный Гавриил духовную опытность и знание иноческой жизни в отце Филарете при личном знакомстве с ним, доказывает то обстоятельство, что когда после долгих ожиданий получил он из Молдавии сделанный старцем Паисием перевод с греческого книги “Добротолюбие” и отдал его для пересмотра и исправления ученым Александро-Невской духовной семинарии, то поручил им обращаться за советами к духовным старцам, проходившим самим делом высокое учение о духовной созерцательной жизни и умной молитве, предлагаемое в “Добротолюбии”.

В числе этих старцев был отец Филарет»[2].

В феврале 1791 г. иеромонах Филарет был поставлен управлять подворьем новгородского Юрьева монастыря, расположенного в Китай-городе. Священнослужение он совершал в церкви святого пророка Илии, принадлежавшей подворью.

Управление подворьем, сопряженное со многими житейскими попечениями, мало соответствовало духовно-молитвенному настроению отца Филарета. 7 июля 1794 г. он был уволен от управления подворьем согласно его прошению.

В сентябре 1794 г. иеромонах Филарет был определен в Новоспасский монастырь для прохождения послушания при больнице. Он совершал чередное служение в Николаевской больничной церкви.

В качестве одного из членов учрежденного при монастыре духовного собора отец Филарет принимал участие в управлении обителью. Это происходило тогда, когда наместники-архимандриты Мефодий (Смирнов; † 1815), Амвросий (Яковлев-Орлин; † 1809), Анастасий (Братановский; † 1806) подолгу жили в Санкт-Петербурге, участвуя в работе Святейшего Синода.

В 1798 г. иеромонах Филарет как опытный наставник в духовной жизни был избран архимандритом Иоакимом (Карпинский; † 1798) и всей братией духовником Новоспасского монастыря. Однако в следующем 1799 г. отец Филарет по причине крайнего изнеможения и телесной слабости был уволен от всех должностей.

С этого времени он пребывает в молитве, чтении творений святых отцов и других духовных книг. За ворота монастыря отец Филарет выходил редко. Общался он с людьми близкими ему по духу: иеромонахом (с 1810 г. архимандрит) Александром (Подгорычани; † 1845), иеромонахом Михаилом († 1824) и схимонахом Афанасием (Захаров; † 1825), приезжавшим из Флорищевой пустыни Владимирской епархии. Этот кроткий молитвенник был учеником и пострижеником великого старца Паисия (Величковского).

Несколько лет иеромонах Филарет провел в строгом безмолвии. Этот подвиг приготовил его к высокому старческому служению, которое началось в 1809 или 1810 г.

Лишь нашествие французов в 1812 г. нарушило внешний уклад его жизни. На период пребывания французов в Москве старец уезжал с семейством Н. И. Курманалеевой в ее вологодское поместье. По пути он посетил Спасо-Яковлевский Димитриев монастырь, где незадолго до этого была похоронена его мать.

«По возвращении в Москву старец Филарет продолжал почти до самой кончины наставлять ближних и помогать им.

Келья его, особенно в позднейшие годы, была ежедневно наполнена множеством народа всякого звания – от высших сановников до последнего простолюдина. Волнуемые сомнением, уязвленные страстью, постигнутые телесными недугами или иной бедой со всех сторон стекались к старцу Филарету излить свою душу, свои скорби и находили в нем истинно отеческое участие.

Нередко случалось, что от множества посетителей старец не имел времени ни для трапезы, ни для краткого отдыха, несмотря на мучительную болезнь (грыжа), от которой страдал постоянно.

Благодать Божия укрепляла немощного старца, и действием той же благодати никто из приходивших к нему с верой в душе не отходил от него, не получив утешения или назидания.

В беседе старца особенно ясно проявлялись удивительная кротость его души, великое смирение, горячая любовь к ближнему, сострадательность, терпение и сила глубокого духовного ведения.

Прозорливость старца была поразительна: иногда случалось, что кто-нибудь говорил ему совсем противное тому, что знал или чувствовал, а старец, как бы слушая рассказ, отвечал прямо на внутреннее настроение этого человека, и он приходил в страх и исповедовал истину».[3]

Это описание, сделанное современником старца, вызывает в памяти жизнь других великих наставников, святой жизнью и духовной мудростью притягивавших к себе сотни и тысячи людей, страждущих духовно и телесно. Прежде всего, вспоминаются знаменитые оптинские старцы.

Благодатные дары, которые стяжал отец Филарет, приносили людям великую пользу: врачевали от духовных и телесных недугов, исправляли жизненные пути, утешали в скорбях. Вот некоторые примеры, взятые из жизнеописания старца и «почерпнутые из достоверных источников»[4].

Полковник NN., лет 40, весьма ученый и умный, но увлекшийся масонством, вел в продолжении нескольких часов разговор со старцем и в беседе показывал свое остроумие и красноречие. В заключение разговора он сказал старцу: «Я полагал, что вы человек сведущий и замечательный, а вы – простой монах.

Придя к вам, я сказал: “Мир дому сему” (Мф. 10:12), а теперь жалею, что пришел: вы не можете понять высшего».

Отец Филарет с кротостью и тихостью отвечал ему: «Действительно, во мне вы не найдете ничего замечательного, но я, по милости Божией читал книги священные и, кажется, их несколько понимаю.

Святой апостол говорит: “Духовный же востязует убо вся, а сам (той) ни от единаго востязуется” (1 Кор. 2:15)». Приведя этот текст, старец продолжал говорить с такой силой, с таким убеждением, что в изумлении смотрели на него как этот полковник, так и другие бывшие тут.

Речь его длилась полчаса и, когда окончилась, полковник пал на колени и со слезами вскричал: «Боговдохновенный старец! Прости моему безумию, прости меня; позволь приходить к тебе для познания и утверждения в спасительной истине, позволь быть твоим покорным сыном». Старец с той же кротостью изъявил свое согласие и принял его в число духовных детей.

Полковник впоследствии не только оставил свои ложные убеждения, но сделался ревностным православным христианином.

Крестьянка графини Орловой-Чесменской в слезах рассказывала отцу Филарету, что сын ее, приказчик московского торговца на Калужском рынке, посланный своим хозяином для собирания долгов, уже несколько недель как пропал без вести. «Сядь, друг, – говорит ей кротко и милостиво добродушный старец. – Полно плакать: твой сын не пропал, он находится в хорошем месте и скоро придет».

Действительно, тот вскоре возвратился: вместо того, чтобы производить сбор денег, он пытался поступить в какой-нибудь из дальних монастырей, но без паспорта нигде не был принят и вынужден был возвратиться.

Через некоторое время этот молодой приказчик по внушению матери пришел к старцу испросить его благословение на поступление в монастырь. Мудрый старец сказал ему: «В монастырь недолго благословить, но трудно жить в монастыре, ты не вынесешь. Погоди, дитя мое, погоди!»

Племянница генерала Л-на Екатерина приехала к отцу Филарету вместе со своим женихом. Старец, благословляя невесту, сказал тихо, что ее ждет жених лучший. Через три дня она сильно простудилась и, непричастная браку, перенеслась на крыльях смерти в страну горнюю, туда, «идеже есть Христос одесную Бога седя» (Кол. 3:1).

Некоторые говорили отцу Филарету, что ходят к N. вопрошать о будущем. Старец не советовал ходить к нему. «Да ведь сбывается то, что он говорит, только нужно уметь понимать», – возразила жена купца Д-ва.

Старец отвечал ей: «Пусть и сбывается то, что он тебе говорит, да вот что опасно: можешь потерять рассудок.

Я многих видал в жалком состоянии от таких пророчеств. Советую тебе ходить ежедневно к обедне, а к N. не ходить, а то повредишься». Та не послушалась и через месяц или менее повредилась в рассудке.

Привезли в Новоспасский монастырь молодого человека, который был бесноватым.

Его заковали в цепи. Пятеро сильных мужчин едва могли держать его. Выражение лица несчастного человека было ужасное. С трудом тащили его к келье старца, но он противился и страшно кричал.

Старец, идя навстречу ему, просил окружающих больного дать ему свободу и снять цепи. Но они не решались на это, боясь, что бесноватый убьет их и уйдет. Тогда старец Филарет с обычной кротостью сам стал развязывать ему руки и сказал: «Именем Господним буди послушен».

Больной затрясся и стал как бы скованным, не имея возможности идти. Старец взял его за руку и повел в свою келью, долго там держал (вероятно, читал заклинательные молитвы) и потом, отдавая родным, сказал, чтобы его опять привезли через два дня. Известно, что больной этот, страдавший более шести лет и наводивший ужас на близких людей, получил совершенное исцеление молитвами старца, оправдавшего на себе силу слов Христовых – «именем Моим бесы ижденут» (Мк. 16:17).

Схимонах Зосима (Верховский; 1767–1833), основавший в 1826 г. в 60 верстах от Москвы Троице-Одигитриевскую пустынную обитель для двадцати своих учениц, последовавших за ним из Сибири, после шести лет наставничества в новой обители пожелал оставить своих духовных чад и отправиться в Соловецкий монастырь, умоляя их не препятствовать ему и обещая через год возвратиться. Все сестры были печальны, бродили как потерянные в молчании.

Сам старец не мог удержать слез своих, но решился исполнить свое желание, побывав первоначально в Москве. На пути душа его испытала сильное борение двух чувств: любовь склоняла его к состраданию к сестрам и убеждала не оставлять их, а смирение внушало, что он недостоин их уважения, любви и послушания.

Оно влекло его в путь. Старец желал умереть простым странником. В таком недоумении и борении ему хотелось узнать святую волю Божию.

Он усердно молился об этом. Тогда пришла ему благая мысль попросить совета и молитв у человека духовно опытного и принять слова его как из уст Божиих. Митрополита Филарета, наставника его, тогда не было в Москве – он присутствовал в Святейшем Синоде, в Петербурге.

Схимонах Зосима обратился за разрешением своего недоумения в Новоспасский монастырь к старцу Филарету, духовную мудрость которого и многолетнюю опытность иноческого жития он знал. Идя к нему, схимонах Зосима зашел в Иверскую часовню Божией Матери и усердно молился пред Ее святой иконой, прося открыть ему волю Божию через старца Филарета. Войдя в его келью, Зосима смиренно поклонился ему в ноги и все рассказал.

Тот решительно и твердо сказал: «Бога ради не оставляй врученные тебе души, возвратись. Их любовь, вера и послушание к тебе им в пользу, а тебе не во вред: не лишай их награды за их усердие и послушание тебе.

Неизвестность о их спасении и пребывании может возмутить последние минуты твоей жизни, а кончина твоя может быть полезна и назидательна для твоего стада».

Слова старца Филарета совершенно успокоили схимонаха Зосиму.

Он с радостью возвратился к сестрам, которые все это время не переставали плакать.


Инокиня Московского Ивановского монастыря Досифея


Тесные узы взаимного почитания и молитвы соединяли с отцом Филаретом подвижницу благочестия инокиню Досифею. Его духовная дочь Н. И. Курманалеева рассказывает о том, как она после смерти мужа была в состоянии, близком к отчаянию.

За утешением она отправилась к инокине Досифее в обитель великого пророка Иоанна Крестителя.

Но увидеть затворницу ей не удалось. Она поехала к старцу Филарету. «С горькими слезами я говорила отцу Филарету, что несчастье меня преследует со всех сторон, что и видеть затворницу, попросить ее святых молитв мне Бог не позволил. Старец отвечал: “Правда, она никого не принимает, но попробуй еще раз съездить к ней”»[5].

Проявив особую настойчивость, Курманалеева удостоилась беседы. Подвижница советовала найти духовного руководителя. «В эти минуты я вспомнила и назвала отца Филарета.

Затворница при имени его поспешно встала и поклонилась мне в ноги, говоря: “Счастливица, ты знаешь этого великого старца и захотела видеть меня грешную, ничтожную! Держись сего старца, он великий угодник Божий; блюди и исполняй его слово, открывай ему совесть, и Бог спасет…

Поезжай к нему сейчас же скажи, что грешная Досифея кланяется ему до земли и просит его святых молитв и что вскоре и он мне поклонится”»[6].

Через несколько дней инокиня Досифея (4 февраля 1810 г. в возрасте 64 лет) сподобилась блаженной кончины. «Покойная желала, чтобы ее похоронили в Новоспасском монастыре против окон его (о. Филарета) кельи.

В день погребения, когда подвезли гроб затворницы к святым воротам монастыря, я усмотрела батюшку, сделавшего земной поклон перед гробом покойницы»[7].

Нужно особо сказать о благотворном влиянии старца Филарета на людей, чья жизнь и труды послужили на благо Церкви. Настоятель Оптиной пустыни схиархимандрит Моисей (Путилов) до принятия монашества пользовался советами новоспасского подвижника.

В письме к Марии Мазуриной, строительнице Иоаннова монастыря, незадолго до смерти (16 июня 1862 г.) он писал: «Жившая в прежнем Ивановском монастыре духовно мудрая старица блаженной памяти Досифея послужила мне указанием на избрание пути жизни монашеского звания; она познакомила меня со старцами Александром и Филаретом в Новоспасском монастыре, где она и похоронена»[8].

В житии преподобного Макария Оптинского содержатся ценные сведения о глубоком уважении его новоспасского подвижника. «На возвратном пути из Петербурга, о. Макарий имел утешение проездом через Москву быть в Новоспасском монастыре у старца иеромонаха о. Филарета; его духовная беседа и глубокий разум, проникнутые силою и светом благодати, и его любовь навсегда запечатлелись в сердечной памяти о. Макария»[9].

Отец Макарий хранил у себя в келье портрет старца Филарета.

Новоспасскому старцу был обязан своим обращением к Православию наш замечательный мыслитель И. В. Киреевский. Воспитанный на идеях немецкой философии, он был далек от церковной жизни. Женившись в 1834 г. на Наталье Петровне Арбениной, он познакомился и с ее духовным отцом – старцем Филаретом.

Друг Киреевского Александр Кошелев вспоминал, как выдающийся деятель нашей культуры стал человеком православным и глубоко церковным.

«И. В. Киреевский никогда прежде не носил на себе креста. Жена его не раз его о том просила, но Иван Васильевич отмалчивался. Наконец, однажды он сказал ей, что наденет крест, если он будет ему прислан от отца Филарета, которого ум и благочестие он уже душевно уважал. Наталья Петровна поехала к отцу Филарету и сообщила ему это.

Старец, перекрестившись, снял с себя крест и, давая, сказал Наталье Петровне: “Да будет он Ивану Васильевичу во спасение”.

Когда Наталья Петровна приехала домой, то Иван Васильевич, встречая ее, спросил: “Ну что сказал отец Филарет?” Она вынимает крест и отдает его Ивану Васильевичу.

Иван Васильевич спрашивает ее: “Какой это крест?” Наталья Петровна говорит ему, что отец Филарет снял его с себя и сказал, что будет он ему во спасение.

Иван Васильевич пал на колени и говорит: “Теперь чаю спасения для души моей, ибо в уме своем положил: если отец Филарет снимет с себя и мне его пришлет, то явно будет, что Бог призывает меня ко спасению”. С этой минуты заметен был решительный поворот в мыслях и чувствах Ивана Васильевича.

После кончины отца Филарета Иван Васильевич, живя вблизи Оптиной Пустыни, в частых беседах с отцами Леонидом, Макарием и другими старцами все более и более укреплялся в благочестии»[10].

Иеромонах Филарет отличался замечательной начитанностью. Из творений святых отцов он делал выписки наставлений, которые ему особенно нравились. Своей рукой он переписал полностью некоторые из творений преподобных Максима Исповедника и Симеона Нового Богослова, которые тогда еще не были напечатаны.

Отец Филарет был человеком строгой аскетической жизни, монахом-подвижником. Вкушал только раз в сутки кашу, пил чашку чая с коркой белого хлеба.

В иные дни (преимущественно в четверг) он вкушал только просфору. В понедельник, среду и пятницу всегда, исключая праздники, воздерживался от пищи.

Особенно строго он проводил Великий пост. На первой и Страстной седмицах совсем не вкушал никакой пищи, только вечером пил немного теплой воды.

В 1826 г. иеромонах Филарет был келейно пострижен бывшим тогда в Москве афонским иеромонахом Иннокентием в схиму с именем Феодор. Однако внешне жизнь старца не изменилась. Он по-прежнему принимал множество людей, подавая им спасительные наставления, утешая и врачуя.

Отец Филарет предвидел свою кончину. 13 августа 1842 г. он сказал: «Время мое близко. Я поболею недельки две и отойду».

В его жизнеописании о блаженной кончине имеется подробный рассказ: «Несколько дней после того старец был еще довольно спокоен, хотя и чувствовал болезнь, а ночь на 15 августа (день Успения Божией Матери) всю провел в страданиях. 16-го числа он значительно ослабел, потому что внутренняя болезнь не прекращалась, разве только облегчалась минутами. “Пора и костям на покой, – говорил благодушный страдалец на одре болезни. – Что определенно Богом, того не избежишь”.

В тот день он имел утешение принять лично благословение митрополита Филарета. Старец, извещенный о прибытии архипастыря, заплакал от радости. 17-го числа он исповедался и приобщился святых таин… Все, что имел старец, он завещал в пользу монастыря или лиц, ему послуживших, и нищих»[11].

26 августа, в день сретения Владимирской иконы Божией Матери, старец последний раз причастился святых таин. Отец Иероним, пришедший со святыми дарами после ранней литургии, увидев крайне изнуренного старца, заплакал и смешался при чтении причастной молитвы.

Умирающий твердо поправил его и продолжил молитву до конца. Вечером 27 августа был прочитан у одра его канон на разлучение души от тела. Великий старец Филарет (Феодор) с молитвой на устах мирно и тихо скончался 28 августа в восьмом часу пополудни.

В день погребения, 31 августа, заупокойную литургию и отпевание по монашескому чину в Преображенском соборе монастыря совершил святитель Филарет, митрополит Московский.

«Во время пения умилительных антифонов “Внегда скорбети ми, услыша моя болезни, Господи, Тебе зову…”, “Пустынным непрестанное божественное желание бывает, мира сущим суетного кроме…” в многолюдном собрании предстоящих в храме водворилась необычайная тишина: все благоговейно внимали…

Как скоро начали петь третий антифон “На небо очи пущаю моего сердца к Тебе, Спасе…”, владыка митрополит не мог удержаться от слез. Тогда и многие из окружающих гроб пролили слезы.

Прощание митрополита с многоболезненным соименным ему старцем глубоко тронуло всех. Во время погребения было такое большое стечение народа в Новоспасском монастыре, какого, как говорили, не помнят и не бывало даже 6 августа, в день праздника монастырского (Преображения). Не только внутренность монастыря, но и колокольня, крыши келий и ограды были наполнены народом. Когда опускали тело в землю, кто-то сказал: “Не было такого старца у Нового Спаса”»[12].


Иеромонах Иов (Гумеров)

4 сентября 2006 года

[1] [Григорий (Воинов), архимандрит.] Очерк жизни старца Филарета (в схиме Феодора), иеромонаха московского ставропигиального Новоспасского монастыря. М., 1997. С. 6. (Репринт.)
[2] Там же. С. 6–7.
[3] Там же. С. 10–11.
[4] Там же. С. 31.
[5] Руднев В., священник. Подвижница московского Ивановского женского монастыря инокиня Досифея. М., 1997. С. 17. (Репринт.)
[6] Там же. С. 17–18.
[7] Там же. С. 19.
[8] Там же. С. 16.
[9] Леонид (Кавелин), архимандрит. Житие оптинского старца Макария. Введенская Оптина пустынь, 1995. С. 52. (Репринт.)
[10] Киреевский И. В. Полное собрание сочинений. 2-е изд. М., 1911. Т. 1. С. 285–286.
[11] Филарет (в схиме Феодор), иеросхимонах московского ставропигиального Новоспасского монастыря (память 28 августа) // Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18-го и 19-го веков. Август. Введенская Оптина пустынь, 1994. С. 534–535. (Репринт.)

[12] [Григорий (Воинов), архимандрит.] Очерк жизни старца Филарета… С. 29.

http://www.pravoslavie.ru/put/2526.htm

Житие подвижницы благочестия, инокини Московского Ивановского монастыря Досифеи

Жизнь этой замечательной инокини была долгое время утаенной не только от мира, но даже от насельниц того монастыря, где она провела в подвигах молитвы четверть века. Историкам-исследователям удалось постепенно по крупицам собрать о ней сведения и составить вполне достоверное жизнеописание.


Инокиня Московского Ивановского монастыря Досифея

Она родилась от законного, хотя и тайного, брака императрицы Елизаветы Петровны и придворного певчего Алексея, сына малороссийского казака Грицко Разума.

О венчании этой необычной супружеской четы существует два предания. Согласно одному из них, таинство брака состоялось в церкви Знамения Пресвятой Богородицы подмосковного села Перово осенью 1742 года.

Другое предание местом венчания называет храм Воскресения в Барашах, что на Покровке (июнь 1744 г.).

Более верной представляется вторая версия. Церковь Воскресения в Барашах сохранила память о этом событии. В 1754 г. в верхнем этаже храма были устроены пределы в честь свв. пророка Захарии и праведной Елизаветы (небесной покровительницы российской царицы) и св. мученика Севастиана (память празднуется в день ее рождения).

На куполе была установлена вызолоченная императорская корона. Брак был совершен при свидетелях; составлены были документы, которые супруг (граф Алексей Григорьевич Разумовский) хранил почти до смерти.

От этого брака родилась девочка, которую нарекли Августа (священная) в честь римской царицы, жены гонителя Максимиана, принявшей святое мученичество вместе с великомученицей Екатериной (память 24 ноября). Время ее рождения определяется указанием надгробной надписи: «Всего ея жития было 64 года».

Число, по-видимому округленное, месяцы не указаны. Поскольку дата кончины инокини Досифеи известна (4 февраля 1810 г.), можно предположить время рождения Августы: конец 1745 – начало 1746 г. Если имя дано было согласно с православной традицией (восьмой день), то родилась она в ноябре 1745 г., поскольку память св. мученицы Августы Римской празднуется 24 ноября.

В Новосспасском монастыре до его закрытия хранился портрет ее, на обороте которого была сделана надпись: «Принцесса Августа Тараканова, в иноцех Досифея, постриженная в Московском Ивановском монастыре, где по многих летах праведной жизни своей и скончалась, погребена в Новоспасском монастыре».[1]

Это надпись содержит указание на фамилию, которая была усвоена дочери императрицы Елизаветы – Тараканова. Дана она была, несомненно, с целью сохранения тайны ее происхождения. Возникновение ее неясно. Наиболее вероятно то объяснение, которое принимает эту фамилию, как искаженную форму Дараган, которую носила родная сестра графа Алексея Разумовского, Вера Григорьевна. В ее семье в детстве жила Августа.

Надпись на портрете дает еще одно свидетельство: слово «принцесса» прямо говорит о ее царственном происхождении. К сожаления, первые четыре десятилетия ее жизни от нас сокрыты.

Мы не имеем никаких достоверных сведений об этом периоде. Единственным источником служит рассказ Гликерии Ивановны Головиной, записанный ее внуком и опубликованный через 55 лет после смерти инокини Досифеи.[2]

Г.И. Головина училась в Ивановском монастыре у одной пожилой монахини, которая была вхожа в келию инокини Досифеи.

Впоследствии она сблизила свою ученицу с затворницей, которая в минуту откровенности, взяв обещание никому до ее смерти не открывать тайны, рассказала: «Это было давно, была одна девица, дочь очень, очень знатных родителей, воспитывалась она далеко за морем…, образование она получила блестящее…

Один раз у нее были гости, и в числе их один генерал очень известный в то время; генерал - то этот и предложил покататься в шлюпках по взморью… Как вышли в море - там стоял наготове русский корабль.

Генерал и говорит ей: неугодно ли Вам посмотреть устройство корабля?

Она согласилась, взошли на корабль, и как только взошли, ее уже силой отвели в каюту, заперли и приставили часовых…

Через несколько времени нашлись добрые люди, сжалились над несчастной – дали ей свободу, и распустили слух, что она утонула.

Много было труда ей укрываться… одета она была в рубище и питалась милостыней, которую выпрашивала на папертях церковных; да наконец, пошла она у одной игуменье, женщине благочестивой, открылась ей, и та из сострадания приютила ее у себя в монастыре, рискуя сама подпасть под ответственность».

Мы не можем не подтвердить, ни опровергнуть этот рассказ. Автор (подпись «М») обширного исследования о мнимой княжне Таракановой сомневается в этом повествовании.[3]


Московский Ивановский монастырь

В 1785 г. в Ивановский монастырь, который по указу императрицы Елисаветы от 20 июня 1761 г. предназначался для призрения вдов и сирот знатных и заслуженных людей, была привезена по именному повелению царицы Екатерины II женщина средних лет, худощавая, среднего роста, с благородным лицом, хранившим следы былой красоты.

Звали ее Августа Тараканова. Она была пострижена с именем Досифеи.

Описатель московских святынь, в том числе и Ивановского монастыря, И.М. Снегирев был знаком с некоторыми из тех, кто имел к ней вход. «Никто, - пишет он, - ее не видел, кроме игуменьи, духовника, причетчика, недавно умершего в глубокой старости, да московского купца Филиппа Никифоровича Шепелева, торговавшего чаем и сахаром на Варварке, от которого мы, за несколько тому лет, заимствовали некоторые сведения об этой таинственной монахине.

Досифея жила в одноэтажных каменных келиях, примыкавших к восточной части ограды монастыря, близ покоев игуменьи и недавно еще сломанных. Все ее помещение составляли две уютные низменные комнатки под сводами и прихожая для келейницы; их нагревала изращатая печь с лежанкой. Окна были обращены на монастырь»[4].

Мы не знаем, как и как долго совершалось воспитание и духовное совершенствование ее как монахини.

Достоверно лишь знаем, что она поднялась на высокую ступень подвигов, стала подвижницей благочестия.

Несомненно, что главным условием для этого была покорность святой Божественной воле, безусловное принятие случившегося, несмотря на всю необычность и трудность новых обстоятельств, потребовавших от нее жертвенности.

Словами о благой покорности Божией воле начинается и единственное дошедшее до нас ее письмо: «В послушании о Христе почтеннейшему Тимофею и брату, мир и Божие благословение»[5].

Благоприятно было, по-видимому, и влияние родителей. По сложившимся жизненным обстоятельствам они не могли ее воспитывать, но их личное благочестие ей было известно и могло служить примером.

Мать обладала искренним религиозным чувством, была набожна, соблюдала святые посты и другие церковные установления.

Отец инокини Досифеи, возведенный из простых казаков в графское достоинство, сохранил простоту и народную религиозность, «он чуждался гордости, ненавидел коварство, не имея никакого образования, но одаренный от природы умом основательным, был ласков, снисходителен в обращении с младшими, любил предстательствовать за несчастных и пользовался общей любовью»[6] .

Нет сомнений, что в духовном становлении инокини Досифеи принимала участие игуменья (1779-1799) монастыря Елисавета, «старица доброй жизни… Опытная любвеобильная старица не могла не сочувствовать невинной затворнице и, конечно, была в состоянии сказать ей и слово утешения, и слово подкрепления»[7].

Мы не знаем имени духовника инокини Доосифеи. Жизнеописатель ее замечает: «Кто был духовником ее, неизвестно, но так как назначение его состоялось не без воли Преосвященнейшего митрополита Платона, то смеем утверждать, что и духовник ее был жизни хорошей»[8].

Известно, что духовником игуменьи Елисаветы в конце ее жизни был иеромонах Макарий Богоявленского монастыря. Может быть, он являлся наставником и инокини Досифеи.

Коридор и крытая деревянная лестница от ее келий вели прямо в надвратную церковь Казанской иконы Божией Матери, где духовник с причетчиком совершал в ней богослужение, на котором присутствовала она одна.

И.М. Снегирев сообщает: «Все время своей затворнической жизни она посвящала молитве, чтению духовных книг и рукоделию; вырученные за труды деньги раздавала через свою келейницу нищей братии. Последние годы Досифея провела в безмолвии и в подвигах благочестия»[9].

Монахиня Досифея своей праведной святой жизнью стяжала дар старчества. После смерти царицы Екатерины II, последовавшей в 1796 году, множество людей собиралось под окнами ее келии. Одни просили молитв, другие совета, третьи – благословения. Затворница почти никого не принимала.

О ее высоких духовных дарованиях свидетельствуют те наставления, которые давала она двум юношам – Тимофею и Ионе Путиловым. Монахиня Досифея прозорливо увидела в них будущих подвижников благочестия и направила их на путь монашества.

Тимофею она указала Оптину пустынь, где он с имен Моисей стал со временем настоятелем и привел обитель к духовному процветанию (ныне в лике святых), а Ионе - в Саровскую пустынь, где он постригся с именем Исайя и стал впоследствии игуменом обители.

Всю жизнь архимандрит Моисей хранил о своей наставнице добрую память. Незадолго до кончины (16 июня 1862 г.) он писал в Москву строительнице Ивановского монастыря Марии Ивановне Мазуриной: «Известясь по Промыслу Божию предназначено Вашему особенному попечению возобновление бывшего Ивановского монастыря, радуюсь и Бога благодарю.

В этом благотворном деле для меня ближе всех душевная радость потому, что жившая в прежнем Ивановском монастыре духовно-мудрая старица блаженныя памяти Досифея послужила мне указанием на избрание пути жизни монашеского звания»[10].

Сохранилось ее письмо от 29 октября 1805 г. к братьям Путиловым. Оно показывает не только ее старческую мудрость, но и сознание своей духовной власти назидать и наставлять людей: «В послушании о Христе почтеннейшему Тимофею и брату, мир и Божие благословение.

Приятное письмо ваше, посланное чрез брата А.С., имела удовольствие получить и, читав оное, не могла не вспомнить слова, что всуе путь, аще не благословит Бог.

Вы, направя стопы ваши на путь мирен к необуреваемому пристанищу, благополучно достигли, настигши на пути старца, хотя безмолвна, но внутрь сердца снабденна с Богом благословенна, коего древний посох указывал вам путь к вечно тихому пристанищу в Саровском Иерусалиме.

Сие напутствие Божие весьма сходно с принятым вами намерением. И должно заметить, что на путь правый указует ищущим не скитающейся в мирской прелести, ищущий спокойствия телесного, переходя из града в другой.

Но напутствуемый чрез Христа старец, хотя в раздранном рубище и хладный телом, но теплый верою и, безмолвствуя языком в мире, отверст устами в обители внутренней, затворившей уста, как бы дверь хижины теплой от охлаждения и дабы не вшел тать похитить сокровище, еже даде ему Господь.

Сего старца, напутствующего вас, увидя из письма, не могла я не чувствовать веры, что севший с вами, сей провожающий на служение Богу, избранник от Христа Спасителя нашего, человек потаенного сердца в неистлении молчаливого духа и слова его внутрь; дабы доказать верующим, что избравших лучший конец жития и преходящих путь остатки жизни спасения будет благословлять сам Отец Небесный, яко напутствующие смиренно просят Божия благословения, яко слабые суть с мире, во брани плоти и крови и с духи злобы.

Вы же, видев совесть свою как бы в зеркале и приняв несение креста Спасителя нашего, обещая послушание нести его и далее, дондеже укажется место и время сложить его, страшитесь сбросить его с себя, угождая побуждениям плоти, в коей часто бывает и враг владыкою.

Но достигши спокойствия совести и будучи наставляемы отцом Александром, не страшитесь возмущения со стороны родственников, имея Отца и Матерь, иже на небеси. Впрочем, хотя сестры и прочие родственники в неудовольствии по свойству плотскому и мятутся, яко в мире ища наказаний, но вспомните родителей К. Д-ча, незлобствующих о спасении ближнего.

Может быть, Бог смирит сердца и ваших родственников, если веры утверждение не поколеблется в сердце вашем и не сделаете отступления, дабы себя исхитить волку из стада Христова и растерзать среди прелестьми ослепленных.

Иона, брат утешающийся жизнью, несущий троепослушание с терпением, и К.Д., трудившейся с вами в хлебне, вы пишете: общелюбимы строителем и пустынниками, пекущимися о вашем назидании душевном.

Дай Бог, чтобы с любовью сей почтенной о Христе братии преходили вы трудности послушания для тела к облегчению и спасению духа, достигая при черном покрове главы блистающего на оную венца от Спасителя мира.

Видев же вас не сетующих и без уныния, благодарящих Господа нашего, прошу вас смиренно писать мне впредь при случаях о продолжении жития вашего. Я же при молитве как духовно, так и телесно здрава. И прошу читать письмо вместе, дабы цепь дружества вашего была тверже. Впрочем, желая вам душевного и телесного здравия и Божия благословения, имею честь быть грешная монахиня Досифея. 29 октября 1805 года»[11].

Монахиня Досифея была в духовно-молитвенном общении с подвижником благочестия иеромонахом Филаретом (в схиме Феодор), замечательным старцем Новоспасского монастыря. Она познакомила с ним Тимофея и Иону Путиловых.

Господь открыл ивановской затворнице время ее кончины. Духовная дочь старца Филарета Н.И. Курманалеева сообщает интересные подробности о последних днях старицы Досифеи : «Я лишилась мужа и была близка к отчаянию. Нигде и ни в чем не находила я отрады, ездила на богомолье в разные места, но печаль снедала душу.

Слышу от знакомой госпожи, что в Ивановском девичьем монастыре есть затворница святой жизни, прозорливая, имя ей Досифея; что она никого почти не принимает, кроме священника со Святыми Дарами, но если бы я могла испросить ее святых молитв, то получила бы утешение.

Я поспешила в Ивановский монастырь, но видеть затворницу не удостоилась. С горькими слезами я говорила отцу Филарету, что несчастье меня преследует со всех сторон, что и видеть затворницу, попросить ее святых молитв мне Бог не позволил.

Старец отвечал: «Правда, она никого не принимает, но попробуй еще раз съездить к ней». Я опять отправилась и от утрени до вечерни не отходила от ее порога, умоляя принять меня несчастную.

Наконец слышу тихие шаги, дверь келлии растворилась, и я не верила своим глазам, увидя затворницу Досифею.

Она сказала мне: «Несчастная, зачем нарушаешь ты мое спокойное уединение? Уже много лет я никого не принимала, а теперь и не время мне видеть людей. Скажи, что тебе от меня нужно?»

Я упала к ногам ее, объяснила свое бедственное положение и прибавила к этому, что и детей не имею. Она отвечала: «Будут у тебя дети, хотя и не твои родные: ты будешь всю жизнь воспитывать сирот». Дала мне наставление, как следует жить, много сказала утешительных слов и потом, несколько помолчав, спросила, не имею ли знакомых из духовных лиц. Я, позабывшись, отвечала, что не имею никого.

Тогда она задумалась и сказала: «Нужно тебе иметь духовного руководителя для правильной жизни и спасения душевного. Но в наше время весьма трудно найти, а мне еще труднее указать тебе такого человека, потому что я никого не вижу».

Затворница приметно была озабочена мной и снова задумалась. В эти минуты я вспомнила и назвала отца Филарета.

Затворница при имени его поспешно встала и поклонилась мне в ноги, говоря: «Счастливица, ты знаешь такого великого старца и захотела видеть меня грешную, ничтожную! Держись сего старца, он великий угодник Божий; блюди и исполняй его слово, открывай ему совесть, и Бог тебя спасет…

Поезжай к нему сейчас же, скажи, что грешная Досифея кланяется ему до земли и просит его святых молитв и что вскоре и он мне поклонится. Исполни мою просьбу, потом побывай у меня в такой-то день, только не опоздай».

Я благодарила ее со слезами, но при сем сказала, что обещала родственнице ехать с ней в Троицкую Лавру.

Старица улыбнулась слегка и заметила: «Путь в Лавру от тебя не уйдет, позднее этого дня ты меня не увидишь; прошу тебя приехать». Затем простилась со мной милостиво. Я поехала от нее прямо в Новоспасский монастырь, передала отцу Филарету поручение Досифеи.

Батюшка, вздохнув, сказал: «Да, великая она подвижница!

Советую тебе быть у нее в назначенный день, чтобы после не пожалеть».

Между тем, я не могла отговориться от обещания, сделанного мной, ехать в Лавру и на обратном пути очень спешила возвратиться, помня, что в этот день я должна быть у затворницы.

Доехали мы до села Пушкина, как вдруг соскочило колесо кареты нашей, и нас задержали исправлением его более четырех часов. Я мучилась от случившегося замедления; потому, как только мы въехали в Москву, я велела направить путь прямо в Ивановский монастырь.

Бегу к келлии затворницы и что же вижу?

Окна келии открыты, - она скончалась за три часа до моего приезда, 4-го февраля 1810 года, и уже лежала на столе.

Много слез пролито было мной; я горько чувствовала свое безумие, потому что не умела исполнить в точности волю покойной старицы, и поехала жаловаться на себя батюшке Филарету.

Он уже знал о кончине монахини. Покойная желала, чтобы ее похоронили в Новоспасском монастыре против окон его келлии. В день погребения, когда подвезли гроб затворницы ко святым вратам монастыря, я усмотрела батюшку, сделавшего земной поклон перед гробом покойницы.

Стечение народа было необыкновенное; я, чтобы освободиться от тесноты, ушла и в сенях келлии отца Филарета ожидала его возвращения.

Но как же я была удивлена, когда старец отворил изнутри дверь соей келлии и сказал мне: «Пожалуйте, войдите!» Я не скрыла от него, что видела его в клобуке и мантии, кланяющегося гробу инокини Досифеи, и что когда я спешила уйти от тесноты, он оставался на том же месте.

Батюшка мне на это ничего не отвечал, а сказал только со слезами на глазах: «Да, великая была подвижница мать Досифея; много, много она перенесла в жизни, и ее терпение да послужит нам добрым примером».

После 25 летнего пребывания в Ивановском монастыре инокиня Досифея отошла ко Господу 4 февраля 1810 г. в возрасте 64 лет. Хоронили ее с особой торжественностью.

По причине болезни престарелого митрополита Платона (Лёвшина) отпевание совершал викарный епископ Дмитровский Августин (Виноградский) с московским духовенством. Присутствовал главнокомандующий Москвы И.В. Гудович, женатый на двоюродной сестре почившей; были сенаторы и другие государственные лица. Множество народа заполнило монастырь и улицы, по которым шла процессия к Новоспасскому монастырю.

Благоговейное почитание инокини Досифеи как угодницы Божией продолжается уже два столетия.
________________________________________
[1] Дмитриев И.Д. , Московский Новоспасский ставропигиальный монастырь в его прошлом. М., 1997, С. 112 (репринт изд. 1909 г.)
[2] Самгин А., О княжне Таракановой, - Современная летопись, 1865, № 13, с.13-14
[3] М., Княжна Тараканова и принцесса Владимирская, - Русский вестник, 1867, № 5
[4] Снегирев И. М., Ивановский монастырь, - Русские достопримечательности, М., 1862, вып. 5, с.14-15
[5] Цитата по книге: Руднев В., священник., Подвижница Московского Ивановского монастыря инокиня Досифея…
[6] Бантыш –Каменский Д., Словарь достопамятных людей русской земли…, М., 1836, ч.4, с.265
[7] Руднев В. свящ., Подвижница Московского…, с.10
[8] там же, с.10-11
[9] Снегирев И. М., Ивановский монастырь…, с.15
[10] Цит. по кн. Руднев В., Подвижница Московского Ивановского монастыря…, с.16
[11] Ювеналий (Половцев), архимандрит, жизнеописание настоятеля Козельской Введенской пустыни архимандрита Моисея, М., 1882, с.183-185

Иеромонах Иов (Гумеров)

10 / 06 / 2005

http://www.pravoslavie.ru/put/050610133001.htm

Комментарии участника: Cергей Валентинович (1)

Всего: 1 комментарийвсе комментарии ( 2 )
     
7
Пять простых правил для счастья или притча про старого ослика



Однажды осел фермера провалился в колодец. Он страшно закричал, призывая на помощь. Прибежал фермер и всплеснул руками: “Как же его оттуда вытащить?”



Тогда хозяин ослика рассудил так: “Осел мой - старый. Ему уже недолго осталось. Я все равно собирался приобрести нового молодого осла. А колодец, все равно- почти высохший. Я давно собирался его закопать и вырыть новый колодец в другом месте. Так почему бы не сделать это сейчас? Заодно и ослика закопаю, чтобы не было слышно запаха разложения”.



Он пригласил всех своих соседей помочь ему закопать колодец. Все дружно взялись за лопаты и принялись забрасывать землю в колодец. Осел сразу же понял к чему идет дело и начал издавать страшный визг. И вдруг, ко всеобщему удивлению, он притих. После нескольких бросков земли фермер решил посмотреть, что там внизу.



Он был изумлен от того, что он увидел там. Каждый кусок земли, падавший на его спину, ослик стряхивал и приминал ногами. Очень скоро, ко всеобщему изумлению, ослик показался наверху - и выпрыгнул из колодца!



…В жизни вам будет встречаться много всякой грязи и каждый раз жизнь будет посылать вам все новую и новую порцию. Всякий раз, когда упадет ком земли, стряхни его и поднимайся наверх и только так ты сможешь выбраться из колодца.



Каждая из возникающих проблем - это как камень для перехода на ручье. Если не останавливаться и не сдаваться, то можно выбраться из любого самого глубокого колодца.



Встряхнись и поднимайся наверх. Чтобы быть счастливым запомни пять простых правил:



1. Освободи свое сердце от ненависти - прости.

2. Освободи свое сердце от волнений - большинство из них не сбываются.

3. Веди простую жизнь и цени то, что имеешь.

4. Отдавай больше.

5. Ожидай меньше.



Источник: http://proza-pravoslavie.narod.ru/pritchi/pritchi_pro_oslika.html
Добавлять комментарии могут только
зарегистрированные пользователи!
 
Имя или номер: Пароль:
Регистрация » Забыли пароль?
© LogoSlovo.ru 2000 - 2024, создание портала - Vinchi Group & MySites
ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU