Манифест отречения Царя Николая II - фальшивка

Исходная статья с документами:
http://rasumov-ab.livejournal.com/131940.html?page=5&cut_expand=1#cutid1
Несколько замечаний по «Манифесту об отречении Николая II».


Кругом… обман!
Николай II.

Я сообщаю вам только одни точные факты.
Выводы для оценки… сделайте сами.
А. С. Лукомский. Протокол допроса.

Официальная версия отречения прописана детально. Многочисленные мемуары очевидцев, дым газетных репортажей и скупые строки дневника Императора - фрагментами мозаики легли в общую картину; свидетельства думских заговорщиков сплелись в причудливую вязь с показаниями заговорщиков Свиты. Согласно их обобщённой версии, 28-го февраля Царь выехал из Ставки в Царское Село, но был остановлен на пути следования сообщениями о безпорядках в Любани и Тосно. Развернув поезда, Государь приказал объехать бунтующий участок через ст. Дно и Псков на Царское. Но во Пскове Николаю II передали телеграммы командующих с мольбами об отречении, после чего Царь отрёкся, подписав два соответствующих манифеста.

Такова официальная версия. Концы интриги спрятаны надёжно, факты предательства тщательно затушёваны. Клятвопреступления вообще как бы не было - ведь Государь отрёкся Сам.

Тем не менее, факт заговора особо не скрывается даже его участниками. Но в чём же заключался заговор, если наличествует своей рукой подписанное отречение, если власть, добровольно или вынужденно, но СОБСТВЕННОРУЧНО была передана заговорщикам? На этот вопрос я попробую найти ответ.

К сожалению, не приходится рассчитывать на помощь верных Государю людей – среди окружавших Его очевидцев верных Царю не нашлось. «Кругом измена и трусость и обман!» Это ничего. Нам помогут «очевидцы» другого рода, долго молчавшие посреди лгавших нам людей, и донесшие до нас их тайны и измены. Это пожелтевшие в архивах листы экземпляров «отречения».

Вот они:

Поглядим внимательно на эти бумаги. Неспешный их анализ поведает пытливому человеку многое. К примеру, всем изследователям бросается в глаза то, что подписи Государя сделаны карандашом. Удивлённые историки пишут, что за 23 года правления то был единственный раз, когда Государь поставил на документе карандашную подпись. Целиком разделяя их удивление, шагнем, однако, немного дальше, и проверим аутентичность самих подписей Царя и Фредерикса, оценим структуру текста «отречения» и установим его авторов, посчитаем буквы в тексте и уточним количество известных нам экземпляров «отречений».



1. Кто написал текст «отречения». Телеграмма Алексеева № 1865.


Кто же сочинил «отречение» Государя?

Сам Государь. Так, по крайней мере, следует из свидетельских показаний. Согласно им, Императору предлагались «наброски» отречений, которыми Он не воспользовался. Вот что в точности пишет очевидец Шульгин:


«Государь ответил. После взволнованных слов А.И. (Гучкова – Р.) голос Его звучал спокойно, просто и точно. Только акцент был немножко чужой – гвардейский:
– Я принял решение отречься от престола…

Государь встал… Все поднялись… Гучков передал Государю «набросок» (отречения – Р.). Государь взял его и вышел.

Через некоторое время Государь вошел снова. Он протянул Гучкову бумагу, сказав:
– Вот текст…
Это были две или три четвертушки – такие, какие, очевидно, употреблялись в Ставке для телеграфных бланков. Но текст был написан на пишущей машинке.

Текст был написан теми удивительными словами, которые теперь все знают…

Каким жалким показался мне набросок, который мы привезли. Государь принес и его и положил на стол. К тексту отречения нечего было прибавить…»
Шульгин В.В. «Дни». (Все многоточия – авторские. Р.)

Ему вторит другой свидетель:
«Описание свидания Гучкова и Шульгина с Государем 2-го марта, сделанное Шульгиным, вскоре после возвращения депутатов в Петроград, составлено довольно верно».
Ген. Д. Н. ДУБЕНСКИЙ.
«Как произошел переворот в России».

Третий свидетель, полковник Мордвинов, хотя и отказался, по его же собственным словам, участвовать во встрече Государя с думцами, почему-то также взялся горячо уверять нас в правдивости рассказа Шульгина:
«Рассказ Шульгина, напечатанный в газетах, который я впоследствии прочел, многое возобновил в моей памяти. За небольшими исключениями (про справку в основных законах Шульгин умалчивает) он в общем верен и правдиво рисует картину приема членов думы».
Полк. А. А. МОРДВИНОВ.
«Последние дни императора».

Поверим на слово и ему. Сам виноват – за язык не тянули.

Подведу итоги. Таким образом, Государь, согласно показаниям трёх свидетелей, ознакомившись с «наброском» отречения, любезно подготовленным для Него Гучковым и Шульгиным, отклонил его как «жалкий» и, куда-то выйдя, составил свой собственный вариант. Который напечатал собственноручно или надиктовал безвестной машинистке «теми удивительными словами, которые теперь все знают». Затем вышел и подписал. Так говорят свидетели.


Теперь посмотрим документы.

Телеграмма генерал-адъютанта Алексеева Царю, № 1865, от 1 марта 1917 г. По утверждению советского историка Щёголева, доложена Николаю II генералом Рузским 1/14 марта во Пскове в 23 часа.

12. Телеграмма генерала Алексеева, посланная в Псков на имя Николая II 1-го марта.

«Его Императорскому Величеству.

Ежеминутно растущая опасность распространения анархии по всей стране, дальнейшего разложения армии и невозможности продолжения войны при создавшейся обстановке настоятельно требуют немедленного издания высочайшего акта, могущего еще успокоить умы, что возможно только путем признания ответственного министерства и поручения составления его председателю Государственной Думы.

Поступающие сведения дают основание надеяться на то, что думские деятели, руководимые Родзянко, еще могут остановить всеобщий развал и что работа с ними может пойти, но утрата всякого часа уменьшает последние шансы на сохранение и восстановление порядка и способствует захвату власти крайними левыми элементами. Ввиду этого усердно умоляю Ваше Императорское Величество соизволить на немедленное опубликование из ставки нижеследующего манифеста:

«Объявляем всем верным Нашим подданным:

Грозный и жестокий враг напрягает последние силы для борьбы с нашей родиной. Близок решительный час . Судьбы России, честь геройской нашей армии, благополучие народа, все будущее дорогого нам отечества требует доведения войны во что бы то ни стало до победного конца.

Стремясь сильнее сплотить все силы народные для скорейшего достижения победы, Я признал необходимость призвать ответственное перед представителями народа министерство, возложив образование его на председателя Государственной Думы Родзянко, из лиц, пользующихся доверием всей России.

Уповаю, что все верные сыны России , тесно объединившись вокруг Престола и народного представительства, дружно помогут доблестной армии завершить ее великий подвиг.

Во имя нашей возлюбленной родины призываю всех русских людей к исполнению своего святого долга перед нею, дабы вновь явить, что Россия столь же несокрушима, как и всегда, и что никакие козни врагов не одолеют ее. Да поможет нам Господь Бог». 1865. Генерал-адъютант Алексеев. 1 марта 1917 г.»

Сравним текст телеграммы Алексеева, доложенной Царю первого марта, и текст «отречения», самостоятельно придуманный Государем второго марта. Совпадения двух текстов я выделил красным.

Ставка
Начальнику штаба.

В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской Нашей армии, благо народа, все будущее дорогого Нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца . Жестокий враг напрягает последние силы , и уже близок час, когда доблестная армия Наша совместно со славными Нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной думою признали Мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с Себя верховную власть. Не желая расстаться с любимым сыном Нашим, Мы передаем наследие Наше Брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним повиновением Царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему вместе с представителями народа вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России.

Николай

Суммирую полученный результат:

Телеграмма Алексеева № 1865. Текст «отречения» Царя.
1 марта 1917 года. 2 марта 1917 года.

1. жестокий враг напрягает 1. Жестокий враг напрягает
последние силы последние силы

2. Близок решительный час. 2. близок час

3. Судьбы России, честь 3. Судьба России, честь
геройской нашей армии, геройской нашей армии,
благополучие народа, все благо народа, все
будущее дорогого нам отечества будущее дорогого нашего Отечества
требует доведения войны требуют доведения войны
во что бы то ни стало во что бы то ни стало
до победного конца. до победного конца.

4. сплотить все силы народные 4. сплочение всех сил народных
для скорейшего для скорейшего
достижения победы достижения победы

5. представителями народа 5. представителями народа

6. верные сыны России 6. верных сынов Отечества

7. тесно объединившись 7. тесное единение

8. Во имя нашей возлюбленной 8. Во имя горячо любимой
родины призываю всех русских Родины призываем всех верных
людей к исполнению своего сынов Отечества к исполнению
святого долга перед нею своего святого долга перед ним

Алексеев Николай
1 марта 1917 года. 2 марта 1917 года.


Представляю, как, не найдя собственных слов для такой незначительной бумаги, - отречения от Престола, - Государь выборочно, но кропотливо, чуть изменяя чужие буквы, слова и выражения, тщательно переписывает текст телеграммы Алексеева. Ах да, чуть не забыл. Перепечатывает, конечно. Хотя, может быть, тоже не сам.

Тщательнее надо было заметать следы, господа заговорщики. Такие телеграммы сразу жгут. А телеграфистов вешают.

Но кто же тогда составил текст «отречения»?

Авторы текста «отречения».

Кто готовил текст телеграммы генерал-адъютанта Алексеева Царю, № 1865, от 1 марта 1917 г.? Обратимся к мемуарам очевидцев.

«В этот период времени из Могилева от Генерала Алексеева был получен проект Манифеста, на случай, если бы Государь принял решение о своем отречении, в пользу Цесаревича Алексия. Проект этого Манифеста, насколько я знаю, был составлен Директором Дипломатической Канцелярии при Верховном Главнокомандующем Н. А. Базили, по общим указаниям Генерала Алексеева».

Ю. Н. Данилов. Мои воспоминания об Императоре Николае II-ом и Вел. Князе Михаиле Александровиче.

«Составлялся в Ставке манифест, который должен был быть опубликован.
Манифест этот вырабатывался в Ставке и автором его являлся церемониймейстер высочайшего двора директор политической канцелярии при верховном главнокомандующем Базили, а редактировал этот акт генерал-адъютант Алексеев. Когда мы вернулись через день в Могилев, то мне передавали, что Базили, придя в штабную столовую утром 2-го марта, рассказывал, что он всю ночь не спал и работал, составляя по поручению генерала Алексеева манифест об отречении от Престола Императора Николая II. А когда ему заметили (Полковник Немченко передал мне это в Риме 7 мая (н. ст.) 1920 года.), что это слишком серьезный исторический акт, чтобы его можно было составлять так наспех, то Базили ответил, что медлить было нельзя и советоваться было не с кем и что ему ночью приходилось несколько раз ходить из своей канцелярии к генералу Алексееву, который и установил окончательно текст манифеста и передал его в Псков генерал-адъютанту Рузскому для представления Государю Императору».
Ген. Д. Н. ДУБЕНСКИЙ. Как произошел переворот в России.


Полк. А. А. Мордвинов: «В проекте манифеста, каким-то образом предупредительно полученном из Ставки и составленном, как я узнал потом, по поручению генерала Алексеева, Лукомским и Базили, потребовались некоторые изменения.
«По получении указанной выше телеграммы из Штаба Сев. фр., — вспоминает подполковник Пронин, — ген. Лукомский спешно пригласил г. Базили; спустя некоторое время был составлен и передан в Псков проект манифеста об отречении Императора от Престола в пользу Сына»
Сергей Фомин. Отречение.


«Очевидно, манифест был прекрасен, если производил такое впечатление на слушателей, но только к основному его тексту не приложилась рука Монарха.

Текст манифеста был составлен в Ставке, по поручению Алексеева, камергером Базили при непосредственном участии самого начальника штаба и Лукомского и был послан Царю в 7 ч. 40 м. на случай, если Царь «соизволит принять решение». История несколько подшутила над мемуаристом, слишком нарочито и неумеренно выставлявшим свои монархические чувствования[224]

[224]На генерала Селивачева на фронте манифест произвел совсем иное впечатление. 3 марта он записал в дневник: «По слогу манифеста совершенно ясно, что он продиктован Государю от первого до последнего слова». Данные, нами приведенные, по существу не оставляют места для сомнений. Разрешить вопрос уже безоговорочно могло бы только недоступное нам ознакомление с оригиналом».
С. П. Мельгунов
Мартовские дни 1917 года.

«Генерал Алексеев поручил генералу Лукомскому и церемониймейстеру Н. А. Базили составить проект манифеста об отречении и передал его Данилову в 17 ч. 40 м. при телеграмме:
«Сообщаю проект выработанного манифеста на тот случай, если бы Государь Император соизволил принять решение и одобрить изложенный манифест. 2 марта. 1896. Генерал-адъютант Алексеев».
Такова была энергия и предупредительность Ставки в деле отречения Государя Императора».
А. И. Спиридович. Великая Война и Февральская Революция 1914 -1917 г.г.


«Поздно вечером 1/14 марта генерал Рузский прислал телеграмму, что Государь приказал составить проект манифеста об отречении от престола в пользу Наследника с назначением Великого Князя Михаила Александровича регентом.
Государь приказал проект составленного манифеста передать по прямому проводу генералу Рузскому.
О полученном распоряжении я доложил генералу Алексееву, и он поручил мне, совместно с начальником дипломатической части в Ставке г. Базили, срочно составить проект манифеста.
Я вызвал г-на Базили, и мы с ним, вооружившись Сводом Законов Российской Империи, приступили к составлению проекта манифеста. Затем составленный проект был доложен генералу Алексееву и передан по прямому проводу генералу Рузскому».
А. Лукомский. Воспоминания в 2 томах (изд. "Кирхнер". Берлин. 1922).

Обобщив мемуарные записи, можно сделать вывод, что текст «отречения» был написан генерал-лейтенантом Александром Сергеевичем Лукомским и чиновником Министерства иностранных дел, заведующим дип. канцелярией Ставки Николаем Александровичем Базили, под общей редакцией начальника штаба Алексеева.



2. Структура текста «отречения». Две или три четвертушки.

По словам очевидца Шульгина, подлинник был напечатан на машинке: "Это были две или три четвертушки - такие, какие, очевидно, употреблялись в Ставке для телеграфных бланков". Подпись была сделана карандашом.

Сообщение Шульгина весьма любопытно, но вызывает ряд вопросов. К примеру, сразу возникает вопрос: как же подписывал Государь этот удивительный подлинник из нескольких телеграфных четвертушек - каждый листок в отдельности, или поставил одну общую подпись в конце? Каким образом разместилась информация на этих четвертушках? Подлинник «отречения» из ГАРФ не даёт нам ответа на эти вопросы. Вопреки утверждениям Шульгина, Мордвинова и ген. Данилова, он не состоит из телеграфных бланков, а перепечатан с них на новый лист. Сохранился и адресат: «Ставка Начальнику Штаба.»

Попробуем сами разместить текст «отречения» на трёх шульгинских четвертушках.
Так как текст на подлиннике напечатан без абзацев, для начала разобьем «отречение» на смысловые блоки:

1-я четвертушка: 13 строк с шапкой.

«Ставка
Начальнику штаба.

В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага».


2-я четвертушка: 13 строк.

«В эти решительные дни в жизни России почли МЫ долгом совести облегчить народу НАШЕМУ тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственною думою признали МЫ за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с СЕБЯ Верховную власть. Не желая расстаться с любимым Сыном НАШИМ, МЫ передаем наследие НАШЕ Брату НАШЕМУ Великому Князю МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату НАШЕМУ править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех
началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу».


3-я четвертушка: окончание, подписи, 7 строк.

«Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним повиновением Царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему вместе с представителями народа вывести государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России».


В результате такой разбивки текста можно сделать два вывода.

1. Первая и третья часть однородны по смыслу и составляют основу приказа Царя «к верным сынам Отечества повиновению Государю» в тяжёлую минуту испытаний.

2. Средняя часть «отречения» заключена в трёх предложениях(!), которые и являются собственно отречением. Не вступая в явное противоречие с содержанием первой и третьей частей, она, тем не менее, не состоит с ними и в очевидной смысловой связи.

Вполне возможно, что колебания Шульгина вокруг «двух или трёх четвертушек» имеют более глубокий смысл, чем принято считать. Согласно общей практике, подпись ставится в конце телеграммы. Не является ли средняя часть «отречения» позднейшим вложением?

Если всё происходило именно так, как описывают очевидцы, и Царь подписал «отречение» в виде телеграммы, состоящей из нескольких бланков, на последнем листе – заговорщики могли удалить один из бланков или вложить туда новый телеграфный лист с изменённым текстом.

Если это предположение верно, средняя часть «отречения» должна без остатка уместиться на стандартном телеграфном бланке.

Не имея под рукой подлинников подписанной Государем телеграммы, сравним размеры средней части «отречения» с имеющимися в нашем распоряжении бланками телеграмм тех дней.


3. Средняя часть «отречения». «Ставка Начальнику штаба.»

Возьмём стандартный бланк телеграммы и посчитаем на нём все знаки, включая пробелы, запятые и точки:

Телеграмма М.В. Алексеева императору Николаю II о ходе восстания в Москве. Получена в Ставке 1 марта 1917. ГА РФ. Ф.601. Оп.1. Д.2094.


723 знака.

Сравним:

Въ эти решительные дни въ жизни России,почли МЫ долгомъ совести облегчить народу НАШЕМУ тесное единение и сплочение всехъ силъ народныхъ для скорейшего достижения победы и,въ согласии съ Государственною Думою,признали МЫ за благо отречься отъ престола государства Российского и сложить съ СЕБЯ верховную власть. Не желая расстаться съ любимымъ Сыномъ НАШИМ,МЫ передаемъ наследие НАШЕ брату НАШЕМУ великому князю МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ и благословляемъ Его на вступление на Престолъ Государства Российского. Заповедуемъ Брату НАШЕМУ править делами государственными въ полномъ и ненарушимомъ единении съ представителями народа въ законодательныхъ учрежденияхъ на техъ началахъ,кои будут ими установлены,принеся въ томъ ненарушимую присягу.

728 знаков.

Мы получили абсолютное совпадение по количеству знаков. Таким образом, все наши предположения имеют жёсткое обоснование. Как видим, средняя часть «отречения» имеет точный размер телеграфного бланка, или описанной выше «четвертушки». Спасибо Шульгину за подсказку. Оставил ли он нам эту веху, знак, случайно, или в неуёмной болтливости своей решил напомнить заговорщикам ставки и Свиты о ярком эпизоде осуществлённого ими переворота, сейчас уже неважно.

Важно другое.

Если убрать три предложения, в которых заключается «отречение»(!!!), всё встаёт на свои места.

Значит, заговорщиками рассматривался вариант вложения – замены или «вброса» - лишней «четвертушки» в призыв Царя «к верным сынам Отечества повиновению Государю», то есть обычный подлог, с последующей нейтрализацией Николая II.

Затем для простоты дела был использован обобщённый вариант «трёх четвертушек», к которому узурпаторам вместо слов: «Ставка Начальнику штаба.» поневоле пришлось прилепить шапку: «Манифест. Мы, Божией Милостью Николай Вторый...», как это действительно было принято в Императорских манифестах.


В таком случае неясно, каким образом подписи Государя оказались на общем листе, если сами заговорщики уверяют, будто Николай II подписывал «отречение», напечатанное на телеграфных бланках. Тем любопытнее будет тщательно изучить эти подписи. Посмотрим на них внимательно.



4. Подписи Николая II.

Вот подписи, которые стоят под «отречениями».

Первый экз. отречения. 15 часов 00 мин. 2 марта 1917 года.


Второй экз. отречения. 15 часов 05 мин. 2 марта 1917 года.


Попробуем наложить их друг на друга.


При наложении подписей проявилась весьма характерная особенность - два автографа с двух разных листов «отречения» абсолютно идентичны.
Этому могут быть следующие объяснения. Можно предположить, что Государь за годы правления либо выработал исключительно устойчивую подпись с уникально похожими росчерками, либо подписи нанесены кем-то другим под копирку, или же через стекло. Как говорилось ранее, «подписи Государя» были сделаны карандашом. Этот факт в контексте сказанного объясняет многое и не вызывает уже того удивления, которое испытывают изследователи, разглядывая единственную за всю историю карандашную подпись Царя на государственном документе.


Чтобы проверить обе версии нанесения подписей, обратимся к другим известным подписям Государя, принадлежность которых руке Монарха не вызывает сомнений.


5. Подписи Царя: окончание.

Для идентификации подписей Царя воспользуемся двумя доступными нам документами с известной датировкой.

Это:
1. «Приказ Николая II по армии и флоту о принятии на Себя обязанностей Главнокомандующего» от 23 августа 1915 года и
2. Автограф Николая II от 9 февраля 1916 года.




Подпись с «Приказа Николая II по армии и флоту о принятии на Себя обязанностей Главнокомандующего» от 23 августа 1915 года выглядит так:


Автограф Николая II от 9 февраля 1916 года.


Попробуем их совместить.


При сравнении подписей мы видим, что, за исключением росчерков, в целом они совпадают. Однако об уникальной устойчивости росчерков говорить не приходится.

Остаётся проверить, соответствуют ли подписи на «отречениях» настоящим подписям Царя.

Настоящая подпись Царя с «Приказа по армии...» наложена на настоящую подпись Царя с Автографа и на две подписи с «отречений». Судите сами.



6. Третий подлинник «отречения».

Сколько нам твердили, что «отречение» подписано в ДВУХ экземплярах! Сколько лжецов-очевидцев написало свои мемуары, объясняя, почему взялось именно такое количество «отречений»!

Третий подлинный экземпляр «отречения», по времени опубликованный ранее первых двух, выглядит так:


Факсимиле этого «отречения» напечатано в 1919 году в Нью-Йорке г-ном Ломоносовым, помощником Бубликова, в книге воспоминаний «Мемуары о русской революции», на 54-ой странице.

Убедиться в том, что это именно третий экземпляр, а не копия с первых двух, легко, сравнив «подписи Государя». Видно даже на глаз - они разные. Последняя имеет ярко выраженные отличия от первых двух. Смотрите:


Достаточно сравнить вторую букву «и» и предпоследнюю «а».
Итак, появился третий, совершенно никому неизвестный подлинник. Объяснить его появление в рамках официальной версии отречения абсолютно невозможно.

И с этим ничего уже поделать нельзя.

По «Мемуарам» Ломоносова, судьба первого, «гучковско-шульгинского» экземпляра «отречения», доставленного в Петроград, складывалась следующим образом. Гучков и Шульгин привозят его на Варшавский вокзал, где, по неясным причинам, он оказывается в руках некоего Лебедева. Тот пешком несёт его куда-то по Измайловскому проспекту. Навстречу ему на машине движется Ломоносов с водителем, вероятно, Иваном Роговским. Практически случайно Ломоносов замечает Лебедева среди толпы людей. Через некоторое время Лебедев садится в машину и передаёт Ломоносову акт «отречения», который тот прячет в левый боковой карман тужурки (где, отмечу, таким бумагам самое место). Привезя «отречение» не в Думу, а в министерство путей сообщения, Ломоносов не машет им принародно на людях, а скромно показывает всего двум посвящённым: Бубликову и Добровольскому - и опять суёт «отречение» в боковой карман.

Тайком, чтобы никто ничего не знал, составляется Комитет спасения «пропавшей грамоты» (куда пропавшей? – Р.) из четырех: Лебедева, Ломоносова, Бубликова и Добровольского. Затем с бумаги снимают рукописную копию: Лебедев диктует, Ломоносов пишет. Когда копия была готова, её своими честными именами заверили все четверо, а «подлинник спрятали среди старых запыленных номеров официальных газет, сложенных на этажерке в секретарской», где он и находился какое-то время. О дальнейшей судьбе этой бумаги отважный спаситель «грамоты» нам не поведал.

Таким образом, исходя из «Мемуаров» Ломоносова, ясно, что последний имел прямое отношение к описанному экземпляру «отречения». Ломоносов стыдливо умалчивает, откуда взялось факсимиле «отречения» в его «Мемуарах», ведь речи о снятии факсимильных копий в его книге нет. Не исключено, что он сумел вывезти «подлинник отречения» за границу, где этот листок может находиться до сих пор.


7. Подпись Фредерикса.

«Все присутствовавшие, за исключением
престарелого гр. Фредерикса, разсказали
обстановку, в которой произошло
формальное отречение от престола
царствовавшего Монарха». С. П. Мельгунов Мартовские дни 1917 года.

«Оглашается документ-записка,
на которой рукою Фредерикса
помечено: получено от Сухомлинова
17 февраля 16 г.

Фредерикс: …Я вам могу сказать,
что по сходству оно похоже на мой
почерк. Но чтобы я такую вещь написал,
я могу поклясться, что я бы не сделал.
Я бы поклялся, что я этого не писал,
но я не могу поклясться.
Следователь: Это только похоже
на ваш почерк или это ваш почерк?
Фредерикс: Я говорю: похоже, что не я
писал. Я готов поклясться, что не писал.
Следователь: Вы готовы поклясться, что не писали?
Фредерикс: А сходство есть безусловное».

Допрос Фредерикса 2 июня 1917 г.
С. П. Мельгунов.
Судьба Императора Николая II после отречения.

Заканчивая разбор внешнего вида «отречений», необходимо остановиться на последней подписи в этих документах - заверяющей (контрассигнирующей) подписи Фредерикса. Надпись гласит:

«Министр Императорского Двора
Генерал Адъютант Граф Фредерикс»

Меня удивила похожесть контрассигнирующих надписей графа Фредерикса на всех трёх «отречениях», и я сделал наложение трёх надписей друг на друга. Причём накладывал не слово на слово, а наложил ВСЮ НАДПИСЬ ЦЕЛИКОМ, ВСЕ СЕМЬ СЛОВ СРАЗУ, в две строки, с пробелами, промежутками и росчерками. Три автографа на трёх разных документах совпали до буквы.

Судите сами.


Нет разницы даже не между буквами, а МЕЖДУ РАСПОЛОЖЕНИЕМ ВСЕХ СЕМИ СЛОВ ВО ВСЕХ ТРЁХ ДОКУМЕНТАХ. Без копирования на стекле добиться такого эффекта нельзя.

Характерно, что на всех трёх документах в словах: «15 час.» - цифры «5» разные. Они действительно были проставлены отдельно. То есть это действительно разные бумаги.

Зигзаги, соединяющие красные слова, я сделал и оставил специально: с их помощью накладывал текст не по словам, а целиком.

Абсолютное совпадение в написании от руки семи слов в трёх документах – невозможно.

Вот что по этому поводу лжёт очевидец:
«Эти манифесты были, наконец, около часу ночи переписаны, как их от Государя принесли в купе к графу Фредериксу и с каким отчаянием бедный старик, справляясь с трудом, дрожащей рукою их очень долго подписывал».
Полк. А. А. Мордвинов. Отречение Николая II. С. 119.

Сравним с описанием документа «отречения», сделанным специалистами ГА РФ: «в левом нижнем углу черными чернилами поверх карандаша заверительная надпись рукой В.Б. Фредерикса: министр императорского двора генерал адъютант граф Фредерикс».

«Чёрными чернилами поверх карандаша»… Да-да, именно так я и представлял себе всегда заверение Царских документов. Бедный старик Фредерикс с отчаянием заверяет три «отречения» карандашом, а затем с ужасом, судя по всему, поняв, что натворил, дрожащею рукой обводит заверительные подписи ручкой.

Ну ладно. Хватит шутить. Слишком долго шутили над нами.

Итак, три подписи Фредерикса – это копии одной и той же подписи, сделанные с какого-то четвёртого документа. Что это за документ, где он сейчас находится и жив ли он вообще – ещё предстоит узнать. Всё это – мелочи и технические детали.

Главное заключается в том, что заверительные подписи Фредерикса на «отречениях» - дёшево подделанные копии. Это доказано.

Вот и всё, друзья мои. Их игра кончилась.
___________________________________________________________

Выводы.

1. Текст отречения составил не Государь. Черновик отречения был написан и отправлен во Псков из Ставки 1 марта в виде телеграммы Алексеева, Лукомского и Базили, а затем кем-то доработан до знакомого нам сочетания слов.

2. Текст отречения не был написан Государем от руки. Все известные экземпляры отречения напечатаны на машинке.
Об этом говорят Шульгин, Мордвинов и ген. Данилов. Начальник походной канцелярии ген. Нарышкин в «протоколе отречения» пишет более лукаво: Государь приказал «его переписать», что, однако, также свидетельствует, что текст отречения не был записан Государем лично.

3. Три очевидца, Мордвинов, Шульгин и Данилов, прямо указывают, что текст был напечатан на телеграфных бланках, несмотря на то, что военно-походная канцелярия Государя хранила любые бланки, включая, разумеется, бланки Царских Манифестов. При этом Данилов пишет о ДВУХ телеграфных бланках, а Шульгин – о трёх.

4. Из текста отречения видно, что составлен он особым образом: по смыслу и количеству строк разделён на три абзаца, или «три четвертушки», описанные Шульгиным. Средняя часть «отречения» по количеству знаков абсолютно совпадает с размером телеграфного бланка. Значит, заговорщики предусматривали вариант подлога: «вброса» или замены средней четвертушки в подписанную Государем телеграмму, с последующей нейтрализацией Государя Николая II.

5. Подписи на хранящихся в ГА РФ отречениях (или отречении?) Государя от Престола, а также их факсимиле в известных нам большевицких изданиях подделаны.

6. Согласно описанию документа отречения Государственным Архивом РФ, заверяющая (контрассигнирующая) надпись Министра Императорского Двора графа Фредерикса на отречении также сделана карандашом, а затем обведена ручкой. Сама оригинальная подпись Фредерикса на документе ГА РФ отсутствует.


Итоги:
Самодержец ВсеРоссийский Государь Император Николай II никогда не составлял отречение, не писал его от руки и не подписывал.
Документ также не был заверен Фредериксом.

Таким образом, Государь не имеет никакого отношения к собственному отречению.

Андрей Разумов.



Использованные ссылки:

http://www.golubinski.ru/history/otrechenie.htm
http://www.archive.org/details/memoirsofrussian00lomorich
http://photofile.ru/photo/rasumov_ab/2441574/76617337.jpg
http://www.rusarchives.ru/evants/exhibitions/1917-myths-kat.shtml
http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/03_17.htm

Факсимиле «отречений»:

Экземпляр Ломоносова. Нью-Йорк, 1919 год.
http://www.archive.org/details/memoirsofrussian00lomorich
http://photofile.ru/photo/rasumov_ab/2441574/76617337.jpg

Экземпляр Щеголева. Ленинград, 1927 год.
http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/nik2.gif
http://publ.lib.ru/ARCHIVES/SCH/SCHEGOLEV_Pavel_Eliseevich/_Schegolev_P._E..html#01

Экземпляр ГА РФ. Москва, 2007 год.

http://www.rusarchives.ru/evants/exhibitions/1917-myths-kat/34.shtml

Дополнительный материал га данную тему в статьях:

Подделка дневника Государя Николая II разоблачена
http://www.logoslovo.ru/forum/all_1/user_57_4/topic_2663/

Комментарии (19)

Всего: 19 комментариев
  
#1 | Фокин Сергей »» | 07.02.2012 09:53
  
1
ИНТЕРВЬЮ, ВЗЯТОЕ У СВЯЩЕННИКА РОМАНА ЗЕЛЕНСКОГО ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ КНИГИ М.А.БАБКИНА «СВЯЩЕНСТВО И ЦАРСТВО».
Опубликовано monarxist в пт, 01/27/2012 - 20:31. ИЕРЕЙ РОМАН ЗЕЛЕНСКИЙ
Николай Земцев: Здравствуйте, отец Роман. Представьтесь, пожалуйста.
Отец Роман: Священник Роман Зеленский. Русская Православная Церковь. Служу в городе на Неве.
Николай Земцев: Вам удалось прочитать книгу Бабкина «Священство и Царство»?
Отец Роман: Конечно, эта книга просто переворачивает сознание людей.
Мне довелось ее прочитать и понятно, что один раз прочитать эту книгу не достаточно. К ней надо возвращаться, перечитывать целые главы. А исторический материал, помещенный туда, обязательно надо использовать на благо. В частности, исторические факты этого научно-исторического труда прекрасно подходят для православных радиопередач на Радио Санкт-Петербурга.
Русским людям надо знать правду о том, что же действительно произошло в 1917 году. И автору этого замечательного произведения вполне удалось донести жизненную правду, основываясь на неопровержимых документах.
Чтобы опровергнуть этого серьезного историка, необходимо найти другие документы, которые опровергали бы «Ведомости», протоколы собраний духовенства того революционного времени. Но, таковых просто не существует, к радости нашей Истина может быть только одна. Если представленный документ свидетельствует, что духовенство приветствовало революцию 1917 года,то это не опровергнуть.
Потому, безусловно, книга «Священство и Царство» Михаила Анатольевича Бабкина очень нужна сейчас многим нашим соотечественникам.
#2 | Лев Кашицин »» | 10.02.2012 05:01 | ответ на: #1 ( Фокин Сергей ) »»
  
0
Загляни в личку.
  
#3 | Фокин Сергей »» | 14.02.2012 08:02
  
0
Вот еще хороший материал о Царе Искупителе - Николае!
Николай II: Царь-Великомученик, Верховный Главнокомандующий Русской Армии.
http://www.logoslovo.ru/forum/all/topic_1301/
  
#4 | Фокин Сергей »» | 16.02.2012 10:58
  
4
«Жертва Царя Николая, — говорил батюшка, — полное сораспятие Христу, Жертва за Русь Святую». Необходимо постичь величие Жертвы Царя, она исключительна для Русской Церкви. Об этой Жертве постоянно плакал и молил о прощении великий Старец Земли Русской Николай, и Господь открыл батюшке, что Он помиловал Россию, уже помиловал, и русский народ прощен — за Искупительную Голгофу Святого Царя...

«Святой Царь не отрекался, на Нем нет греха отречения. Он поступил как истинный христианин, смиренный Помазанник Божий. Ему надо в ножки поклониться за Его милость к нам, грешным. Не Он отрекся, а Его отвергли». Старец Николай (Гурьянов).
#5 | Антон »» | 02.06.2012 13:13
  
-15
Загасили кровопийцу россии и правильно сделали. Только я считаю, проявили к нему необоснованный гуманизм - а именно расстреляли. Жаль. Надо было его вместе с семьёй просто выставить на улицу. Тогда толпа разорвала бы их живьём на части и надо бы было всё это заснять для кинохроники и истории, дабы потом показывать слабоумным потомкам.
  
#6 | Сергей И. »» | 02.06.2012 13:52 | ответ на: #5 ( Антон ) »»
  
8
Местечковые иудеи до революции воспитывались в своих местечках в лютой ненависти к России, к русскому народу, к таким сословиям, как дворянство, священство, офицеры, передовое энергичное крестьянство (кулаки по их оценке). После революции эти ненавистники быстро растеклись по стране, занимая хлебные места. Особенно позверствовали в ЧК. Почти вся верхушка первого советского правительства была национальности, в которой русскими были только их псевдонимы. И пошли расстрелы, массовые казни десятками тысяч, кровавые подавления крестьянских восстаний "славными" латышскими стрелками, посланными по приказам кремля. А при императоре Николае Россия вышла на третье место в мире по промышленности, на первое по росту производства. Численность населения увеличилась на треть. "Если так пойдёт дальше, этот восточный колосс поставит нас на колени",- говорили на Западе. И постарались, послали "самых человечных человеков" в пломбированных вагонах из Германии и на пароходах из Америки, снабдив их огромными деньгами. Не знать этого в наше время может только дебил. Но сдаётся мне, предыдущий сгусток ненависти не от дебила, а от провокатора. Возможно, потомка той тёплой компании.
#7 | НИКА »» | 02.06.2012 13:55
  
-2
фальшивка. !!!
  
#8 | Сергей И. »» | 02.06.2012 14:15 | ответ на: #7 ( НИКА ) »»
  
4
Чья фальшивка, Ника, моя или того Антошки на одной ножке? Предыдущий комментарий я написал не только по литературным материалам. Кое что довелось услышать из уст людей, переживших революцию, гражданскую войну, разруху, ужас ЧК, когда вызванный в это славное учреждение прощался с родными, как перед смертью. А если вдруг случайно возвращался, то на него смотрели, как на выходца с того света. И свидетели, поведавшие мне то, что не писалось в советской истории, были совсем не князья и графы. Простые русские люди. Кто-то удивится, откуда такие воспоминания. Или мне уже сто лет? Нет, это связь времён, о которой мы очень мало знаем (если вообще знаем). На самом деле до нас доходят предания, которым уже много сотен лет, передаваясь из поколения в поколение простыми людьми. Так что революция 17-го года, это вообще вчерашний день. Но провокаторы живучи.
#9 | раба Божия Светлана »» | 02.06.2012 16:21 | ответ на: #5 ( Антон ) »»
  
2
Антон, Вам, как одному из ярчайших представителей "слабоумных потомков", явно не хватает зрелищ. Чем писать злобные и кровожадные высказывания на православных форумах, запаслись бы заблаговременно билетами на одно из шоу в рамках "Евро-2012". Спустите там свой пыл и пар, глядишь и добрее станете. Простите за резкость, но невыносимо больно и обидно за Вашу, управляемую "из вне", душу.
#10 | Карина Р. »» | 03.06.2012 04:59
  
2
Да,да Антон!Стыдно ,очень стыдно! Вразуми Вас Господь!
  
#11 | Сергей И. »» | 03.06.2012 07:41 | ответ на: #9 ( раба Божия Светлана ) »»
  
3
Светлана, Вы, наверное, ошибаетесь. Это не слабоумный потомок. Он знает, о чём говорит, но рассчитывает, что слабоумными являются его слушатели. Бросил камень в воду и смотрит, как круги пойдут. Но, как ни странно, бросил во-время. Можно вспомнить то, что мы должны помнить. За что императора Николая Второго, канонизированного ныне святого великомученика, в советские времена прозвали "кровавым"? За девятое января 1905 года? Давайте вернёмся к этой трагической дате. Поп-расстрига Гапон повёл многотысячную толпу одураченных людей к Зимнему, убедив их, что власть согласится на их требования. Хотя из-за мощного развития страны в предреволюционные годы уровень жизни стремительно поднимался. Средний инженер получал зарплату в переводе на сегодняшний день 2-3 тысячи долларов, высококвалифицированный рабочий - 1000, разнорабочий - 400. Корова стоила около семи рублей, а политическим в ссылке царское правительство выдавало (на свою голову) 10 рублей в месяц. Опасаась штурма, войска, охранявшие дворец, выстрелили в воздух. В панике люди подавили друг друга. Задавлено около 70 человек. Большевики в своих подмётных газетах стали раздувать эту цифру, пока не подошли к рубежу 2000. Такая цифра и вошла в школьные учебники в советское время. Гапон эмигрировал за границу. Там он стал посещать революционные кружки, в которых обнаружил очень уж много "лиц демократической национальности". Об этом он знал и ранее, но не полагал, что их так много. Вернувшись в Россию, он стал вести разъяснительную работу, убеждая людей, что не должно быть такого количества евреев в революции. Кончилось тем, что его заманили на подмосковную дачу и задушили. Как вы догадываетесь, совсем не сыщики охранного отделения. Летом 1918 года рабочие Питера увидели, что новая власть совсем не так хороша, как их убеждали. Вышли на демонстрацию. Демонстрация была рассеяна, отдельные группы загнали во дворы, где и расстреляли. В свою очередь, забастовали рабочие Астрахани. Разбираться поехал "железный Феликс". В результате разборки несколько сот рабочих было расстреляно. У крестьян поначалу изымали весь хлеб, оставленный на питание, на продажу и на посев. Называлось это продразвёрстка. Начался голод. Конфискованное зерно ссыпали пирамидами под открытым небом. Обезумевшие от голода крестьяне бросались к этим пирамидам хлеба, уже начавшим куриться от перегрева, но крестьян встречала охрана ружейно-пулемётным огнём. В конце концов правительство обратилось к Западу с предложением купить у них российский хлеб. Но даже Запад оказался на высоте, ответив, что он не может покупать хлеб у страны, где свирепствуют голод и людоедство. Тогда додумались вернуть хлеб крестьянам, заменив продразвёрстку на продналог, когда что-то всё-таки оставалось крестьянам. Свирепый голод прекратился, а советское правительство поставило это себе в заслугу, похваляясь тем, как оно умеет руководить. К Дзержинскому в кабинет как-то зашёл вдрызг пьяный матрос, служивший в ЧК. На замечание Дзержинского матрос посла его "по матушке по Волге". Не помнящий себя Дзержинский схватил маузер и застрелил матроса, после чего упал и забился в припадке эпилепсии. Эпилепсия, говорят, не физическая и даже не душевная, а духовная болезнь. Как-то во время заседания Ленин послал Дзержинскому записку, где спрашивал, сколько в настоящее время контрреволюционеров сидит по тюрьмам? Тот ответил тоже запиской, что 1500 человек. Ленин поставил крестик и вернул записку. После чего Дзержинский молча встал и вышел. А на другой день члены правительства шептались о ночных событиях. Оказывается, по приказу Дзержинского ночью все контрреволюционеры были расстреляны. Хотя Ленин тут вроде бы не при чём. Его крестик на документе означал, что он с ним ознакомился. "Железный и жилистый Феликс" просто не так понял. На том и кончилось. В Питере студент Каннегисер пришёл в ЧК и застрелил Урицкого, начальника питерского ЧК. И вот за то, что один еврей убил другого, было расстреляно десять тысяч заложников, от профессоров до рабочих. Каннегисер объяснил это на допросе тем, что он таким образом хотел реабилитировать еврейский народ перед страной, казнив выродка. Возможно, это так и Каннегисер был хорошим человеком, но факт остаётся фактом. 10 000 заложников расстреляны и списки расстрелянных вывешены на стенах улиц. Но кровавым назвали не царя-мученика, а "освободителей рабочего класса и крестьянства", к коим "освободители" ни по крови, ни по профессии, ни по вере не имели никакого отношения. Почему они так поступили, понятно. Надо было обелить себя. Почему так тупо повторяют эту дезу нынешние дегенераты, тоже понятно. Дегенерат не значит непроходимый дурак. Дегенераты могут быть и учёными, и писателями, и политиками и т. д. Дело не в отсутствии ума, а в отсутствии некоторых душевных и духовных качеств, присущих обычным нормальным людям, даже если они малограмотны. Например, чувство такта, совесть, стыд, сострадание, жалость и пр. Как же не быть дегенератами тем, кто росчерком пера отправляет на тот свет десятки и сотни тысяч граждан своей страны? С т. н. Антоном переписываться и перебраниваться не надо. Это всё равно, что встать на четвереньки и залаять на собаку, облаивающую вас. Он своё дело знает и исполняет его сознательно. Не перевелись ещё дегенераты.
#12 | Ника »» | 03.06.2012 12:37 | ответ на: #7 ( НИКА ) »»
  
0
НИКА,
мне тоже непонятна Ваша фраза,
и почему-то она написана моим ником, только заглавными буквами:),
интересно, как это возможно.
#13 | раба Божия Светлана »» | 03.06.2012 13:07 | ответ на: #11 ( Сергей И. ) »»
  
1
Сергей, я очень Вам благодарна за столь полезный экскурс в наше историческое прошлое.Такие позорные факты из жизни тогдашних "кумиров" и "вождей" полезно вкладывать в сознания т.н. антонов еще в подростковом возрасте, глядишь, к совершеннолетию научатся мыслить разумно и, главное, самостоятельно. Я во многом с Вами согласна, но вот сравнить этого "писаку" с собакой не могу - слишком уж я люблю этих преданных и умных животных.
  
#14 | Сергей И. »» | 03.06.2012 17:50 | ответ на: #13 ( раба Божия Светлана ) »»
  
0
В русском языке есть такое понятие, "собака из подворотни". Но относится оно не к собаке, а к предмету, который сравнивается с ней. Идёт, допустим, человек по улице, а из подворотни его облает собака, после чего скроется под защиту стен дома своих хозяев. Облаяла и спряталась, пойди, возьми её. Да и надо ли? Настоящая собака несёт, как может, свою службу, охраняя хозяев и их имущество. К ней претензий нет. Но вот на хозяев того, кто в данном случае сравнивается с другом человека, обратить внимание не помешает. А они у него есть.
Про недавнее наше историческое прошлое я мог бы поведать немного из рассказов тех, кто его пережил, из первых уст. Да уж очень жестокие воспоминания, многих они покоробят. Им комфортнее смотреть фото про голландские тюльпаны или амазонских колибри и орхидеи. Хотя живущие в джунглях Амазонки индейцы орхидеи не собирают, а вот ксантсы выделывают. Но тому, кто не знает, что это такое, лучше и не знать.
#15 | Людмила »» | 06.06.2012 13:38
  
4
Благодарим за правду, да поможет вам Господь и Благоверный Богом венчанный Царь Николай Александрович! Мой дед казак был выбран из числа 2000 казаков вместе еще с одним казаком на службу в Зимний Дворец. Дед Николай встретил 1917 год на посту. Потом, когда вместе с семьей оказался за колючей проволокой часто говорил о Царской семье такие слова и надолго замолкал: "Какие они милые, какие они милые". Дед прошел из Петрограда на Урал через белых и красных,но выполнил, что было сказано - ни в одного человека не выстрелил, в братоубийственной войне не участвовал, стрелял в воздух. Верность Царю сохранил.257
  
#16 | Фокин Сергей »» | 17.03.2013 15:22
  
-1
Сергей Фомин, Звенигород
14 июля 2004 г.
Монархия в России
версия для печати
отправить email


Отречение



2 марта 1917 года в четверток Крестопоклонной седмицы Император Николай II подписал Манифест. Свершилось то, что ровно за тридцать лет до цареубийства предрекал К. Н. Леонтьев: "...республиканская все-Европа придет в Петербург ли, в Киев ли, в Царьград ли и скажет: "Откажитесь от вашей династии или не оставим камня на камне и опустошим всю страну". И тогда наши Романовы, при своей исторической гуманности и честности, - откажутся сами, быть может, от власти, чтобы спасти народ и страну от крови и опустошения"1.


"Когда пробил роковой для России час, — писал владыка Анастасий (Грибановский), — и революционная буря подняла на гребень волны новых, непризванных народных вождей, они приступили к нему с требованием отречения от прародительского Престола во имя блага Родины. Царь не захотел бороться за власть, которая никогда не ослепляла и не привязывала его к себе и на которую он смотрел, как на тяжелое послушание, возложенное на него свыше для служения родному народу в самую судьбоносную эпоху его многострадальной истории. Он не захотел сделаться причиною нового кровопролития на Русской земле, и без того истерзанной войной и междоусобицей. С истинным христианским самоотречением он, подобно пророку Ионе, решил принести себя в жертву для успокоения поднявшейся бури, которая могла опрокинуть и разбить наш государственный корабль, и, если великое крушение все же совершилось, Государь оказался неповинным в нем. Пожертвовав собою, он не предотвратил этого великого исторического народного бедствия, но зато спас и сохранил незапятнанной для последующих времен высокую идею Православного Царя, Помазанника Божия, для которого власть есть безкорыстное подвижническое служение Богу и людям для утверждения добра, правды и мира на земле"2.

***

Попробуем восстановить картину поездки думских делегатов к Царю за отречением.

1 марта.

П. Н. Милюков: "Оставалось решить последний из больших вопросов образования новой власти: определить положение Царя. Что Николай II больше не будет царствовать, было настолько безспорно для самого широкого круга русской общественности, что о технических средствах для выполнения этого общего решения никто не думал. Никто, кроме одного человека: А. И. Гучкова. Из его показаний перед чрезвычайной комиссией видно, что он и сам не знал, как это совершится, так как не знал окончательной формы, в какой совершится ожидавшийся им переворот. Он не исключал и самых крайних форм устранения Царя, если бы переворот совершился в форме, напоминавшей ему XVIII столетие русской истории, — в форме убийства. [...] Он признал перед комиссией, что существовал у него и у его "друзей" (которых он не хотел называть) "план захватить по дороге между Ставкой и Царским Селом императорский поезд, вынудить отречение, затем... одновременно арестовать существующее правительство и затем уже объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят собою новое правительство". [...] Вечером 1 марта он "заявил, что, будучи убежден (уже издавна) в необходимости этого шага, он решил его предпринять во что бы то ни стало и, если ему не будут даны полномочия от думского комитета, готов сделать это за свой страх и риск". [...] Правительство не возражало и присоединило к нему по его просьбе, в свидетели торжественного акта, В. В. Шульгина. Поручение комитета и правительства было дано путешественникам в форме, предусмотренной блоком. Царь должен был отречься в пользу сына и назначить регентом Великого Князя Михаила Александровича. Этим обезпечивалось известное преемство Династии"3.

В. В. Шульгин приводит слова А. И. Гучкова, сказанные тогда членам комитета ("неполный состав", "в своем кругу", "говорил совершенно свободно"): "Без монархии Россия не может жить... Но, видимо, нынешнему Государю Царствовать больше нельзя [...] Если это так, то можем ли мы спокойно и безучастно дожидаться той минуты, когда весь этот революционный сброд начнет сам искать выхода... И сам расправится с монархией... Меж тем это неизбежно будет, если мы выпустим инициативу из наших рук. [...] Надо дать России нового Государя... Надо под этим новым знаменем собрать то, что можно собрать... для отпора [...] Я предлагаю немедленно ехать к Государю и привезти отречение в пользу Наследника [...] Если вы согласны и если вы меня уполномочиваете, я поеду... Но мне бы хотелось, чтобы поехал еще кто-нибудь...

Мы переглянулись. Произошла продолжительная пауза, после которой я сказал:

- Я поеду с вами [...]

Комитет государственной думы признает единственным выходом в данном положении отречение Государя Императора, поручает нам двоим доложить об этом Его Величеству и, в случае его согласия, поручает привезти текст отречения в Петроград. Отречение должно произойти в пользу Наследника Цесаревича Алексея Николаевича. Мы должны ехать вдвоем, в полной тайне"4.

А И. Гучков: "1 марта в думском комитете, я заявил, что, будучи убежден в необходимости этого шага, я решил его предпринять во что бы то ни стало, и, если мне не будут даны полномочия от думского комитета, я готов сделать это за свой страх и риск, поеду, как политический деятель, как русский человек, и буду советовать и настаивать, чтобы этот шаг был сделан. Полномочия были мне даны, причем вы знаете, как обрисовалась дальнейшая комбинация: Государь отречется в пользу своего сына Алексея с регентством одного из Великих Князей, скорее всего, Михаила Александровича. Эта комбинация считалась людьми совещания благоприятной для России, как способ укрепления народного представительства в том смысле, что при малолетнем Государе и при регенте, который, конечно бы, не пользовался, если не юридически, то морально всей властностью и авторитетом настоящего держателя верховной власти, народное представительство могло окрепнуть, и, как это было в Англии, в конце XVIII ст., так глубоко пустило бы свои корни, что дальнейшие бури были бы для него не опасны. Я знал, что со стороны некоторых кругов, стоящих на более крайнем фланге, чем думский комитет, вопрос о добровольном отречении, вопрос о тех новых формах, в которые вылилась бы верховная власть в будущем, и вопрос о попытках воздействия на верховную власть встретят отрицательное отношение. Тем не менее, я и Шульгин, о котором я просил думский комитет, прося командировать его вместе со мной, чтобы он был свидетелем всех последующих событий, — мы выехали в Псков"5.


2 марта.

Утром после выступления в Таврическом дворце Милюкова было созвано специальное заседание исполкома совета, собравшиеся приступили с вопросами к Керенскому: "Вопрос о регентстве ни в малейшей степени не волновал меня, однако внушить другим мою уверенность в неосуществимости этого плана было крайне трудно, а потому в это дело попытался вмешаться исполнительный комитет. Он вознамерился послать к Царю своих делегатов, а в случае неудачи — помешать воспользоваться поездом нашим делегатам. Однако тут они не преуспели, и приблизительно в 4 часа дня делегация временного комитета Думы в составе Гучкова и Шульгина отбыла в Псков с целью потребовать отречения Царя"6.

Угроза исполкома совета не была пустой (достаточно вспомнить безуспешные попытки Родзянко выехать поездом на встречу с Государем 1 марта7). Попытка, хотя по каким-то причинам безуспешная, обойти это препятствие зафиксирована. "В первые же дни революции, — читаем в воспоминаниях Кн. Гавриила Константиновича, — у меня был отнят автомобиль. Он оказался у военного министра временного правительства Гучкова, и он даже на нем поехал в Псков, к Государю, чтобы потребовать его отречения. Дороги, впрочем, оказались столь плохи, что ему пришлось вернуться и ехать поездом"8.

Возможно, именно какими-то консультациями с исполкомовцами (и соглашениями в результате их), в чем впоследствии не хотелось признаваться ни тем, ни другим, объясняется опоздание9 эмиссаров временщиков в Псков: "Делегаты Государственной думы — Гучков и Шульгин — опоздали и вместо 4-5 час. дня прибыли лишь в 91/2 ч. вечера"10. И далее: "Оба прибывшие к Его Величеству представителя народа производили впечатление людей не мытых, не бритых, были они в грязном крахмальном белье. Можно было предполагать, что они своею неопрятностью старались понравиться делегатам петроградского совета солдатских и рабочих депутатов, командированным для их сопровождения и за все время поездки их ни на шаг не покидавшим до самого момента входа в Императорский поезд. Во время приема Государем депутатов — Гучкова и Шульгина — сопровождавшие их делегаты петроградского совета солдатских и рабочих (как их называли "собачьих") депутатов занимались раздачей на вокзале всевозможных революционных листовок и вели с публикою возбуждающие беседы. [...] О том, что такое представляли из себя в данный момент Гучков и Шульгин, я получил понятие благодаря одному, хотя и мелкому, но много говорящему факту: сопровождал их в салон-вагоне северо-западных железных дорог тот самый проводник, с которым я постоянно ездил вне путешествий в Императорском поезде. Этот проводник пришел ко мне в купе и принес от жены письмо, за которым в Петрограде сходил по собственной инициативе. Не без волнения он мне рассказал, что во время путешествия все, решительно, распоряжения и приказания исходили от делегатов совета рабочих и солдатских депутатов, которые совершенно не считались с Шульгиным и Гучковым. На остановках эти представители совета расхаживали по вокзалам и платформам, раздавая встречным прокламации, а также приказ № 111"12. Загадочные совдеповцы упоминаются в статье Шульгина, опубликованной сразу после поездки в Псков: "Высшие служащие дороги оказали нам полное содействие. Поезд был немедленно составлен и было отдано распоряжение, чтобы он следовал с предельной скоростью. К нам в вагон сели два инженера и мы поехали"13. Возможно о них пишет и генерал-майор Д. Н. Дубенский, вспоминая прибытие в Псков Гучкова и Шульгина: "Из ярко освещенного вагона салона выскочили два солдата с красными бантами и винтовками и стали по бокам входной лестницы вагона. По-видимому, это были не солдаты, а вероятно рабочие в солдатской форме, так неумело они держали ружья, отдавая честь "депутатам", так не похожи были также на молодых солдат"14. Чего после этого стоят слова Суханова (Гиммера): "Спрашивается, от чьего имени была организована поездка в Псков Гучкова и Шульгина? Если от имени Временного комитета государственной думы, то известно ли было о ней его членам Керенскому и Чхеидзе? Если им было об этом известно, то почему не было доведено до сведения исполнительного комитета?"15 Все это стало общим местом советской (и не только) историографии.

***

Полк. А. А. Мордвинов, находившийся в Императорском поезде во время встречи Императора с депутатами, передает свой разговор с флигель-адъютантом генерал-майором К. А. Нарышкиным (1868†1924), начальником военно-походной канцелярии Государя: "Не помню когда, но кажется очень скоро, ко мне в купе заглянул Нарышкин, озабоченно проходивший к себе в канцелярию по коридору. Я так и бросился к нему: "Ну, что, уже кончилось, уже решено, что они говорят?" — с замирающим сердцем спрашивал я его. "Говорит один только Гучков, все то же, что и Рузский", — ответил мне Нарышкин. "Он говорит, что, кроме отречения, нет другого выхода, и Государь уже сказал им, что он и сам это решил еще до них. Теперь они сомневаются, в праве ли Государь передать Престол Михаилу Александровичу, минуя Наследника, и спрашивают для справки основные законы. Пойдем, помоги мне их отыскать, хотя вряд ли они взяты у нас с собою в вагон. В них никогда не было надобности в путешествиях"...

Все иллюзии пропадали, но я цеплялся еще за последнюю, самую ничтожную: "Раз вопрос зашел о праве, о законах, то значит с чем-то еще должны считаться даже и люди, нарушившие закон в эти безправные дни и может быть"...

Основные законы я знал лишь поверхностно, но все же мне пришлось с ними знакомиться лет пять назад, когда возникли разные вопросы в связи с состоявшимся браком Великого Князя Михаила Александровича с г-жей Вульферт. Тогда все было ясно, но это было давно, я многие толкования забыл, хотя и твердо сознавал, что при живом Наследнике Михаил Александрович мог бы воцариться лишь с согласия и отказа самого Алексея Николаевича от своих прав. А если такой отказ по малолетству Алексея Николаевича немыслим, и он должен будет, вопреки желанию отца, сделаться Царем, то может быть и Государь, которому невыносима мысль расстаться с сыном, отдумает поэтому отрекаться, чтобы иметь возможность оставить его при себе.

Облегчение для меня в данную минуту заключалось в том, имелось ли в основных законах указание на право Государя, как опекуна, отречься не только за себя, но и за своего малолетнего сына от Престола.

Что в обыденной жизни наши гражданские законы таких прав опекуну не давали, я знал твердо по собственному опыту, что сейчас и высказал Нарышкину, по дороге, проходя с ним в соседний вагон, где помещалась наша походная канцелярия.

- Что говорят об этом основные законы, я хорошо не помню, но знаю, почти заранее, что они вряд ли будут по смыслу противоречить обыкновенным законам, по которым опекун не может отказываться ни от каких прав опекаемого, а значит и Государь до совершеннолетия Алексея Николаевича не может передать Престола ни Михаилу Александровичу, ни кому-либо другому. Ведь мы все присягали Государю и его законному Наследнику, а законный Наследник, пока жив Алексей Николаевич, только один.

- Я и сам так думаю, — ответил в раздумье Нарышкин, — но ведь Государь не просто частный человек, и может быть Учреждение Императорской Фамилии и основные законы и говорят об этом иначе.

- Конечно, Государь не частный человек, а Самодержец, — сказал я, — но, отрекаясь, он уже становится этим частным человеком и просто опекуном, не имеющим никакого права лишать опекаемого его благ.

Том основных законов, к нашему удовлетворению, после недолгих розысков, нашелся у нас в канцелярии, но, спешно перелистывая его страницы, прямых указаний на права Государя, как опекуна, мы не нашли. Ни одна статья не говорила о данном случае, да там и вообще не было упомянуто о возможности отречения Государя, на что мы оба к нашему удовлетворению обратили тогда внимание.

Нарышкин торопился. Его ждали, и, взяв книгу, он направился к выходу. Идя за ним, я, помню, ему говорил:

- Хотя в основных законах по этому поводу ничего ясного нет, все же надо непременно доложить Государю, что по смыслу общих законов, он не имеет права отрекаться за Алексея Николаевича. Опекун не может, кажется, даже отказаться от принятия какого-либо дара в пользу опекаемого, а тем более, отрекаясь за него, лишать Алексея Николаевича и тех имущественных прав, с которыми связано его положение, как Наследника. Пожалуйста, непременно доложи обо всем этом Государю.

Лишь как сквозь туман вспоминаю я и возвращение Нарышкина и Фредерикса от Государя и их сообщение о происходивших переговорах. Рассказ Шульгина, напечатанный в газетах, который я впоследствии прочел, многое возобновил в моей памяти. За небольшими исключениями (про справку в основных законах Шульгин умалчивает) он в общем верен и правдиво рисует картину приема членов Думы"16.

Генерал Г. Н. Данилов: "Выждав несколько, я подошел к Гучкову, которого знал довольно близко по предшествовавшей совместной работе в комиссии обороны Государственной думы17. А. И. долго был председателем этой комиссии, я же часто ее посещал в качестве представителя главного управления Генерального штаба, по различным вопросам военного характера. — "Скажите, Александр Иванович, — спросил я, — насколько решение Императора Николая II отречься от Престола не только за себя, но и за сына, является согласованным с нашими Основными Законами?.. Не вызовет ли такое решение в будущем тяжелых последствий?" — "Не думаю, — ответил мой собеседник, — но если вопрос этот вас интересует более глубоко, обратитесь к ним к В. В. Шульгину, который у нас является специалистом по такого рода государственно-юридическим вопросам". — И тут же Гучков познакомил меня с Шульгиным, с которым я до того времени знаком не был. — "Видите ли, — сказал В. В., выслушав меня, — несомненно, здесь юридическая неправильность. Но с точки зрения практической, которая сейчас должна превалировать, я должен высказаться в пользу принятого решения. При воцарении Цесаревича Алексея будет весьма трудно изолировать его от влияния отца и, главное, матери, столь ненавидимой в России". — При таких условиях останутся прежние влияния, и самый отход от власти родителей малолетнего Императора станет фиктивным..."18

В. В. Шульгин: "Если здесь есть юридическая неправильность... Если Государь не может отрекаться в пользу брата... Пусть будет неправильность!.. Может быть, этим выиграется время... Некоторое время будет править Михаил, а потом, когда все угомонится, выяснится, что он не может Царствовать, и Престол перейдет к Алексею Николаевичу..."19

Подполковник В. М. Пронин, описывая впечатления в Ставке от Царского Манифеста, вспоминал: "Я посмотрел на Великого Князя [Сергея Михайловича]: он был бледен; на глазах блестели слезы. "И за сына отрекся"... — тихо произнес он дрожащими губами. [...] Отречения Императора от Престола и за сына никто не ожидал. Это было полной неожиданностью для всех"20.

П. Н. Милюков: "В Петербурге ночь на 3 марта, в ожидании Царского отречения, прошла очень тревожно. Около 3 часов ночи мы получили в Таврическом дворце первые известия, что Царь отрекся в пользу Великого Князя Михаила Александровича. Не имея под руками текста манифеста Имп. Павла о Престолонаследии, мы не сообразили тогда, что самый акт Царя был незаконен. Он мог отречься за себя, но не имел права отрекаться за сына. Несколько дней спустя я присутствовал на завтраке, данном нам военным ведомством, и возле меня сидел Великий Князь Сергей Михайлович. Он сказал мне в разговоре, что, конечно, все Великие Князья сразу поняли незаконность акта Императора. Если так, то, надо думать, Закон о Престолонаследии был хорошо известен и Венценосцу. Неизбежный вывод отсюда — что, заменяя сына братом, Царь понимал, что делал. Он ссылался на свои отеческие чувства — и этим даже расстрогал делегатов. Но эти же отеческие чувства руководили Царской Четой в их намерении сохранить Престол для сына в неизменном виде. И в письмах Императрицы имеется место, в котором Царица одобряет решение Царя, как способ — не изменить обету, данному при короновании. (В этом смысле я истолковал "последний совет Царицы" в "Последних новостях".) Сопоставляя все это, нельзя не прийти к выводу, что Николай II здесь хитрил, давая октябрьский манифест. Пройдут тяжелые дни, потом все успокоится, и тогда можно будет взять данное обещание обратно. Недаром же Распутин обещал сыну благополучное Царствование..."21

Историк Г. М. Катков (1903†20.1.1985) замечает по этому поводу: "Безосновательны все подозрения, что акт отречения подписан был с внутренними оговорками и нарочно был составлен в таких выражениях, которые делали его юридически уязвимыми, а следовательно при первой возможности облегчали его отмену. Конечно, законность акта была спорной, но в тот момент это было вопросом чисто академическим. Основные законы не позволяли отречения за Наследника Престола, но они не предусматривали и отречения самого Монарха. Акт отречения вносил изменение в конституционную структуру, такое изменение не было и не могло быть предусмотрено основными законами"22.

Полк. А. А. Мордвинов передает разговор с Государем 4.3.1917: "Он задумался и вдруг спросил: "Что обо всем говорят, Мордвинов?"

- Ваше Величество, — ответил опять безтолково, волнуясь, я, — мы все так удручены, так встревожены... для нас это такое невыносимое горе... мы все еще не можем придти в себя... для нас все так непонятно и чересчур уж поспешно... а в Ставке, как я слышал, особенно не понимают, отчего вы отреклись в пользу брата, а не законного Наследника, Алексея Николаевича; говорят, что это совсем уже не по закону, и может вызвать новые волнения.

Государь еще глубже задумался, еще глубже ушел в себя, и, не сказав больше ни слова, мы вскоре доехали до вокзала...

Государь прошел в последнее большое отделение вагона, где находилась Императрица [Мария Феодоровна], а я остался в коридоре, выжидая указаний о нашем обратном отъезде. Его Величество скоро открыл дверь и сказал мне: "Мордвинов, матушка вас приглашает к обеду. Я потом вам скажу, когда поедем обратно", — и снова закрыл дверь"23. Однако продолжения разговора так и не последовало.

Императрица Александра Феодоровна (2.3.1917): "...Всемогущий Бог надо всем, Он любит Своего Помазанника Божия и спасет тебя и восстановит тебя в твоих правах! Вера моя в это безгранична и непоколебима..."

(3.3.1917): "Я вполне понимаю твой поступок, о мой герой! Я знаю, что ты не мог подписать противного тому, в чем ты клялся на своей коронации. Мы в совершенстве знаем друг друга, нам не нужно слов, и, клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем Престоле, вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего Царства. Ты спас Царство своего сына, и страну, и свою святую чистоту, и [...] ты будешь коронован Самим Богом на этой земле, в своей стране".

(4.3.1917): "Только сегодня утром мы узнали, что все передано М[ише], и Бэби теперь в безопасности — какое облегчение!"

***

Ген.-м. Д. Н. Дубенский: "Гучков доложил, что обратное возвращение депутатов сопряжено с риском, а посему он просил подписать манифест на всякий случай не в одном экземпляре. Государь на это согласился. [...] Государь ушел к себе в отделение, а все оставшиеся стали ждать изготовление копии манифеста"24.

А. И. Гучков: "...Я сказал Государю, что этот акт я повезу с собой в Петроград, но так как в дороге возможны всякие случайности, по-моему, следует составить второй акт, и не в виде копии, а в виде дубликата, и пусть он остается в распоряжении штаба главнокомандующего ген. Рузского. Государь нашел это правильным и сказал, что так и будет сделано"25.

Полк. А. А. Мордвинов: "В проекте манифеста, каким-то образом предупредительно полученном из Ставки и составленном, как я узнал потом, по поручению генерала Алексеева, Лукомским и Базили26, потребовались некоторые изменения. Сверх того, члены Думы, вероятно для надежности, просили переписать манифест в двух экземплярах. Оба за подписью Его Величества должны были по их просьбе быть скрепленными Министром Двора. Первый экземпляр, напечатанный, как затем и второй, в нашей канцелярии на машинке, на телеграфных бланках, Государь подписал карандашом. Эти манифесты были, наконец, около часу ночи переписаны, как их от Государя принесли в купе к графу Фредериксу и с каким отчаянием бедный старик, справляясь с трудом, дрожащей рукою их очень долго подписывал"27.

2 марта в Ставке была принята телеграмма: "Около 19 час. сегодня Его Величество примет члена Государственного Совета Гучкова и члена Государственной Думы Шульгина, выехавших экстренным из Петрограда. Государь Император в длительной беседе с Генерал-Адъютантом Рузским в присутствии моем и Генерала Саввича выразил, что нет той жертвы, которой Его Величество не принес бы для истинного блага Родины. Телеграммы Ваши и Главнокомандующих были все доложены. 2 марта 16 час. 30 мин. Генерал Данилов". "По получении указанной выше телеграммы из Штаба Сев. фр., — вспоминает подполковник Пронин, — ген. Лукомский спешно пригласил г. Базили; спустя некоторое время был составлен и передан в Псков проект манифеста об отречении Императора от Престола в пользу Сына"28. В средину Манифеста Государь внес "радикальное изменение".

В. В. Шульгин: "Это были две или три четвертушки — такие, какие, очевидно, употреблялись в Ставке для телеграфных бланков. Но текст был написан на пишущей машинке"29.

"Протокол отречения Императора Николая II": "Депутаты попросили подписать еще дубликат Манифеста на случай возможности с ними несчастья, который бы остался в руках генерала Рузского. Его Величество простился с депутатами и отпустил их [...] Приблизительно через час дубликат Манифеста был преподнесен Его Величеству на подпись, после чего все четыре30 подписи Его Величества были контрассигнированы Министром Императорского Двора графом Фредериксом"31.

Генерал Г. Н. Данилов: "Один экземпляр манифеста об отречении приезжавшие депутаты взяли с собой; второй же экземпляр того же манифеста хранился у меня в штабе до мая 17-го года. Когда же генерал Рузский оставил должность главнокомандующего Северным фронтом, а я получил в командование 5-ю армию, этот экземпляр, при письме, был отправлен главе временного правительства князю Львову. Перед отправлением документа в Петроград я приказал снять с него фотографический снимок, хранившийся у меня до большевицкого переворота. Дальнейшая судьба этого снимка, как и многих других документов моего архива, мне неизвестна..."32

Позднее подлинник Манифеста хранился в Ленинградском музее революции33.

***

Через некоторое время после прибытия в Петроград, вспоминал один из думских делегатов В. В. Шульгин, "я спросил кого-то из тех, кто меня почему-то окружили:

- Где Гучков?

- Александр Иваныч в железнодорожных мастерских на митинге рабочих, — ответили голоса.

На митинге рабочих... Значит, мне надо сейчас пробраться туда к нему и вытащить его оттуда... Но как же быть с текстом отречения?.. Вот я его чувствую под рукой в боковом кармане... И с таким документом на митинг к рабочим?.. Войти-то войдешь, — но выйдешь ли?.. Могут отнять, уничтожить... И Бог его знает, что еще может быть... Как быть? Вокруг меня, ни на секунду не оставляя, была толпа людей, следившая за каждым моим движением... Но ни одного — не то что верного, но просто знакомого лица... Кому передать документ? В это время меня опять позвали к телефону.

- Это я, Бубликов... Я, знаете, на всякий случай послал человека вам... один инженер... совершенно верный... он найдет вас на вокзале... скажет, что от меня... Можете ему все доверить... Понимаете?

- Понимаю.

Через несколько минут из толпы, меня окружавшей, какой-то господин протискался, сказав, что он от Бубликова... Я сказал ему:

- Вас никто не знает... За вами не будут следить... Идите пешком совершенно спокойно... и донесите... Понимаете?

- Понимаю.

Я незаметно передал ему конверт. Он исчез... Теперь я мог идти на митинг..."34

Шульгин передал отречение Лебедеву, а тот, в свою очередь, видному масону, инженеру-путейцу Ю. В. Ломоносову (1876-?), впоследствии члену ВСНХ, помогавшему Красину в тайных операциях за границей, в частности в продаже золота. Прибыв в министерство, вспоминает Ломоносов, "остались мы вчетвером: Бубликов, Добровольский, Лебедев и я.

- В чем дело?

- Гучков арестован... Акт отречения вот...

Как не сенсационна была весть об аресте Гучкова, глаза всех, забывая о нем, впились в положенный мной на стол кусочек бумаги.

"Ставка. Начальнику штаба".

- Достукался, — произнес Бубликов после минуты молчания. — Итак, будем присягать Михаилу [...]

Из мастерских передали, что Гучков арестован, что акта у него не нашли и что идут обыскивать других депутатов, чтобы уничтожить акт.

- Зачем?

- Товарищи, переплетчики желают низложить Царя, да и все остальные, кажется... отречения им мало.

- Ну, а потом?

- Потом депутат Лебедев передал мне акт, я потихоньку закоулками, на другую сторону, да и дал тягу.

- А Гучков? А другие депутаты?

- Не знаю.

- Я сейчас буду разговаривать с Родзянко, а вы, господа, узнайте, что с депутатами.

Комиссары заперлись, а мы пошли к себе. Акт отречения не давил даже, а жег мне левый бок. По телефону сообщили, что Гучкова выпустили и что он с Шульгиным и Лебедевым уехали в Думу.

С этим известием я вошел к комиссарам. [...] С их слов, довольно безсвязных, я понял, что в городе положение примерно такое, как на вокзале. Большинство рабочих против отречения. С раннего утра, вернее с ночи, в Думе между комитетом и советом идут об этом горячие споры. Совет усилен "солдатскими" депутатами.

- Грамоту ищут по всему городу. Возможно, и сюда придут. Где она? — спросил Добровольский.

- У меня в кармане.

- Это не годится. Надо спрятать.

- Положить в несгораемый шкаф. Приставить караул.

- Нет. положить в самое незаметное место... и не в этой комнате... конечно, сохранение этой грамоты положения не изменит, но все-таки... во-первых, отречение освобождает войска от присяги... во-вторых, ее уничтожение окрылит черные силы.

- А не снять ли нам, Анатолий Александрович, с акта несколько копий?

- Пожалуй, но только, чтобы никто ничего не знал. Составим комитет спасения "пропавшей грамоты" из трех.

- Нет, из четырех. Лебедев ее спас.

- Правильно, позовите его сюда.

Пришел Лебедев, ему объявили положение, и мы с ним отправились снимать копию в секретарскую. А комиссары начали принимать доклады разных учреждений министерства. Лебедев диктовал, я писал. Когда копия была готова, я позвал комиссаров в секретарскую. Мы все вчетвером заверили копию, а подлинник спрятали среди старых запыленных номеров официальных газет, сложенных на этажерке в секретарской.

- Ну, теперь по копии можно начать печатание, — сказал я.

- Нет, надо спросить Думу, — возразил Добровольский.

- Зачем? Ведь чем скорее грамота будет напечатана, тем скорее весь этот шум прекратится. Да и при том набор, корректура, печать — все это потребует времени. А кроме того, наборщики ждут.

- Нет, надо спросить.

Через несколько минут последовал приказ: "Не печатать, но наборщиков не распускать"..."35

Нагнетание опасности искусственное, если ср. с описанием пребывания Гучкова на митинге рабочих железнодорожных мастерских, лично присутствовавшего там Шульгина36. И совершенно не гармонирует с описанием тем же мемуаристом впечатления от объявления им тут же "войскам и народу" Царского Манифеста об отречении: "Я поднял глаза от бумаги. И увидел, как дрогнули штыки, как будто ветер дохнул по колосьям... Прямо против меня молодой солдат плакал. Слезы двумя струйками бежали по румяным щекам. [...]

- ...Идет война... Враг стоит на фронте... Враг неумолимый, который раздавит нас... раздавит, если не будем все вместе... Если не будем едины... Как быть едиными?.. Только один путь... Всем собраться вокруг... нового Царя... Всем оказать ему повиновение... Он поведет нас... Государю Императору... Михаилу Второму... провозглашаю — "ура!"

И оно взмыло — горячее, искреннее, растроганное..."37

В связи с такой "нестыковкой" в описании одних и тех же событий возникает вопрос, от кого в действительности исходила опасность документу, чего в действительности добивался народ, пытавшийся отобрать и уничтожить документ? Нельзя же всерьез предполагать, что уничтожение документа об отречении от Престола (пусть даже и в пользу брата) способствовало бы, хоть в какой-то мере, упразднению монархии. Скорее наоборот.

***

Покатилось "Красное колесо", набирая обороты...

Ставка. "Присяга". Великий Князь Александр Михайлович: "Генерал Алексеев просит нас присягнуть временному правительству. [...] Войска выстраиваются пред домом, в котором живет Государь. Я узнаю форму личной охраны Государя. Это батальон гееоргиевских кавалеров, отделение гвардейского железнодорожного батальона, моя авиационная группа и все офицеры Штаба. Мы стоим за генералом Алексеевым. Я не знаю, как чувствуют себя остальные, но лично не могу понять, как можно давать клятву верности группе интриганов, которые только что изменили данной присяге. Священник произносит слова, которые я не хочу слушать. Затем следует молебен. Впервые за триста четыре года существовании монархии, на молебне не упоминается имени Государя"38.

Санкт-Петербург. Столица. Шел Великий Пост. Но... "Хвосты" (искусственно созданные очереди за хлебом) преобразились в народные гуляния. "Я был счастлив с этими толпами. Это была Пасха (! — С. Ф.) и веселый масленичный наивный рай", — так чувствовал утонченный эстет Виктор Шкловский. Громили магазины, полицейские участки, трамваи. Особенно любили забавляться с "малиновыми" (городовыми) убивали, спуская под невский лед. "Гуляющие", как бы играя, не только палили магазины, "спекулянтские" склады, суды, полицейские участки. Прямо на улицах, "во имя свободы", они устраивали ритуальные сожжения "врагов народа", выявленных сообща толпой, — их привязывали к железным кроватям, которые водружали на костер! А это можно рассматривать как подсознательную ретрансляцию архетипов языческой культуры, богатой на обряды "битья" неугодных идолов, сжигания, например, на масленицу, чучела уходящей зимы. Картину предания огню "символов старого порядка" они воспринимали не иначе, как буквальную иллюстрацию к распространенному клише — "жертва на алтарь революции"39. А заодно с символами убивали людей.

Из дневника З. Н. Гиппиус: "5 марта. Воскресенье. [...] Потихоньку всплывает вопрос Церкви. Ее собственная позиция для меня даже не интересна, до такой степени заранее могла быть предугадана во всех подробностях. Кое-где на образах — красные банты (в церкви). Кое в каких церквах — "Самодержавнейший". А в одной священник объявил причту: "Ну, братцы, кому башка не дорога — пусть поминает, я не буду". Здесь священник проповедует покорность новому "благоверному правительству" (во имя невмешательства Церкви в политику), там — плачет о Царе-Помазаннике, с благодатью... К такому плачу слушатели относятся разно: где-то плакали вместе с проповедником, а на Лиговке солдаты повели батюшку вон. Не смутился, — можете, говорит, убить меня за правду. Не убили, конечно. (Пока. — С. Ф.) С жгучим любопытством прислушиваюсь тут к аполитической, уличной, широкой демократии. Одни искренне думают, что "свергли и Церковь" — "отменено учреждение". Привыкли сплошь соединять вместе, неразрывно. И логично. Хотя говорят "Церковь" — но весьма подразумевают "попов", ибо насчет Церкви находятся в самом полном, круглом невежестве. (Естественно.) У более безграмотных это более выпукло: "Сама видела, написано: долой монахию. Всех, значит, монахов по шапке". Или: "А мы нынче нарочно в церковь пошли, слушали, слушали, дьякон бормочет, поминать не смеет, а других слов для служения нет, так и кончили, почитай без службы..."40

Москва. Сердце России. Первопрестольная. Сорок сороков. Из автобиографических заметок о. Сергия Булгакова: "Объявлено было "благодарственное Господу Богу молебствие", шли войска на парад, и там было кощунственно и гнусно. Все радовались, все ликовали, красный Дионис41 ходил по Москве и сыпал в толпу свой красный хмель. Все было в красном, всюду были гнусные красные тряпки, и сразу же появились не то немцы, не то большевики, с агитацией против войны. У меня была смерть на душе. Революция была мне только постыла и отвратительна. [...] Я видел и чувствовал, что пришел красный хам, что жизнь становится вульгарной и низкой, и нет уже России. А между тем кругом все сходило с ума от радости, и как я ни сторонился в эти страшные дни, но и мне приходилось попадать в круги профессионально радующихся. Так, например, в кругу профессоров и студентов — демонстративно хоронили в красном гробу одну жертву революции — произносились ликующие речи [...] Была Крестопоклонная неделя Великого Поста. — Об этом, конечно, все забыли, а у меня были самые тяжелые предчувствия от этого символического совпадения"42.

Волынь. Традиционная опора русского национализма. Житомир. "В конце концов, — вспоминал архиепископ Волынский Евлогий, — решено было поминать "благоверное временное правительство..." Диаконы иногда путали и возглашали "Многие лета" — "благоверному временному правительству..." Первые революционные дни в Житомире: толпа на улицах, шествия, "марсельеза", красные банты, красные флаги... Священники, чиновники, все... в бантах. Крайний правый, видный черносотенец, в порыве революционного энтузиазма кричал толпе с балкона: "Марсельезу! Марсельезу!.." Иеромонах Иоанн (из пастырского училища), несмотря на пост, приветствовал меня: "Христос Воскресе! Христос Воскресе!", а в ответ на мои увещания быть более сдержанным возразил: "Вы не понимаете!.." [...] Манифест об отречении Государя был прочитан в соборе, читал его протодиакон — и плакал. Среди молящихся многие рыдали. У старика городового слезы текли ручьем... Пасхальную заутреню я служил в соборе, битком набитом солдатчиной. Атмосфера в храме была революционная, жуткая... На приветствие "Христос Воскресе!" среди гула "Воистину Воскресе!" какой-то голос выкрикнул: "Россия воскресе!!"43

Спасо-Преображенский Валаамский монастырь. Летопись: "6 марта 1917 года в полдень на Валааме получено грустное известие о совершившемся перевороте в России и об отречении Царя от Престола. Первое впечатление от последнего известия было ощущение сиротства, ибо Русь Святая немыслима без Царя! С повечерия этого дня прекратилось у нас молитвенное возглашение Царя и Царствовавшего Дома; Царские портреты повсюду были сняты и убраны. Все это было сделано из опасения репрессий со стороны временного правительства. С полудня этого дня до вечера монастырская канцелярия была занята спешным отпечатанием на пишущей машине изменений в богослужении в связи с отменою молитвенного поминовения Царя. [...] По случаю падения в России государственной власти в Финляндии началось брожение: были случаи погромов русских школ и избиения русских граждан. Толпа береговых хулиганов собралась идти на Валаам с целью грабежа и погрома, но милосердие Божие отвратило их злое намерение. [...] Следующие дни 7 и 8 марта были проведены в большой тревоге: возможность нападения на Валаам окрестных хулиганов подтверждалась, слухи об этом росли и ширились, увеличивая и без того подавленное настроение. [...] Настроение братии было таково, что многие исповедовались и причащались Св. Таин, на случай смертной опасности. [...] С падением на Руси Царской власти печать известного направления с сатанинской злобою набросилась на бывшего Царя, на духовенство: все это обливалось сплошными потоками грязи и самой безсовестной лжи. [...] В апреле 1917 года в газете "Живое слово" вместо обыкновенного фельетона был помещен ряд статей под названием "Монастырские исповеди", в которых многие православно-русские обители безчестились и поносились так, как только на это способны те, в сердцах которых нашли место сребренники Иуды"44.

Центральная Россия. Тверь. "И вдруг разразилась катастрофа, — пишет митрополит Вениамин (Федченков), в то время архимандрит. — Хотя многие из нас и ожидали ее прихода, но все же самый этот момент оказался неожиданным. Мне на всю жизнь врезался тогда доклад о пчелах. Кажется, в Петрограде уже началась революция в конце февраля, а мы в Твери еще ничего не знали о том. И в одном интеллигентном кружке преподаватель гимназии Н. Ф. Платонов, родом из духовной семьи, читал мирнейший доклад на симпатичную тему: жизнь пчел. [...] Но когда мы тихо и мирно слушали этот доклад симпатичного и умного преподавателя, не думая ни о какой революции, в Петрограде шли уже разгромы. На другой день слухи дошли и до нас: началась революция! Сразу образовался какой-то "комитет общественной безопасности", преимущественно из членов кадетской партии и из земцев. Из этого комитета запомнился мне адвокат Червен-Водали и тот самый милый автор доклада о пчелах, Н. Ф. Платонов [...] Этот комитет взял власть в свои руки и предложил губернатору Н. Г. фон Бюнтингу сдать им дела, а самому куда-нибудь с семьей заблаговременно скрыться от смертной опасности. [...]

Губернатор действительно отправил своих детей и жену [...] куда-то за город, а сам остался, отказался признать комитет, но уж ничего не в силах был сделать против него, и послал Царю телеграмму: он исполнил свой долг до конца, лишь бы жила Россия и благоденствовал Царь! [...] ...Всю ночь [...] губернатор не спал, а приводил в порядок какие-то дела... А потом, отрываясь от дел, губернатор (хотя его фамилия была явно немецкая, но он был хорошим православным) часто подходил к иконе Божией Матери, стоявшей в его кабинете, и на коленях молился. Несомненно, он ожидал смерти, готовился исполнить свой долг присяги Царю до конца... [...]

Уже было светло. Зима еще стояла, и по земле вилась мелкая вьюга, неся сухой и злой снежок... Было пусто... Город точно вымер или еще не началась дневная жизнь? Или же люди прятались от грозных событий? [...] Запасные войска, их было, как говорят, до 20 тысяч, пошли в город безпорядочной массой. К ним пристали рабочие с загородной фабрики "Морозовской мануфактуры". И эти тысячи направились, конечно, к центру власти — губернаторскому дому. [...]

Губернатору полиция по телефону сообщила обо всем. Видя неизбежный конец, он захотел... исповедаться перед смертью, но было уже поздно. Его личный духовник, прекрасный старец протоиерей Лесоклинский не мог быть осведомлен: времени осталось мало. Тогда губернатор звонит викарному епископу Арсению и просит его исповедать по телефону... Это был, вероятно, единственный в истории случай такой исповеди и разрешения грехов... [...]

В это время толпа ворвалась уже в губернаторский дворец [...] Учинили, конечно, разгром. Губернатора схватили, но не убили. По чьему-то совету, не знаю, повели его в тот самый "комитет", который уговаривал его уехать из города. [...]

Сначала по улице шли мимо архиерейского дома еще редкие солдаты, рабочие и женщины. Потом толпа все сгущалась. Наконец, видим, идет губернатор в черной форменной шинели с красными отворотами и подкладкой. Высокий, плотный, прямой, уже с проседью в волосах и небольшой бороде. Впереди него было еще свободное пространство, но сзади и с боков была многотысячная сплошная масса взбунтовавшегося народа. Он шел точно жертва, не смотря ни на кого. А на него — как сейчас помню — заглядывали с боков солдаты и рабочие с недобрыми взорами. [...] Масса не позволяла его арестовать, а требовала убить тут же. Напрасны были уговоры. Вышел на угол — это уже в нашем поле зрения — Червен-Водали, влез на какой-то столбик и начал говорить речь, очевидно против насилия. Но один солдат прикладом ружья разбил ему в кровь лицо, и того повели в комитет. На его место встал полковник Полковников, уже революционно избранный начальник, и тоже говорил. Но прикладом ружья и он был сбит на землю.

А мы, духовные?.. Я думал: вот теперь пойти и тоже сказать: не убивайте! Может быть, безполезно? А, может быть, и нет? Но если и мне пришлось бы получить приклад, все же я исполнил бы свой нравственный долг... Увы, ни я, ни кто другой не сделали этого... И с той поры я всегда чувствовал, что мы, духовенство, оказались не на высоте своей... Несущественно было, к какой политической группировке относился человек. Спаситель похвалил и самарянина, милосердно перевязавшего израненного разбойниками иудея, врага по вере... Думаю, в этот момент мы, представители благостного Евангелия, экзамена не выдержали, ни старый протоиерей, ни молодые монахи... И потому должны были потом отстрадывать.

Толпа требовала смерти. Губернатор, говорили, спросил:

- Я что сделал вам дурного?

- А что ты нам сделал хорошего? — передразнила его женщина. [...]

И тут кто-то, будто бы желая даже прекратить эти мучения, выстрелил из револьвера губернатору в голову. Однако толпа — как всегда бывает в революции — не удовлетворилась этим. Кровь — заразная вещь. Его труп извлекли на главную улицу, к памятнику прежде убитому губернатору Слепцову. Это мы опять видели. Шинель сняли с него и бросили на круглую верхушку небольшого деревца около дороги, красной подкладкой вверх. А бывшего губернатора толпа стала топать ногами... Мы смотрели сверху и опять молчали... Наконец (это было уже, верно, к полудню или позже) все опустело. Лишь на середине улицы лежало растерзанное тело. Никто не смел подойти к нему. [...]

С удалением Царя... у меня получилось такое впечатление, будто бы из-под ног моих вынули пол и мне не на что было опереться. Еще я ясно узрел, что дальше грозят ужасные последствия. И, наконец, я почувствовал, что теперь поражение нашей армии неизбежно. И не стоит даже напрасно молиться о победе... Да и о ком, о чем молиться, если уже нет Царя?.. Теперь все погибло..."45

- Расскажи-ка мне, Роман, откровенно, что говорят солдаты насчет революции? — спрашивал в эти дни на фронте своего денщика генерал-лейтенант А. Д. Нечволодов.

- Так что, Ваше превосходительство, они говорят, что Господа Царя сбросили, значит сами заместо Царя будут.

- Ну и что же?

- Ну, товарищи и сказывают: почему же одним господам быть заместо Царя? Ежели нет Царя, зачем нам и господа-то? Мы и без них обойдемся. Они Царя-то прогнали, мы их прогнать тоже можем46.

***

Приведем свидетельства очевидцев, характеризующие отношение русских людей к Царю и его Семье после вынужденного отречения.

Псков. Генерал Г. Н. Данилов: "Выйдя на темноватую, плохо освещенную платформу, мы, к удивлению своему, увидели довольно большую толпу людей, молчаливо и почтительно державшуюся в некотором отдалении от царского поезда. Как проникли эти люди на оцепленный со всех сторон вокзал? [...] К толпе подошел Гучков. Он что-то говорил им, — по-видимому трогательное, волнующее. Видно было, как люди снимали шапки, крестились — не то прощаясь с прошлым, не то обращаясь взором к неизвестному будущему... Поражало то спокойствие, почти величавость, с которым псковичи встретили вступление России на новый путь..."47

Пребывавший как раз в то время во Пскове кн. С. Е. Трубецкой (1890 †1949) вспоминал: "Был вечер. Вокзал был как-то особенно мрачен. Полиция и часовые фильтровали публику. [...] "Где поезд Государя Императора?" — решительно спросил я какого-то дежурного офицера, который указал мне путь, но предупредил, что для того, чтобы проникнуть в самый поезд, требуется особое разрешение... Я пошел к поезду. Не доходя до него, я встретил одного из адъютантов Главнокомандующего, немного мне знакомого. Он сказал, что к поезду никого не пропускают... Я, оказывается, уже был там, куда "никого не пропускают". [...] Стоянка царского поезда на занесенных снегом, неприглядных запасных путях производила гнетущее впечатление. Не знаю почему — этот охраняемый часовыми поезд казался не царской резиденцией с выставленным караулом, а наводил неясную мысль об аресте. [...] В окне царского вагона показалась какая-то неясная фигура: человек в военной форме смотрел в нашем направлении. [...] Я смотрел в сторону этой неясной фигуры в окне и думал, как-то совсем по-детски: "Если это Государь, пусть он почувствует, что вокруг него есть преданные ему люди"48.

Подполковник Б. Н. Сергеевский. 4.3.1917. Ставка: "По выезде за ворота в решетке его (Государя — С. Ф.) автомобилю пришлось медленно проходить через густую толпу собравшегося народа. Я это видел издали, из окна штаба. Случайно оказавшийся в толпе офицер, Ген. шт. подполк. Тихобразов, рассказал нам в тот же день, что толпа держала себя, как на погребении знакомого человека: царила полная тишина, все мужчины сняли шапки. Лишь слышались отдельные женские сдержанные рыдания... Такова была первая реакция рядовых русских людей на уход от власти их Государя"49.

Полковник А. А. Мордвинов. 5.3.1917. Ставка: "Народ уже начинал наполнять площадь и главную улицу, ведшую от вокзала, но во время проезда Их Величеств толпа держала себя сдержанно и почтительно. Из губернаторского дома нам было видно, как народ толпился у решетки сада, всматривался долго в наши окна, в надежде увидать в них Государя и Императрицу"50.

С. Мельгунов: "Отношение коренного населения города к Августейшей Семье, — передает свое первое впечатление Кобылинский, — было хорошее. Когда мы подъезжали к Тобольску, город высыпал к пароходам, стоял и глядел на них. Когда Семья следовала на жительство в губернаторский дом, чувствовалось, что население хорошо относится к ней. Оно, видимо, боялось открыто тогда проявлять симпатии и делало это тайно. Много приносилось разных приношений для Августейшей Семьи, преимущественно из съестного-сладкого". Жильяр утверждает, что при проходе в церковь, куда доступ публике был запрещен, ему "часто случалось видеть людей, которые крестились или падали на колени при проходе Их Величеств. Вообще жители Тобольска оставались очень привязаны к Царской Семье и нашим сторожам пришлось много раз не допускать стояние народа под окнами и не позволять снимать шапки и креститься при проходе мимо дома". Татьяна Боткина обобщает эти впечатления: "Громадное большинство населения относилось... с прежним верноподданническим чувством". Прибывший в Тобольск Соловьев сразу наслышался от хозяев постоялого двора массы "безпристрастных рассказов" о проявлении преданности Царскому Дому со стороны местного населения: "Обычно массы народа заполняли улицу перед губернаторским домом, и народ приветствовал появлявшихся в окнах ее Членов. Исключения были редки. А местные татары, собравшись в один из своих праздничных дней во главе с муллой перед домом, отслужили под открытым небом молебствие о здравии Их Величеств"51.

А вот как встречали Наследника Алексия и Царских Дочерей жители Тюмени в 1918 г., когда их везли в Екатеринбург: "После Пасхи, когда открылась навигация, Наследник Цесаревич с Великими Княжнами Ольгой, Татианой и Анастасией прибыли из Тобольска на пароходе "Русь" в Тюмень. Здесь собралась на пристани громадная толпа народа, которая приветствовала Царских Детей. При виде Наследника Цесаревича послышался громкий плач с причитанием: "Дорогой ты наш, милый ты наш, куда ты от нас уезжаешь и зачем ты нас оставляешь?" Плакали женщины и мужчины, так что, смотря на эту картину, от слез удержаться было положительно невозможно. Встречали с зеленью и цветами, которыми стали усыпать путь их следования..."52

Утверждают, что во время Екатеринбургского заточения местные жители едва ли не поголовно были настроены против Царя, требуя его смерти. И этому также верят. Да, несомненно, были провокаторы в толпе, распускались слухи, заготовленные в ЧК. Но было и другое. Сразу же по прибытии Царственных Узников в Ипатьевский дом вокруг стал собираться народ. Встревоженный Голощекин, увидев это, крикнул: "Чрезвычайка, чего вы смотрите!" Народ немедленно разогнали53.

"Утром 25-го июля [1918 г.], — вспоминал интернационалист И. Мейер, — вместе с Мебиусом, я оставил город [Екатеринбург] с последним бронированным поездом. Вдали мы видели уже первые кавалерийские разъезды наступающей белой армии. Когда мы въехали в Алапаевск, там стояло много транспортных вагонов на запасном пути. На некоторых из них была надпись мелом, которая была видна издали: "Да здравствует Николай Второй, долой цареубийц". Я обратил внимание Мебиуса на это. Он только подернул плечами. Он не подозревал, что уже так скоро это проклятие над большинством из них, а в особенности над ним самим совершится"54.

***

Между тем кое-кому мало было просто отречения. Совет Петроградского религиозно-философского общества в результате заседаний 11 и 12 марта потребовал от временного правительства: "Принятие Синодом акта отречения Царя от Престола по обычной канцелярской формуле "к сведению и исполнению" совершенно не соответствует тому огромной религиозной важности акту, которым Церковь признала Царя в священнодействии коронования Помазанником Божиим. Необходимо издать для раскрепощения народной совести и предотвращения возможности реставрации соответственный акт от лица церковной иерархии, упраздняющий силу Таинства Царского Миропомазания, по аналогии с церковными актами, упраздняющими силу Таинства Брака и Священства"55. Это уже были отнюдь не политические игры. Религиозные (вот только какой веры?) философы подняли руку на Того, Кто Помазывает Царей земных, не спрашивая ничьих советов, не давая никому отчета, — на Бога. Небезынтересно было узнать, что председателем религиозно-философского общества был А. В. Карташев, в то время товарищ обер-прокурора Св. Синода56, а позже министр исповеданий временного правительства, впоследствии исследователь церковной истории. Возможно, что именно он способствовал тому, чтобы вопрос этот, поднятый в общественной организации, пыталось осуществить на деле временное правительство. Митрополит Антоний (Храповицкий) свидетельствовал о том, что "министры временного правительства осмелились выражать желание, чтобы созванный ими Синод лишил Царя его благодатного Помазания (как лишают сана недостойных епископов и клириков)"57. Безумная эта попытка, слава Богу, была отвергнута. Тем более ныне странно читать безграмотные утверждения типа: "...Освобожденный от сакрального качества "Помазанника" (от которого Николай II сам отказался волевым актом, отрекшись от Престола)..."58 Или: "Николай II сам отрекся от Престола в феврале (? — С. Ф.) 1917 г. и тем самым он снял с себя Помазание. Следовательно, в 1918 г. расстреляли не Помазанника Божиего"59. Но о чем же тогда хлопотали ваши предшественники в марте 1917 года?..

Снова и снова, обращаясь к тем воистину "окаянным дням", продолжаешь задавать себе вопрос: почему в те дни, когда решалась судьба Русского Православного Царства (государства, создававшего наилучшие условия для личного спасения наибольшего числа подданных60), когда решалось быть или не быть Императору Всероссийскому ("удерживающему теперь"), не конкретному исполнителю сего служения, а самому носителю этого бремени как таковому, почему церковная иерархия в большинстве своем была, мягко говоря, столь равнодушна к этому? Ведь уходил Помазанник Божий, получивший особый священный дар в таинстве Миропомазания на Царство, Тот, о Ком вся Церковь молилась, как о "Благочестивейшем Государе Императоре". Почему, наконец, ни Императору Николаю II, ни Великому Князю Михаилу Александровичу, с одной стороны; ни заговорщикам-генералам, ни думцам, считавшим себя людьми православными, — с другой, почему никому из них, судя по многочисленным документам и воспоминаниям, не пришло даже в голову обратиться к Священноначалию?..

З. Н. Гиппиус, человек совершенно определенных взглядов, пишет: "Ее (Церкви — С. Ф.) собственная позиция для меня даже не интересна, до такой степени заранее могла быть предугадана во всех подробностях"61. Оставим слово "не интересна" на совести Зинаиды Николаевны. А вот над второй частью этой фразы стоило бы задуматься.

2 марта между 10 и 11 часами генерал-масон Рузский, используя телеграфную ленту своего ночного разговора с Родзянко, вырывал у Государя отречение... "Государь молча, внимательно все прочел. Встал с кресла и отошел к окну вагона. [...] Наступила минута ужасной тишины. Государь вернулся к столу, указал генералу на стул, приглашая опять сесть, и стал говорить [...] "Если надо, чтобы я отошел в сторону для блага России, я готов на это, — сказал Государь, — но я опасаюсь, что народ этого не поймет: мне не простят старообрядцы, что я изменил своей клятве в день Священного Коронования; меня обвинят казаки, что я бросил фронт"62.

Итак, народ... старообрядцы... и казаки...



--------------------------------------------------------------------------------



1 Россия перед Вторым Пришествием. М., 1994. С. 65-66.

2 Архипастырские послания, слова и речи Высокопреосвященнейшего митрополита Анастасия, Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви. Юбилейный сборник ко дню 50-летия архиерейского служения. 1906-1956. Джорданвилль, 1956. С. 112-113.

3 Милюков П. Н. Воспоминания. Т. 2. М., 1990. С. 265-266.

4 Шульгин В. В. Дни. 1920. М., 1989. С. 233-234.

5 Падение Царского режима. Т. VI. С. 263-264.

6 Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте. М., 1993. С. 146.

7 "Сегодня утром, — прибавил Родзянко, — я должен был ехать в Ставку для свидания с Государем Императором, доложить Его Величеству, что, может быть, единственный исход — отречение... Но эти мерзавцы узнали... и, когда я собирался ехать, сообщили мне, что им дано приказание не выпускать поезда... Не пустят поезда! Ну, как вам это нравится? Они заявили, что одного меня они не пустят, а что должен ехать со мной Чхеидзе и еще какие-то... Ну, слуга покорный, — я с ними к Государю не поеду... Чхеидзе должен был сопровождать батальон "революционных солдат". Что они там учинили бы?.." (Шульгин В. В. Дни. 1920. С. 216).

8 Кн. Гавриил Константинович. В Мраморном дворце. СПб., 1993. С. 220.

9 С Варшавского вокзала Петрограда поезд отошел в 14 час. 57 мин. Поразительна "забывчивость" Шульгина, писавшего в воспоминаниях: "Чуть серело, когда мы подъехали к вокзалу" (Шульгин В. В. Дни. 1920. С. 235). При том, что по приезде в газете "Речь" (3.3.1917) он сообщает совершенно верно: "Мы выехали 2-го марта, в 3 часа дня..." Это не единственные несообразности в этих двух текстах одного и того же человека. И далеко не случайные.

10 Воейков В. Н. С Царем и без Царя. М., 1994. С. 222.

11 Это подтверждает и полковник А. А. Мордвинов: "Вспоминаю, как кто-то вошел и сказал, что с поезда, в котором прибыли Гучков и Шульгин, разбрасываются прокламации" (Отречение Николая II. С. 120).

12 Там же. С. 223, 226-227.

13 "Речь". 3.3.1917.

14 Отречение Николая II. Л., 1927. С. 70.

15 Суханов Н. Н. Записки о революции. Т. 1. М., 1991. С. 174.

16 Отречение Николая II. С. 117-119.

17 Плоды разлагающей работы в армии Гучкова, о которых писал Марков 2-й (см. Марков Н.Е. Войны темных сил. Кн. 1. Париж, 1928. С. 149, 172), как говорится, налицо. — С. Ф.

18 Николай Второй. Воспоминания. Дневники. СПб., 1994. С. 447.

19 Шульгин В. В. Дни. 1920. С. 254.

20 Пронин В. М. Последние дни Царской Ставки // Русское возрождение. Нью-Йорк; Париж. 1991. № 55-56. С. 260-261.

21 Милюков П. Н. Воспоминания. Т. 2. С. 270.

22 Катков Г. М. Февральская революция. Париж, 1984. С. 340.

23 Отречение Николая II. С. 132.

24 Там же. С. 72.

25 Падение Царского режима. Т. VI. Л., 1926. С. 267.

26 Генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский (1868†1939) — генерал-квартирмейстер Ставки. Высказался за отречение Государя. После большевицкого переворота помощник командующего Добровольческой армией (1918-1919), председатель правительства ген. Деникина (1919-1920). В эмиграции (с марта 1920). Оставил воспоминания в 2 томах (изд. "Кирхнер". Берлин. 1922).

Николай Александрович Базили — камергер Высочайшего Двора, чиновник Министерства иностранных дел; заведовал дипломатической канцелярией в Ставке; масон.

27 Отречение Николая II. С. 119.

28 Пронин В. М. Последние дни Царской Ставки. С. 256-258.

29 Шульгин В. В. Дни. 1920. С. 256.

30 Имеются в виду подписи Государя под двумя Манифестами об отречении и Указами Правительствующему Сенату о назначении председателем совета министров кн. Львова и Верховным главнокомандующим Вел. Кн. Николая Николаевича. — С. Ф.

31 Отречение Николая II. С. 221.

32 Николай Второй. Воспоминания. Дневники. С. 450.

33 Отречение Николая II. С. 248.

34 Шульгин В. В. Дни. 1920. С. 265-266.

35 Ломоносов Ю. В. Воспоминания о мартовской революции 1917. Стокгольм; Берлин, 1921. С. 57-60.

36 Шульгин В. В. Дни. 1920. С. 265-269.

37 Там же. С. 264.

38 Великий Князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М., 1991. С. 229-230.

39 Архипов И. Карнавал "свободной России" // Звезда. 1996. № 1. С. 183.

40 Гиппиус З. Н. Живые лица. Стихи. Дневники. Кн. 1. Тбилиси, 1991. С. 302-303.

41 Вспоминая 17 октября 1905 г. в Киеве, о. Сергий писал: "Все украсились красными лоскутками в петлицах, и я тогда надел на себя красную розетку, причем, делая это, я чувствовал, что совершаю какой-то мистический акт, принимаю род посвящения. На площади я почувствовал совершенно явственно веяние антихристова духа: речи ораторов, революционная наглость, которая бросилась прежде всего срывать гербы и флаги, словом что-то чужое, холодное и смертоносное так оледенило мне сердце, что, придя домой, я бросил свою красную розетку в ватер-клозет. А в Евангелии, которое открыл для священногадания, прочел: сей род (какой род, я тогда еще не умел распознать) изгоняется молитвой и постом. Но тогда для меня ясно было присутствие сего рода..."( Прот. Сергий Булгаков. Автобиографические заметки. 2-е изд. Париж, 1991. С. 76). — С. Ф.

42 Прот. Сергий Булгаков. Автобиографические заметки. 2-е изд. Париж, 1991. С. 91-92.

43 Путь моей жизни. Воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М., 1994. С. 263.

44 Валаамский летописец. Труды монаха Иувиана (Красноперова). М., 1995. С. 171-173.

45 Митрополит Вениамин (Федченков). На рубеже двух эпох. М., 1994. С. 144-148, 152.

46 Netchvolodow A. L`Empereur Nicolas II et les juifs. Paris, 1924. Р. 33.

47 Николай Второй. Воспоминания. Дневники. С. 449.

48 Кн. С. Е. Трубецкой. Минувшее. М., 1991. С. 150-151.

49 Сергеевский Б. Н. Отречение от Престола Императора Николая Второго. Машинопись. С. 41.

50 Отречение Николая II. С. 134.

51 Мельгунов С. Судьба Императора Николая II после отречения. С. 227-228.

52 Свидетельство очевидца И. Иванова в кн.: Пагануцци П. Н. Правда об убийстве Царской Семьи. С. 59.

53 Кобылин В. Император Николай II и генерал-адъютант М. В. Алексеев. С. 414.

54 Как погибла Царская Семья. Показания члена Уральского областного исполнительного комитета, бывшего австрийского военнопленного И. Л. Мейера. Пер. с нем. гр. П. А. Коновницына. Издательство журнала "Согласие". Б. г. С. 26.

55 Петроградские ведомости. 17/30.3.1917.

56 Царю Небесному и земному верный. Митрополит Макарий Московский, Апостол Алтайский (Парвицкий-"Невский") / Сост. Т. Гроян. М.: "Паломникъ", 1996. С. CXLII.

57 Архиепископ Никон (Рклицкий). Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Т. VI. Издание Северо-Американской и Канадской епархии. 1960. С. 37.

58 Кырлежев А. Николай II на пути к святости. Священный Синод сформулировал свою позицию, но проблема остается // Церковно-общественный вестник. 1996. № 2. С. 7. Специальное приложение к "Русской мысли". № 4147. Париж. 1996.

59 Прот. Глеб Каледа. Очерки жизни православного народа в годы гонений. (Воспоминания и размышления) // Альфа и омега. Ученые записки Общества для распространения Священного Писания в России. М. 1995. № 3. С. 130.

60 "Вопрос об отношении Церкви и государства, — писал П. С. Лопухин, — есть в сущности вопрос об условиях миссии Церкви, об условиях ее деятельности, о том, чтобы она могла привлекать людей к себе, к богочеловеческой спасительной жизни. Речь идет о малых и слабых, о всех грешных, о том, чтобы жизнь была так построена, чтобы зло и соблазн не губили их. В жизни всегда будут соблазны, и это допускает Господь промыслительно, чтобы люди сознательно выбирали свой путь и боролись за путь истинный. Но в жизни не должно быть непереносимого для слабых соблазна, раздвоения. Надо, чтобы государство, нация и народ признавали один и тот же высший закон жизни и высшую правду ее. Чтобы не было гонений и соблазна непосильного, государство должно защищать Церковь и бороться против зла, одолевающего слабого, бороться силою. Единство или согласие между Церковью и государством будет тогда, когда государство признает самодовлеющую и высшую ценность Церкви и когда оно будет почитать злом то же самое, что почитает Церковь, и будет руководиться одним мировоззрением с нею. [...] Если государство признает высшим законом жизни тот же закон, что и Церковь, то оно будет признавать ценность православного человека и опираться на него. [...] Русский Православный Царь — защитник Церкви. Не Церкви как учреждения [...] Нет, он защитник Церкви, как благодатной жизни, и защитник миссии Церкви. Он и возглавляемое им государство высшим смыслом жизни признают богообщение, причастность в богочеловеческой жизни, Церковь; а высшей ценностью признают Православие, как мировоззрение и учение о жизни, и православного человека, как дорогого сына Церкви и государства. Смысл русской монархии лучше всего раскрывается в одном моменте коронации: в Успенском соборе все стоят — иерархи, воинство, народ, — это есть Церковь, это есть Святая Русь, и венчающийся на царство Царь кладет земной поклон пред Богом и Церковью. Потом он встает, и все кланяются ему до земли, — это признает его власть Церковь, и кланяется ему Св. Русь. Они признают его власть и покоряются ему, потому что он поклонился Богу и Церкви" Лопухин П. С. Преподобный Серафим и монархическая идея // Православная жизнь. Джорданвилль. 1992. № 10. С. 13-15.

61 Гиппиус З. Н. Живые лица. С. 302.

62 Отречение Николая II. С. 160.
#17 | Анатоль »» | 23.03.2013 10:14 | ответ на: #5 ( Антон ) »»
  
0
Чувствуется, что "Катехизис поведения еврея в России" прочитан и прилежен в исполнении...
  
#18 | Фокин Сергей »» | 18.09.2013 09:17
  
0
НАЙДЕН ПОДДЕЛАННЫЙ ЧЕРНОВИК ОБРАЩЕНИЯ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II К ВОЙСКАМ, КОТОРЫЙ СТАЛ ОСНОВОЙ ДЛЯ БУДУЩЕЙ ФАЛЬШИВКИ "МАНИФЕСТА ОБ ОТРЕЧЕНИИ"

Недавно обнаружен "черновик" обращения Царя Николая II к войскам, существование которого доказывает, что «прощальный Приказ по Арміи» Царя, предписывающий войскам повиноваться Временному правительству, – грубая подделка.


«Приказ» сочинен штабными офицерами Ставки путем редактирования неоконченного обращения Государя к войскам, написанного им собственноручно, а затем попавшего в липкие и проворные ручки Алексеева, которого язык не поворачивается назвать генералом. В обращении Царь писал:

«Въ последній разъ обращаюсь къ вамъ, горячо любимыя войска.
Въ продолженіи двухъ съ половиною летъ несете вы ежечасно тяжелую боевую службу...
Къ вамъ, горячо любимыя мною войска, обращаюсь съ настоятельнымъ призывомъ отстоять нашу родную землю отъ злого противника. Россія связана со своими доблестными союзниками однимъ общимъ стремленіемъ къ победе.
Нынешняя небывалая война должна быть доведена до полнаго пораженія враговъ. Кто думаетъ теперь о мире и желаетъ его тотъ изменникъ своего Отечества, предатель его. Знаю, что каждый истинный воинъ такъ понимаетъ и такъ мыслитъ. Исполняйте вашъ долгъ, какъ до сихъ поръ. Защищайте нашу великую Россію изъ всехъ силъ. Слушайте вашихъ начальниковъ. Всякое ослабленіе порядка (дисциплины) службы только на руку врагу.
Твердо верю, что не угасла въ вашихъ сердцахъ безпредельная любовь къ нашей Родине. Да благословитъ васъ Господь Богъ на дальнейшіе подвиги, и да ведетъ васъ отъ победы къ победе Св. Великомуч. и Победоносецъ Георгій» (ГАРФ. Ф. 601, Оп. 1, Д. 2415. Л. 80 – 80 об. (?). Совершенно случайно обнаружен д.и.н. Бабкиным М. И.).

Как мы видим, здесь и речи нет об отречении. Видно, что получив неоконченное обращение Государя к войскам, Алексеев, не обладая фантазией, использовал его как основу для создания "черновика" «прощального Приказа», призывающего от имени Императора повиноваться Временному правительству как законной власти. Надо было добавить лишь несколько предложений, что штабные офицеры легко могли сделать. В начало «черновика» как проекта "приказа" были добавлены слова: «В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые Мною войска. После отречения Моего за Себя и за Сына Моего от Престола Российского, власть передана Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему. Да поможет ему Бог и вам, доблестные войска, отстоять нашу Родину от злого врага…» Но ведь 25 февраля 1917 года император Николай II подписал указ о прекращении занятий Думы до апреля того же года, Временный Комитет Думой не являлся! Царь не мог этого написать!

Хозяева Алексеева так и не дали ему довести этот «приказ» до сведения войск, видя, что он излишен. Однако «приказ» разошелся по свету… Историки уверовали в его подлинность… Не вызывает сомнения и тот факт, что этот же "черновик" стал основой для следующей фальшивки – «Манифеста об отречении», созданного, правда, раньше, чем «прощальный Приказ о повиновении Временному правительству». Итак, всё, что связано с фе-вральскими событиями 1917 года, несомненно связано с ложью и предательством. «Манифест об отречении», «прощальный Приказ», как и «дневник» Государя, – фальшивки. Царь не отрекался от Престола.
http://konapev.livejournal.com/18851.html

Скачать: http://yadi.sk/d/AAZJrcjF7yna2
  
#19 | Игорь Пичугин »» | 10.09.2014 14:41
  
0
Документ об отречении Императора Николая II от Престола - да, фальшивка . Он вообще не имел права отрекаться от Престола . Это не частная лавочка , дабы по собственному желанию распоряжаться Престолом Царским и Императорским.

Использованные ссылки : Солженицын Александр Исаевич - Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого, 2. Глава 383 :
"Но приехали Набоков с Нольде и сразу их огорчили: законами престолонаследия никакое «отречение» не предвидится. Разве что, формально, приравнять отречение к смерти? Но тогда вообще, тем более, трон и должен переходить к нормальному наследнику. Император, отрекаясь, не мог лишить престола ещё и другое лицо: престол – не частная собственность. Итак, сама передача трона Михаилу была незаконна, и теперь непонятно, на каких основаниях должен отрекаться Михаил. Тем более – как же писать ему отречение?"
http://predanie.ru/lib/book/read/69288/#toc148
Добавлять комментарии могут только
зарегистрированные пользователи!
 
Имя или номер: Пароль:
Регистрация » Забыли пароль?
© LogoSlovo.ru 2000 - 2024, создание портала - Vinchi Group & MySites
ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU