Миссия Церкви — являть миру правду Божию


Миссия Церкви — являть миру правду Божию; проблема в том, что под “правдой Божией” Церковь и мир понимают разные вещи



Текст замечательного пастыря о.Алексия Уминского о благополучной Церкви [1] поднимает очень важные вопросы, по многим из которых я с ним полностью согласен; но некоторые вещи я вижу иначе, и мне хотелось бы высказать свое мнение. Не для того, чтобы спорить — но чтобы посмотреть немного под другим углом.

Святой Апостол Павел [2] описывает Церковь Христову как тело, в котором разные члены несут разное служение. И исторически мы видим в Церкви разные типы святости. Мы видим святых подвижников, удалявшихся от мира; мы видим тех, кто нес служение в многолюдных городах. Мы видим такого молитвенника, как святой Серафим Саровский [3], который кротко претерпевает побои от разбойников; мы видим такого правителя, дипломата и воина, как святой Александр Невский [4].

Среди святых есть юродивые и епископы; отшельники и народные вожди; проповедники и молчальники. Возьмем, например, два внешне противоположных вида святости — юродивого и правителя.

У юродивых есть свое место в Церкви — но Церковь не может состоять из одних юродивых, точно так же, как она не может состоять из одних учителей или одних отшельников. Господь наделяет каждого христианина особыми дарами и призывает к особому служению; юродивый прав и свят в своем юродстве, когда он пренебрегает условностями общества. Воин, правитель и дипломат прав и свят в исполнении своего служения, когда он со всем вниманием, которого требует его миссия, относится к сложностям политики и общественного управления.

Как говорит Апостол, “имеешь ли служение, пребывай в служении; учитель ли, — в учении; увещатель ли, увещевай; раздаватель ли, [раздавай] в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с радушием” (Рим.12:7,8).

Любой христианин бывает склонен видеть жизнь Церкви в целом через призму именно своего призвания и своего опыта — и тут важно отметить, что хотя этот взгляд не является ложным, он является ограниченным. Молчальник прав в том, что он молчит ради Господа; но будет неправ, если начнет укорять учителя, который говорит ради Господа.

Отшельник прав, когда облачается в рубище и удаляется от чертогов царских; но он будет неправ, если станет укорять дипломата, который облачается в надлежащие одежды и входит в эти чертоги. Тот, кто решает терпеть побои от злодеев ради Господа, прав — но он будет неправ, если станет укорять воина, который сражается со злодеями.

Один из вопросов, которые поднимает о.Алексий, относится к отношениям Церкви с внешними, с “обществом”. И тут мы можем сказать, что критика внешних часто построена на том, что от людей, призванных к одному служению, требуют соответствовать критериям другого.
А почему это ваши юродивые одеты в такие вонючие лохмотья? А почему это ваши дипломаты не одеваются, как юродивые? А почему это ваши учителя говорят? Лучше бы молчали! А почему это ваши молчальники молчат? Лучше бы говорили!

Христиане могут смущаться этой критикой и хотеть… Чего, на самом деле? Дело не в том, есть ли в нашей церковной жизни недостатки — есть, конечно. Дело в том, что перед лицом “общества” мы оказываемся в положении, описанном Самуилом Яковлевичем Маршаком в стихотворении “Мельник, мальчик и осел” — когда любые попытки соответствовать пожеланиям “народа” вызывают только новый приступ упреков и насмешек — “где это видано, где это слыхано!”

Соответствовать ожиданиям таких критиков — чтобы они остались довольны — нерешаемая задача; если мы сделаем наших дипломатов — юродивыми, а наших юродивых — дипломатами, мы приведем в большое расстройство Церковь и отнюдь не выиграем симпатий мира.

Вообще, когда мы говорим об отношениях с обществом, важно отметить, что оно состоит из ряда довольно разных обществ, с разными симпатиями и антипатиями. В Москве (и, наверное, крупных городах вообще) так сложилось, что в разных приходах собираются люди разных политических и культурных предпочтений — и это, до определенной степени, нормально.

Есть приходы более “интеллигентские” и более “пролетарские”; более “либеральные” и более “государственнические” в этом случае можно вспомнить слова Апостола “для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых” (1Кор.9:22). Было бы, однако, ошибкой проецировать запросы и пожелания людей, с которыми имеет дело конкретный священник, и того социального круга, с которым они связаны, на все общество или на всю Церковь.

Для конкретного священника, окормляющего конкретную группу людей, естественно принимать близко к сердцу ее устремления и говорить на ее языке — любой миссионер учит язык тех, кому он проповедует. Но для Церкви в целом становиться на сторону одной части паствы против другой ее части было бы неверно.
Как было бы неверно приносить возможность служить людям — в армии, в больницах, в тюрьмах, возможность знакомить людей с Евангелием, в жертву… чему? Возможности сделать какое-нибудь резкое политическое заявление, сорвать аплодисменты в некоторых политических кругах (а в других — отнюдь не сорвать)? Долго ли будут звучать эти аплодисменты — учитывая, что политическая ситуация меняется очень быстро?

Миссия Церкви — являть миру правду Божию; проблема в том, что под “правдой Божией” Церковь и мир понимают разные вещи. Для мирского человека правда состоит в том, что его сосед, сослуживец, и начальник (начальник особенно) — дурные люди, заслуживающие сурового осуждения, и правда должна состоять в том, что Церковь со всех амвонов горячо поддержит то гневное осуждение, которое он им высказывает.

Церковь все время пытается обратить его внимание на то, что он и сам чей-то сосед, сослуживец, а иногда и начальник, и что среди всех дурных и испорченных людей он может непосредственно исправить поведение только одного — того, которого он по утрам видит в зеркале. Причем эта задача чрезвычайно трудна и серьезна, и идет вразрез с нашим общим желанием оправдывать себя и обвинять других.

Евангелие говорит о том, что Христос пришел в мир грешников спасти; общество хочет услышать другое — что Христос пришел поддержать их, праведников, в борьбе с их врагами, грешниками. Таким образом, непонимание — а местами и раздражение — между Церковью и обществом вызвано причинами, гораздо более глубокими, чем текущие политические разногласия.

Это проблема, уходящая в глубины Ветхого Завета — люди ожидают, что в день Господень будет явлена правда Божия, и тут уж нашим гнусным врагам достанется — но еще пророк Амос говорил “Горе желающим дня Господня!” (Ам.5:18). Именно ваша неправда — а не только ваших врагов — будет обличена.
С точки зрения мира, проблемой человека являются грехи других людей; то, что они обманывают, воруют, нарушают свои обязательства и пренебрегают его нуждами. С точки зрения Евангелия, проблемой человека являются его грехи — то, что он обманывает, ворует, нарушает свои обязательства и пренебрегает нуждами ближних.

Никто не погибнет из-за чужих грехов и чужого нераскаяния. Самым страшным врагом грешника — и единственным врагом, могущим обречь его на окончательную гибель — является он сам.

Можно вспомнить реакцию на слова Патриарха: “Разве среди протестующих нет того, кто обманывает своего мужа или свою жену, кто ведет параллельную жизнь, кто нечистоплотен в бизнесе? Если мы творим неправду в нашей личной, семейной жизни, в сфере нашей профессиональной, почему так горячо требуем, чтобы правда осуществлялась где-то на макроуровне, а на микроуровне ее не должно быть?”

Эта реакция была обиженно-недоуменной — ведь дурные люди, грехи которых заставляют страдать окружающих и отравляют общественную атмосферу — это всегда “они”, это абсолютно точно не я и не “люди моего круга”, сама постановка вопроса о том, что это мне нужно что-то менять в моем поведении, глубоко оскорбительна. Но призыв к покаянию, к пересмотру своей жизни, не придуман Церковью — он провозглашен Господом.

Церковь действительно может вызвать разочарование и обиду — разочарование у окружающих вызывал и Сам Христос, и ровно по той же причине. Там, где люди хотели, чтобы Он поддержал их политическую борьбу, обрушился на их врагов (несомненно, весьма дурных людей), Господь проповедовал и совершал что-то совершенно другое, им непонятное, находившееся за пределами того, что они считали важным.

Да, за те 20 лет, пока Церковь свободно проповедует, общество продолжает страдать от социальных язв, преступности, самоубийств, алкоголизма, абортов. Мне уже доводилось слышать такие упреки и отвечать на них — и ответ достаточно очевиден. И нынешнее поколение, и предыдущие выросли отнюдь не в тени церковных стен. Влияние на них Церкви минимально — и тут вопрос о качестве церковного свидетельства и проповеди, увы, даже невозможно поставить — у большинства людей в нашей стране просто не было (и до сих пор нет) возможности пересечься с тем или другим.
[6]
photosight.ru. Фото: Анна Ольшанская

Нам, людям погруженным в жизнь Церкви, читающим либо верующих, либо людей враждебных Церкви, легко подумать, что присутствие Церкви в мире огромно, что все разговоры только о ней и ведутся. Увы, это не так — в жизни большинства людей в нашей стране Церковь просто не присутствует.

Для того, чтобы как-то повлиять на ситуацию с социальными язвами, ее присутствие в обществе и ее влияние должно быть гораздо больше. Россия до сих пор — самая секуляризированная из европейских стран (за исключением, возможно, Албании), и попытки вернуть ситуацию к нормальному среднеевропейскому положению дел воспринимаются как “угроза клерикализации”.

Чтобы реально влиять на (несомненно ужасающую) ситуацию с алкоголизмом, абортами и другими бедствиями, нужно, извините за тавтологию, влияние. Не только способность глаголом жечь сердца людей — но и, сначала, элементарный доступ к этим людям.

Храмы в спальных районах, священники в тюрьмах и больницах, возможность обращаться к людям с экранов телевизоров — где сейчас, увы, большую часть времени проповедуется совсем другое. Нужно и, скрывать того не будем, сотрудничество с властью — по крайней мере, с теми ее представителями, которые заинтересованы в “сбережении народа”.

И сегодня Церковь прилагает огромные усилия для того, чтобы достичь этих самых людей — именно тех, кто делает аборты, пьет, совершает преступления или самоубивается. Эти усилия, как мы видим, вызывают в определенных идеологических средах яростное сопротивление. У них другой проект будущего, в котором нет места Церкви. Но это не должно нас смущать или пугать. У нас разные призвания, мы работаем с разными людьми — но мы составляем одно тело и совершаем один и тот же труд.



Сайт Уфимской епархии

Комментарии (1)

Всего: 1 комментарий
#1 | Евгения »» | 14.05.2012 19:36
  
3
Благополучная Церковь
19 марта на Первых миссионерских курсах, организованных Миссионерской комиссией при Епархиальном совете г. Москвы при поддержке Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета и фонда «Миссия Кирилла и Мефодия», протоиерей Алексий Уминский прочитал лекцию, посвященную современной церковной общине.
Совместное чаепитие = община?
Сегодня, может быть, как никогда за последнее время, Церковь переживает период вызовов со стороны общества, в обществе от Церкви ждут вразумительных ответов и обращений. Миссия Церкви, собственно говоря, и заключается в том, чтобы мы могли найти язык с нашим окружением. Очень много в последнее время сказано о том, что одной из форм миссии является общинная жизнь. Об общинной жизни очень много говорит Святейший патриарх, давно уже звучит призыв к каждому храму стать общиной. Но не очень понятно, в чем эта общинность может заключаться, и каким образом обычный приход в том историческом понимании, которое сложилось за последние 50 лет, может превращаться в общину.
Очень часто думают и решают, что общинность возникает тогда, когда после литургии прихожане собираются попить чай, или когда прихожане собираются вместе в какую-то паломническую поездку, или когда они собираются вместе на пикник, на футбольный матч или на какое-то совместное мероприятие. Тогда кажется, что сделать из прихода общину очень просто. Надо просто после литургии всех позвать выпить вместе чай, спеть песни под гитару, и таким образом общинная жизнь сама собой произойдет.
Тоска друг по другу
В этом есть определенное искушение: конечно, недостаточность человечности в нашей Церкви ощущается всеми и давно. Отсутствие человечности заключается и в том, что никто ни с кем не разговаривает.
По-человечески никто никому в Церкви сильно не нужен, потому что каждый приходит в храм за своим. Когда появляется возможность после литургии по-человечески пообщаться, каким-то образом что-то обсудить, чему-то вместе порадоваться — это огромное благо. Тоска по человеческому общению и тоска друг по другу в Церкви достаточно высока.
Надо сказать, что это отсутствие человечности в сегодняшней жизни нашего церковного общества – тоже востребованность нашего общества. Общество ждет сейчас от Церкви простых человеческих слов, простых человеческих отношений и человеческого взгляда на происходящее.
Это наша большая проблема – отсутствие человечности в богочеловечном организме. Но все-таки хотелось бы сразу сказать о том, что настоящая община подразумевает нечто больше, нежели просто посиделки после литургии и даже общие хорошие дела: организация праздника в приюте для престарелых или доме ребенка. Это что-то иное, и это иное должно быть определено нами как то, что в нашей церкви до конца не родилось, до конца не произошло или было воспринято как неглавное. Я бы назвал это жизнью по Евангелию.
Благополучная Церковь?
За 20 лет возрождения Церкви было сделано колоссально много для того, чтобы Церковь стала мощным институтом в мощно организованном государстве.
Мне кажется очень важно определить для себя: стремление к внешнему благополучию церковной жизни — это одно из искушений. Насколько Церковь имеет право быть благополучной? Насколько стремление к благополучию онтологично тому, к чему призывает нас Христос? И может ли благополучная Церковь, уверенная в себе, вообще выходить со словом «миссионерство» к кому-то? Будет ли услышана благополучная Церковь в современном, да и вообще в любом мире?
Надо сказать, что в жизни земной Церкви есть такие противоречия. Путь за Христом: «Аще кто хочет за Мной идти, да отвергнется от себя, возьмет крест и идет. Те, кто хочет душу спасти, потеряют ее, а кто потеряет ее с пользой для человека, тот приобретет весь мир», помните Евангелие?
А с другой стороны, стремление земной церкви, стремление церкви как устроения, в том числе человеческого, — построить свою миссию в форме не просто взаимодействия с государством, но и в уверенной поддержке неких внешних структур. Понимаете, о чем я говорю?
Прослеживающееся сегодня стремление к благополучной Церкви очевидно. Церковь имеет свою власть, свое очень сильное влияние, свои защищаемые определенным образом права, серьезные отношения с государством, гарантирующие Церкви определенные вещи…
Все это постоянно дает возможность Церкви все больше и больше укреплять свои позиции: требовать от государства преподавания религиозных дисциплин в школе, священства в армии и так далее. Эти вещи развиваются только тогда, когда Церковь чувствует поддержку от таких структур, в которых она эти свои потенции никак не может иначе исполнить. Не может Церковь социально служить в мире, если государство не даст ей возможности посещать в тюрьмах заключенных, организовывать приюты для сирот и для престарелых, кормить бездомных. Для этого нужны налаженные отношения с государством, серьезные центры взаимодействия. Всем понятно, что, когда Церковь пытается наладить такие вещи, она действует отчасти как государственная структура, которой нужны те же самые знаки власти, влияния, уверенности в себе, благополучия, которые бы показали мощь этой организации и способность ее в этом мире совершать свое служение.
Богатство как несвобода
Не так давно спикером нашей Церкви было озвучено, что дорогие часы и автомобили представительского класса – это знаки нашей церковной значимости. Внимание общества к этим знакам, к сожалению, сегодня очень большое. С другой стороны, эти знаки действительно воспринимаются нами как знаки нашей победы в этом мире, как знаки нашего утверждения в этом мире, как то, что делает Церковь той структурой, с которой необходимо считаться.
Одновременно с этим происходит обратный процесс: Церкви есть, чего лишаться, что-то могут отнять, что-то могут не позволить, и это уже колеблет то, что называется свободой. Богатый человек менее свободен, чем бедный. Ему есть, что терять. И благополучная Церковь становится менее свободной, потому что есть, что терять.
Очевидно, что сегодня знаки внимания к Церкви воспринимаются как плата за определенное молчание ее по очень и очень важным вопросам, на которые ждет ответа наше общество. Церкви возвращается ее имущество, Церкви разрешается преподавание Закона Божьего, ОПК, Церковь пускают в армию, но в ответ на это Церковь всегда улыбается, всегда скромно молчит, когда огромные слои общества ждут каких-то слов — иногда жестких, иногда защищающих.
Почему мы христиане?
В этом миссия Церкви – являть этому миру правду Божию. Но насколько эта функция Церкви выполнима и реализуема? Как я сказал, за 20 лет возрождения было сделано колоссально много, но не было уделено главного внимания одному — того, что делает Церковь общиной, общностью. Жизни христианской по Евангелию.
Было организовано что угодно: воспоминания о Святой Руси, о Третьем Риме, о том, что Церковь и православная монархия едины, много всплыло идеологических воспоминаний, которые снова ожили как формы религиозной жизни. В Церкви появилась своя идеология, в церкви появились свои определенные формы самосознания, но они в большей степени связаны именно с исторической памятью и с желанием реконструировать эти воспоминания в современном обществе. А вот о жизни евангельской во Христе, об опыте жизни и проживания Евангелия, к сожалению, практически не было упомянуто.
Стоят храмы, открыты воскресные школы, внешне все происходит правильно, путь задан, направление указано, но суть происходящего, основа: в чем и почему мы христиане? Потому ли, что мы ходим в храм? Потому ли, что мы нашу церковную жизнь сделали жизнью хождения по церковному кругу? Мы живем от Пасхи до Пасхи, от поста до поста, от исповеди до исповеди, от Причастия до Причастия. Церковный круг, в котором, в общем, нет вопросов, в котором все решено, в котором не о чем думать, потому что создается впечатление, что когда я иду по церковному кругу, я как раз и иду во Христе.
Здесь как раз стоит большой вопрос: является ли наше привычное хождение по церковному кругу, участие в таинствах и литургии одной из форм традиционной нашей жизни хождением за Христом, а не удобным, благополучным, уверенным и твердым хождением по отмеченным, хорошо пройденным маршрутам, на которых негде приткнуться, не о чем спросить, и невозможно поставить вопрос: а, собственно говоря, кто мы в этом круге? Все вопросы уже заданы и все ответы уже получены. Тут нет вопросов. И, собственно говоря, сегодняшняя форма катехизации предполагает разговор катехизатора или миссионера с человеком, приходящим в Церковь, прежде всего, о том, как научиться ходить по церковному кругу. Как научиться читать утренние и вечерние молитвы? Как объяснить необходимость поста? Как рассказать о том, что происходит во время таинства, что необходимо христианину ходить по воскресеньям на литургию и причащаться святых Христовых Таин, потому что здесь происходит благодатное общение с Богом.
Но о самом Боге и о встрече Христа лично с человеком вопрос не стоит в рамках катехизации.
Хождение по водам, или христианство без вопросов
В какую Церковь мы зовем человека и что мы ему предлагаем в ответ на его веру? Удобство, комфорт, благополучие под знаком Христа. Возможно ли это вообще? Благополучие под знаком Христа. Благополучное Евангелие, благополучная Церковь, благополучная жизнь христианина.
Когда мы встречаемся в Евангелии со Христом, мы слышим там несколько неудобных призывов для нас. Там, в общем-то постоянно эти призывы, но есть особенно яркие. Один из них: «Господи, повели мне идти к тебе по водам». Какое отношение это может иметь к хождению по церковному кругу? Никакого. Готовы ли мы так говорить со Христом, как говорит с ним апостол Петр? К кому обращены эти слова?«Господи, повели нам идти по водам». Это слова Петра на Генисаретском озере или это образ жизни во Христе?
Второе: «Кто хочет за Мной идти, пусть отвергнется себя». Возможно ли в хождении по церковному кругу, такому благополучному, отвергнуться себя?
Третье: «Господи, куда нам идти? Ты имеешь глагол вечной жизни». Полное недоумение и незнание ответа на вопрос. А у нас самая популярная книга — «1350 ответов священника на вопросы». Самое популярное – это позвонить на станцию «Радонеж» и спросить отца Дмитрия Смирнова: «Батюшка, …». У нас нет вопросов в христианстве, у нас все уже давно всеми решено, а если есть, то ответит станция «Радонеж».
И еще одно, очень важное: «Все Мое – Твое, а все Твое — Мое». Зачем мы приходим в Церковь? Мы приходим со словами, которые произнес младший сын своему отцу. «Дай мне мое, дай мне положенную часть». Дай мне мое, а все твое – не мое.
И вот мы с уверенностью христианство разложили по полочкам, можем выбирать, что нам взять у Бога, а что нам сегодня не очень нужно. Вот ходить по водам – нам не нужно, вот не знать ответа на вопрос мы не можем, нам надо быть уверенными в себе. И получается, что не услышаны эти слова, не воспринято Евангелие иным образом, потому что Евангелие – это стало частью молитвенного правила. Мы сочетаем утренние и вечерние молитвы, главу Евангелия и две главы Апостола. Ежедневно так делают христиане. Почему, зачем, для чего — вопрос не стоит. Так надо.
А что мы читаем, когда читаем Евангелие? Ничего, мы читаем текст. Но мы не читаем письмо Бога мне, не читаем письмо Отца своему сыну.
Община — клуб по интересам?
Поскольку вот эти вещи сегодня до конца не восприняты, стоят на периферии сознания, а евангельские проповеди в храме не бросаются в сущность встречи человека и Бога, то на их место встает некая идеологическая схема.
И тогда приходская жизнь может развиваться разными способами.
Могут быть очень крепкие общины православных хоругвеносцев, православных юннатов, общины туристов, православных рок-музыкантов — кого угодно с названием «православные». Но центром этой общины не будет Христос. Никакой миссии тут быть не может: тут приглашают людей в некие клубы по интересам, а миссия предполагает передачу своей встречи со Христом.
Миссия апостольская – это свидетельство своей встречи со Христом, и, собственно говоря, успех апостольской проповеди заключался только в этом. Что видели наши глаза, что осязали наши руки, что слышали наши уши, то мы вам передаем. И настоящая община может строиться только на этом: на общности со Христом. Это не общность человеческая, она возникает потом, обязательно. Но прежде всего, это общая жизнь человека и Бога.
И Церковь наша от начала ее рождения в день Святой Пятидесятницы существует только ради этой встречи. Церковь – это место, где человек и Бог, встретившись, начинают жить общей жизнью.
Центр Встречи
Когда в 17 главе Евангелия от Иоанна Христос перед своим страданием с учениками возносит молитву Богу-Отцу, он как бы произносит слова «Все Мое — Твое. И все Твое – Мое». Эти слова являются формулой жизни Церкви. Эти слова и рождают общину. Эти слова и являются центром встречи человека и Бога.
Бог говорит человеку: все Мое – твое. И человек может оказаться способным ответить на эти великие слова. Мы слышим эти слова, обращенные к человеку, в 15 главе от Луки, в притче о блудном сыне, когда старший сын говорит: ты козленка мне не дал, чтобы мне повеселиться с друзьями моими. И тогда отец ему говорит: сын, ведь все мое – твое.
Эти слова, обращенные Богом к человеку, – это слова, обращенные Богом к Церкви и ко всякому, в нее приходящему. Способность услышать, воспринять их, способность захотеть для себя этой божественной жизни — и есть духовная жизнь. Человек слышит эти слова и хочет, чтобы он смог воспринять от Бога все. Но это возможно только при одном условии, когда человек способен Богу сказать в ответ: а все мое – Твое.
И это самые страшные и самые тяжелые слова, которые ждет Бог от человека. Мы часто слышим слова: «Весь живот наш Христу Богу предадим». Так легко и обычно: «Подай, Господи, Господи, помилуй», а потом: «Весь живот наш Христу Богу предадим». Что это значит? Это и значит: все мое – Твое. Это значит, что я могу так себя доверить Богу, так могу себя вручить в руки Божьи, что вообще ничего в этом мире не бояться, ни о чём не думать, не иметь никаких попечений и быть совершенно уверенным в Боге, — в том, в чём быть уверенным нельзя никак.
Уверенность в Боге
Потому что Бога не видел никто и никогда. Потому что Он неописанный, неизменный, непостижимый, неведомый. Потому что нельзя быть уверенным в Боге. А нам очень надо быть в Нем уверенным. Поэтому наша жизнь состоит из того, что мы выстраиваем себе внешние подпорки нашей уверенности, чтобы нам было на что опираться. Быть уверенным в своём правом пути, быть уверенным в неправоте других, которые не идут с нами. Быть уверенным в том, что тот, кто не с нами – тот против нас. Вот эти вещи выстраиваются, и за 20 лет они очень здорово выстроились и очень пугают тех, кто находится по другую сторону от нас. Потому что мы такую высокую ступенечку выстроили перед входом в Церковь, что всякий входящий в неё может, споткнувшись, разбить нос в нашем храме и потом долго будет лечиться и приходить в себя.
А в Евангелии как раз этого нет. В Евангелии как раз учат жить без этого. Евангелие как раз учит доверить себя Богу, потому что Бог есть любовь.
Замечательный датский философ Сёрен Кьеркегор в одном из своих произведений говорит: если Бог есть хитрость, то очень опасно и страшно Бога не понять. Но если Бог есть любовь, то не страшно его не понимать. Тогда совсем не важно – понимаешь ты Бога или не понимаешь, знаешь ты, куда Он тебя ведёт или не знаешь. Потому что если Бог есть любовь, то ничего не страшно. Потому что если Бог не любовь всегда, везде и повсюду, то тогда вообще нет никакого Бога.
Любовь должна быть явлена нами
Можем ли мы это сказать о Церкви? Можем ли мы сказать сегодня или вообще? Это вопрос, который меня очень волнует – Церковь есть любовь? А если Церковь не любовь, то тогда что Церковь? А если Церковь — что-то другое, тогда как это называется? А если Церковь есть любовь, то где она, эта любовь? В чём она себя проявляет?
Легко было бы ответить, что это в таинствах церкви. Что когда совершаются таинства, Дух Святой действует как любовь.
Это будет правильным ответом, но только Церковь нельзя свести только к таинствам. Мы не можем так свидетельствовать о Церкви только как о месте, где совершаются таинства ради нашего спасения.
Эта любовь должна быть явлена нами, но она может быть явлена только так, как себя являет Сам Господь нам самим — полностью доверяя Себя нам и прося этого доверия от нас.
Сокровище наше — Христос
Вернёмся к тому, что есть община и на чём она строится. Она строится, прежде всего, на глубоком переживании. Переживание это значит жизни по, жизни с, жизни в Евангелии.
Христианская жизнь с утра начинается не только утренними молитвами. Весь богослужебный цикл и весь церковный круг с Пасхами, постами и праздниками отнюдь не лишний. Он просто не главный. Он есть, конечно, необходимая помощь и подспорье в нашем движении ко Христу и за Христом. Но главное – это всё-таки Сам Христос. Как сказал Алексей Степанович Хомяков: «Самое главное наше сокровище – это Сам Господь наш, Иисус Христос».
Вот это должно быть провозглашено самым громким голосом миссии. Что самое главное наше сокровище – Сам наш Господь Иисус Христос, и мы Его проповедуем.
Но проповедовать Его мы можем тогда, когда Он действительно для нас самое главное наше сокровище. И когда мы начинаем день с утренних молитв, то главное в этом дне не утренние молитвы, а живу ли я в этот день по Евангелию или не живу. Помню ли я о том, что сегодня я должен в этот день исполнить Евангельское предназначение и постараться прожить этот день так, как Евангелие учит меня его проживать.
Евангелие — о нас
Самое тяжёлое, самое страшное, самое неудобное, некомфортное и абсолютно неблагополучное задание для христианина.
Община делает именно это, когда в ней проповедано, прежде всего главное – жить по Христу, жить по Евангелию, жить в самом Евангелии. Потому что каждое евангельское чтение обязательно говорит о любом из нас. И если я, слушая Евангелие или читая его в храме, не понимаю, что эти слова говорятся про меня, то они оказываются не услышанными. Если я не ставлю перед собой труда понять, кто я сегодня в Евангелии, с кем я сегодня, кто я сегодня: мытарь или фарисей, блудница или апостол, Иуда или Пётр – кто я сегодня – то Евангелие остаётся просто книгой Священного Писания. Просто священной книгой, которую надо читать стоя, перекрестившись, потом поцеловать, закрыть и положить на аналойчик.
Но если Евангелие становится для нас сущностью нашей христианской и православной жизни, то понятно, как рождается община. Общность христиан представляет собой община тех людей, которые настроены жить по-апостольски. По-апостольски — не в заученном смысле этого слова, а по-апостольски, потому что апостолы всё время слышат Христа.
Они всё время с Христом: они Его не понимают, они между собой ругаются, они между собой что-то делят, они убегают – но они всё равно апостолы, потому что они имеют возможность слышать Христа.
И эта возможность слышать Христа делает общину общиной. Потому что эта общность жизни — общая жизнь со Христом. Эти люди не боятся, они согласились и не испугались быть христианами.
Свойство общины — являть любовь.
И тогда рождается всё остальное: тогда рождается радость, тогда рождается надежда, тогда рождается упование, тогда рождается любовь, потому что свойство Церкви и свойство общины – это являть собой любовь.
Все проповеди митрополита Антония Сурожского посвящены любви. Там нет ничего другого. Понятно, почему мы говорим о том, что такое община, в понимании Владыки Антония — потому что это община, которая услышала и захотела жить по Евангелию, и там рождается та любовь. И в этом находится ответ на вопрос: «Если Бог есть любовь, то Церковь – есть любовь или нет?» Здесь есть возможность искать ответ на этот вопрос. Иначе нет смысла задаваться этим вопросом.
Церковь может быть прекрасной и замечательной идеологией, Церковь может быть замечательным социальным институтом — Церковь может быть чем угодно прекрасно земным, в том числе замечательным музеем и археологическим кабинетом. Но самым высшим прекрасным всё равно в ней будет любовь. Она может ничем этим не быть, но быть любовью. И тогда она себя осуществляет от начала до конца.
И тогда это Церковь живого Бога. И тогда это Церковь, мимо которой нельзя пройти, которую хочется слышать, которую хочется понимать, от которой что-то ждёшь всё время.
Церковь несбывшихся надежд
Сегодня присутствует напряжённое, воинственное, агрессивное отношение к Церкви. Что это, откуда, почему? Это неотвеченные ожидания. Это несбывшиеся надежды.
Это говорит только о том, что большинство людей в этой стране, несмотря ни на что, Церковь считают своей — очень многого сегодня ждут и ничего, по большому счёту, не получают.
Ничего того, что они ждут по-настоящему: настоящих слов или настоящего свидетельства о том, что если вы верующие, то почему между нами распри, почему столько ненависти, почему столько злобы, почему столько упования на земное, почему столько желаний благополучия.
Вот эти вопросы остались без ответа, эти упования не состоялись, эти надежды не сбылись.
И вот в ответ на это ужасная обида, которая разжигается теми, кто может посеять в душах ростки агрессии, неверия, недоверия и презрения к Церкви.
Вся ответственность за это лежит сегодня на нас, на христианах. Мы не смогли за это время показать Церковь как общество любви, как общество Христа, как людей, которые меняются и могут поменять весь мир.
Церковь существует открыто, свободно, мощно 20 лет. За эти 20 лет у нас не снизилось количество абортов в нашей стране, а, наоборот, увеличилось. Не снизилось количество преступлений, не снизилось количество самоубийств, алкоголизма, наркомании. Всё только увеличивается.
Церковь растёт, Церковь укрепляется, Церковь свидетельствует о своей мощи, силе, власти. Но при этом свидетельства настоящего всё равно нет. Потому что настоящее свидетельство – это те плоды, которые мы видим вокруг себя.
Мы удобно живём. Нам очень комфортно внутри себя: мы издаём журналы, выпускаем телепрограммы, совершаем паломничества, рассказываем о святых, привозим огромное количество святынь в наши города. И это очень хорошо — люди имеют возможность как-то приобщиться к этому. Но это не меняет нас, это не делает нас другими.
Мы живём в опасной ситуации. У нас, конечно, есть ещё много чего впереди, но много того, что уже проиграно и много того, что уже является пройденным этапом. Мы проигрываем позицию за позицией, я уж не говорю о тех событиях последнего времени, где, к сожалению, мы действительно сейчас можем только скорбеть о том, что произошло и что произошло это с нами. Особенно после воскресного дня.
Община и братия
— Отец Алексий, скажите, пожалуйста, есть ли разница между общиной и братией?
— Братия – это монастырское понятие. Есть ещё братство – общественная организация, которые как раз могут быть по каким-то интересам, в том числе и по политическим, или каким-то культурным и так далее. В этом нет ничего дурного, просто это не является общиной.
Община – это Евхаристическая община. Община – это когда есть мы, а Христос посреди нас. И вот эта община познала своим опытом жизни в Церкви, что Господь благ, что Господь рядом и что невозможно оторваться от этой радости, от встречи с Богом. И вот эту радость общины передают друг другу. Она всё время зовёт – приди к нам, приди сюда, мы тебе такое покажем, ты такое узнаешь, чего ты никогда ни от кого не узнаешь и нигде в другом месте не увидишь. Потому что мы это приобрели, и мы готовы этим с тобой поделиться. Вот что такое община — это община в Боге.
Конечно, здесь огромное значение имеет священник, который ведёт за собой людей, который проповедует Христа, который являет какое-то горение. Без этого не бывает, на то священник и ставится, чтобы община вокруг него формировалась, чтобы вместе с ним шла ко Христу.
Но также имеют значение и те, которые готовы идти туда. Которые не боятся это сделать, которые вот так доверили себя Богу.
Если под словом братия подразумевается «братство», то это немножко другое — это, скорее всего, общественная организация. А община — это живой церковный организм.
Правильная молитва?
— Возможно ли построение катехизации и общины через научение правильной молитве?
— Мне не очень понятно, что такое правильная молитва. Люди, которые собираются вместе, молятся. Мы так с Богом общаемся. Правильная общая молитва — тут ничего не надо придумывать, не надо особых молитв или особенных молитвенных собраний, которые бы возгревали христианский дух. Это все будет надуманно, искусственно. В Церкви достаточно всего — богослужений нашего прекрасного богослужебного круга, который нас поддерживает, формирует, организует, дисциплинирует, дает возможность собраться, чтобы идти вперед — не по кругу, а подниматься вверх. Нам достаточно того богослужебного богатства, чтобы вместе молиться друг о друге.
Дальше говорится: «нацеленность на соборную молитву, где центром и связующим звеном между членами должен быть Христос».
Это наша литургия, это наше богослужение. Нет иной формы общей молитвы. Если она появляется — надо бить тревогу. Если общей молитвы не находится в богослужении, значит что-то неправильно в жизни этой общины.
Нельзя научиться молиться, если ты не молишься. Никто не может никого другого научить молитве, у нас нет никаких специальных занятий по технике молитвы. У молитвы вообще нет техники. Наша общая соборная молитва соборнее не бывает! Если ты хочешь молиться, как написано в Священном Писании — «Молитва дается молящемуся». Когда ты говоришь с Богом, искренне от сердца — ты и молишься. Не надо лишнего придумывать, все просто.
У нас есть колоссальный опыт церковной жизни за 2000 лет. Просто надо поставить все на свои места в жизни и знать, где место молитве, посту, где место плачу, общему разговору, чаепитию, песням под гитару и где место Христу в нашей жизни. Если место Христа в нашей жизни центральное — то все в порядке, искать не надо. «Ищите прежде Царствия Божия и правды его, все остальное вам приложится» — простые Евангельские истины и слова.
Общая боль
— У нас по воскресеньям проходит молебен для раковых больных. И это настолько единая община — 300-400 человек, объединенных страданиями, болезнью рака. Есть мечта о таких общинах.
— Не надо мечтать. Не надо строить никаких моделей. Ни одна община не будет тождественна другой, потому что все люди разные, дыхание разное. Все люди собираются в общину, потому что они друг другу по-человечески соответствуют, и это нормально.
В каком-то храме есть община докторов наук, спортсменов — это нормально. Люди понимают друг друга.
Но главное в том, чтобы это было желание всех вместе переживать Евангелие. Постепенно, понемногу об этом говорить, вместе собираться, читать и думать о нем, вместе молиться — это нормально и хорошо. Это, по крайней мере, опыт митрополита Антония, который было бы неплохо вспомнить.
Зачем человек приходит в Церковь?
— Встреча не всегда происходят в храме, не всегда там стоит Христос. Это процесс. Человек должен осознать своё падение сначала.
— Встреча со Христом — это действительно очень долгий процесс, который имеет своё начало и не имеет своего конца. Встреча со Христом происходит, когда человек осознает себя желающим со Христом быть вместе, идти за Христом. И тогда он приходит в Церковь, и тогда эта Церковь и есть его встреча и путь за Христом.
Если он приходит в Церковь по иным причинам — это сразу ложь, провал. Потому что тогда человек живет иной жизнью. Для него тогда христианская жизнь — это идеология, традиция, любой фарисейский набор любых моделей отношений. Но если мы разделяем в своем представлении о миссии и катехизации приход в Церковь и приход ко Христу — тогда мы не понимаем, что такое Церковь.
Путь ко Христу все-таки начинается с того, что человек в своем сердце ощущает необходимость этого. И тогда задача катехизатора, миссионера — привести человека ко Христу через Церковь, а не ввести в Церковь и дать ему задание по исполнению.
Мы не приводим ко Христу…
— Чем, на Ваш взгляд, мы уводим человека от Христа? Ряд практических ошибок в организации приходской жизни.
— Мы не уводим от Христа, мы не приводим к Христу.
Мне однажды приходилось слышать речи священника, который занимается с молодёжью. Он говорит: «Привести человека ко Христу — это слишком высокая задача. И поэтому мы стараемся объединить нашу молодёжь на основах патриотизма, любви к родине, традиционных христианских ценностей». Мне кажется, это очень большая ошибка. Очень хороший священник, надеюсь, он за это время передумал.
Мне приходилось очень часто встречаться с феноменом, когда люди приходят в Церковь за чудом. Говорят, что они «с детства были крещены, всегда знали, что Бог есть», но это не так. Бог им был не нужен до того момента, пока что-то не произошло. Они читают литературу про чудо, читают, как подвижники творили чудеса. А очень часто чудо не происходит.
И как сделать так, чтобы встреча со Христом состоялась, несмотря на то, что чудо не произошло?
В наших традиционных отношениях Церкви и человека, человек нас чаще всего интересует как покупатель духовной продукции.
Мы предлагаем человеку так относиться к нашей Церкви: здесь происходят чудеса в смысле волшебства. Эти чудеса очень понятны, практичны, легко применимы и покупаемы. Говорить о том, что несколько миллионов человек в очереди к поясу Пресвятой Богородицы — это явление истинной веры христианской, наверное, слишком смело. Конечно, у меня нет сомнений в том, что многие из тех, что стояли, искренне верили, уповали на Матерь Божию и желали поклониться святыне. Но мы за это время, за постоянные гастроли святынь на нашей земле, приучили уже людей к тому, что Церковь — это место, куда можно и нужно пойти за чудом, но не за Христом. Хотя бы бесконечные очереди к блаженной Матроне. Казалось бы, столько людей часами стоит в этих очередях — можно было бы их так катехизировать, столько рассказать о Боге, так многому научить их за эти часы стояния за чудом. Почему-то это никому в голову не пришло.
Помните, Господь говорил : «Скажешь горе сей — она переместится»? География не изменилась за тысячи лет земного шара, в таких масштабах. Так вот, речь идет о горе греха. О том чуде и оглавлении души, которое гораздо важнее любых земных чудес, в том числе исцеления от рака. А вот этого чуда оказывается нам не надо, нам другие чудеса нужны. Поэтому не происходит и встречи.
Мы ничего не знаем о Троице
— Что делать с людьми, которые приходят в храм не для встречи с Христом? Человек входит в храм — исповедаться, причаститься. Но при этом занимается йогой, занимается оккультизмом, причем у него некий источник дохода…
— Мы ничего не можем сделать, потому что этих людей всегда будет очень много. И это обычный архетип нашего языческого народа.
Мы должны проповедовать, но, прежде всего, потому, что мы должны сами стать другими. В Церкви не бывает так, что можно передать знание о Боге. Нельзя же научить человека о Боге по книгам. Это бесполезно, бессмысленно, это не важно. Но когда каждый из нас будет что-то глубоко знать о Боге своим существом, то тогда он, конечно, сможет принести, что-то показать, явить.
Вот поэтому здесь возможно переучивать, потому что Церковь — это не дидактическое училище, где можно найти методики, некие средства, которыми человеку можно вправить мозги в нужном направлении: ты должен свечки ставить не так.
Никто из нас все равно не знает учения о Святой Троице. Мы что-то знаем, но даже если мы прочтем всех наших богословов, все равно в нашей голове ничего не останется, кроме нашего личного опыта общения с Богом. И вот это знание Святой Троицы будет раскрываться, как будто мы идем за Ним. Бог есть Святая Троица, а что это значит — никому не известно.
Поэтому, когда человек приходит с желанием узнать о Боге, я ему даю Евангелие и говорю: вот Евангелие, постарайся встретить здесь Бога, постарайся из прочитанного понять, что сейчас это касается тебя, и Бог с тобой говорит.
Нет у нас большего сокровища, чем Евангелие, понимаете? Все остальное уже идет следующим этапом.


http://uspenie.ru
Добавлять комментарии могут только
зарегистрированные пользователи!
 
Имя или номер: Пароль:
Регистрация » Забыли пароль?
© LogoSlovo.ru 2000 - 2024, создание портала - Vinchi Group & MySites
ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU