вторник 1-й седмицы Великого поста. Ап. от 70-ти Онисима (ок. 109). Прп. Пафнутия, затворника Печерского, в Дальних пещерах (XIII).



28-е февраля 2012г.
(15.02.2012 г. по ст.с.)




вторник 1-й седмицы Великого поста.
Глас 4-й.

Ап. от 70-ти Онисима (ок. 109).
Прп. Пафнутия, затворника Печерского, в Дальних пещерах (XIII).
Прп. Пафнутия и дщери его Евфросинии (V).
Прп. Евсевия, пустынника Сирийского (V).
Виленской (принесение в Вильно в 1495 г.) и Далматской (1646) икон Божией Матери.
Прп. Далмата, игумена Успенского м-ря в Сибири.
Муч. Майора Газского.
Св. Освия, короля Нортумберийского (670)( Кельт. и Брит. ).
Прп. Анфима Хиосского ( Греч. ).
Новосщмчч. свящ. Михаила Пятаева и свящ. Иоанна Куминова.


На 6-м часе: Ис. I, 19 – II, 3. На веч.: Быт. I, 14–23. Притч. I, 20–33.

Трапеза
Сухоядение. На трапезу подается невареная пища. Мясо, молоко, яйца, рыбу, елей и вино не едим.






Апостол от 70-ти Онисим

Апостол от 70-ти Онисим в молодости был рабом Филимона, христианина знатного рода, жившего в городе Колоссах Фригийской области. Провинившись в чем-то перед своим господином и боясь наказания, святой Онисим бежал в Рим, но там, как беглый раб, попал в тюрьму. В тюрьме он встретился с апостолом Павлом, содержавшимся в узах, был просвещен им и принял святое Крещение. В тюрьме святой Онисим как сын служил апостолу Павлу. Апостол Павел, лично знавший святого Филимона, написал ему письмо, полное любви, прося простить беглого раба и принять его как брата; с этим письмом он отправил святого Онисима к его хозяину, лишив самого себя помощи, в которой очень нуждался. Святой Филимон, получив письмо, не только простил Онисима, но и отпустил его на волю, послав обратно в Рим к первоверховному апостолу. Впоследствии святой Филимон был рукоположен во епископа города Газы. После смерти апостола Павла святой Онисим служил апостолам до их смерти и был поставлен ими во епископа. После кончины святых апостолов он проповедовал Евангелие во многих странах и городах: в Испании, Карпетании, в Колоссах, в Патрах. В глубокой старости святой Онисим занял епископский престол в Ефесе, после апостола Тимофея. Когда Игнатия Богоносца вели в Рим на казнь, к нему навстречу вышел епископ Онисим с некоторыми христианами, о чем упоминает святой Игнатий в своем письме к ефесянам. В царствование императора Траяна святой Онисим был схвачен и приведен на суд к эпарху Тертиллу. Он продержал святого 18 дней в темнице, а потом сослал в заточение в город Путиолы. Через некоторое время эпарх вызвал узника и, убедившись, что святой Онисим всё так же твердо исповедует веру во Христа, подверг его жестокому избиению камнями, после чего святому усекли голову мечом. Тело мученика взяла одна знатная женщина и положила в серебряную раку. Это было около 109 года.





Память преподобного Пафнутия, затворника Печерского, в Дальних пещерах
Память 15 февраля (по ст.ст.)


Преподобный Пафнутий (XIII в.), затворник Печерский, принявши иночество, непрестанно плакал. Он всегда представлял в своем уме тот час, когда при разлучении души с телом окружат человека Ангелы и духи злобы, покажут человеку дела добрые и злые, напомнят ему о всех его делах, мыслях и желаниях, о том, что он забыл и чего не считал за грех. Страшное время для грешника — время разлучения души с телом! Об этом преподобный размышлял, плакал и вздыхал всю свою жизнь. Но «блажени плачущие, яко тии утешатся». И преподобный Пафнутий при кончине своей увидел лики ангельские, которые, принявши его душу, вознесли ее на небо. Его имя вспоминается в 8-й песни канона: «Плачущих поминая блаженство, Пафнутие, всегда плакал еси, ныне же радостная наследив места, молися тамо и нам в кров безплачевный вселитися». Память его вместе с другими святыми отцами Дальних пещер — 28 августа/10 сентября и особо — 15/28 февраля.

Тропарь, глас 2

Велия веры исправления, в пещернем затворе, яко на воде упокоения, преподобне отче Пафнутие, радовался еси, огнем бо любве Божественныя распаляем, бдением и молитвою безстрастия достигл еси и явился еси равноангельный на земли, того молитвами, Христе Боже, спаси души наша.

Кондак, глас 8

Помышляя исход души твоея и праведное мздовоздаяние по делом, непрестанными слезами умолил еси Господа даровати тебе неизреченных радостей наследие, яже уже со святыми предвкушая, Пафнутие преподобне, поминай и нас пред Богом, чтущих тя.








Память преподобного Пафнутрия и дщери его Евфросинии

Память 15 февраля (по ст.ст.)




В городе Александрии жил некогда муж, по имени Пафнутий. Он был богат, славен, пользовался почестью, боялся Бога, хранил заповеди Господни и вел богоугодную жизнь. Супруга его также была женщина добрая, благочестивая богобоязненная. Одно лишь их тяготило: у них не было детей; сильно скорбели они о сем, ибо некому было оставить им свое имение, кто бы и по смерти их мог хорошо управлять им. Печалясь о бесчадии своем, они непрестанно молили Господа, чтобы Он даровал им детище, подавали щедрую милостыню убогим, раздавали много в церкви и монастыри, кроме того, пребывали в посте и молитвах, обходили храмы Божии и просили Бога об исполнении их желания. Однажды Пафнутий отправился в некий монастырь, игумен которого, как он слышал, отличался своей святой жизнью; и в сей монастырь он также пожертвовал большой вклад. Беседуя с игуменом, Пафнутий получил от него утешение. Уразумев, что сей инок угоден Богу, он поведал игумену о своей печали, именно о том, что нет у него детей. С земным поклоном он просил у игумена, чтобы тот вместе с своей братией помолился о нем Богу, дабы Господь даровал ему детище. Преблагой Бог, милостиво приемлющий молитвы всех усердно молящихся Ему и призывающих Его, внял молитвам игумена и благословил Пафнутия. После сего разрешилось неплодие жены его, и Бог даровал им дочь, весьма прекрасную собою. Родители, исполненные величайшей радости, воссылали Богу от всего сердца благодарение. При крещении младенцу нарекли имя Евфросиния1. С того времени Пафнутий стал часто посещать тот монастырь, раздавал всем инокам милостыню, и к игумену тому питал великую любовь за его полезную беседу, а также и за то, что, по молитвам его, он получил желаемое от Бога. Спустя 12 лет после рождения Евфросинии, мать ее преставилась в вечную жизнь; Пафнутий же, как и прежде, продолжал поучать дочь свою Божественному Писанию. Навыкнув в нем, отроковица предалась усердному чтению священных книг. Между тем слух о ее благоразумии красоте распространился по всей Александрии. Посему многие из благородных и знатных граждан желали иметь ее супругой своих сыновей, и наперерыв спешили заявить о своем желании ее отцу. Пафнутий же говорил:

– Да будет так, как угодно Господу!

Среди искателей руки Евфросинии был один муж, отличавшийся перед всеми своим благородством, саном, богатством и славой. Он упросил Пафнутия, чтобы тот выдал дочь свою за его сына, на что Пафнутий и согласился. Сговорившись, они назначили время бракосочетании.

Еще до брака Пафнутий пошел с дочерью в монастырь, где жил вышеупомянутый игумен, коего он почитал как отца, и сказал ему:

– Я привел к тебе, святой отец, дочь мою, ту самую, которую бог даровал мне по твоим молитвам; прошу тебя, помолись за нее, ибо я хочу отдать ее в замужество.

Игумен благословил Евфросинию и затем начал беседовать с Пафнутием о спасении души, а дочь его поучал целомудрию, смирению, страху Божию и любви к Творцу, а также увещевал ее творить милостыню. Все сии слова глубоко западали в сердце мудрой и благоразумной девицы, имевшей тогда восемнадцать лет от роду. три дня прожил Пафнутий с дочерью своею в монастырской гостинице. В течение сего времени Евфросиния ежедневно внимала церковному чтению и пению; удивлялась она, взирая на подвиги иноков, и говорила сама в себе:

– Блаженны сии люди, ибо они и здесь на земле живут как ангелы, и в будущей жизни будут обитать вместе с ангелами.

И сильно возревновала она о том, чтобы подражать их святой жизни. По прошествии трех дней, Пафнутий сказал игумену:

– Мы хотим идти в город; отпусти нас с миром, честный отче.

Евфросиния же, припав к ногам игумена, сказала:

– Прошу тебя, отче, помолись о мне, чтобы Господь спас мою душу.

Игумен благословил ее и так молился о ней Господу:

– Боже, ведающий судьбу каждого человека еще до рождения его, сподоби рабу Твою сию равной награды и воздаяния со всеми от века благоугодившими Тебе.

После сего, поклонившись игумену, Пафнутий с дочерью ушли в город. Сей праведный муж так глубоко почитал иноческий чин, что когда он встречал где-либо на пути или в городе инока, то приглашал его к себе в дом, гостеприимно угощал его и просил, чтобы тот молился Богу о нем и о дочери его.

Вскоре в обители той наступил день поминовения основателя ее, и игумен послал одного из братии пригласить к сему дню благодетеля обители Пафнутия. Случилось так, что посланный инок не застал Пафнутия дома; Евфросиния, узнав о приходе к ним в дом черноризца, позвала его к себе и начала расспрашивать о том, сколько в их обители братии. Он отвечал ей:

– Триста пятьдесят два человека.

Тогда она спросила его:

– Если кто-нибудь придет в вашу обитель и захочет жить с вами, примет ли его ваш игумен?

На сие инок отвечал:

– Конечно, с радостью примет, памятуя слова Господни: "приходящего ко Мне не изгоню вон" (Иоан.6:37).

Девица еще предложила ему вопрос:

– Все ли вы вместе поете и одинаково ли поститесь?

– Да, мы поем все вместе, – отвечал инок, – а постится каждый из нас столько, сколько хочет и может.

Расспросивши у черноризца всё о монастырской жизни, девица сказала ему:

– Хотелось бы и мне начать такую жизнь, но я боюсь ослушаться отца своего, ибо он желает выдать меня замуж, увлекаясь богатством суетного сего мира.

Черноризец сказал ей:

– Не желай временного и скоропреходящего союза со смертным, но посвяти себя Христу: Он вместо всех скоропреходящих и суетных благ дарует тебе царство небесное и пребывание с ангелами. Выйди тайно из дома и иди в монастырь, оставив одежды мирские, облекись в иноческое одеяние, чтобы тебя не могли узнать.

Обрадовалась святая Евфросиния, услышав сии слова инока, и спросила его:

– Кто же пострижет меня?

Он же отвечал ей:

– Отец твой пойдет в нашу обитель и останется там три или четыре дня, а ты в то время призови к себе какого-нибудь инока: он с радостью исполнит твое желание и пострижет тебя.

В то время, когда они беседовали так друг с другом, пришел Пафнутий и, увидев черноризца, спросил его:

– что побудило тебя придти к нам, отче?

Инок ответил:

– Наступает память основателя нашего монастыря, и игумен просит тебя придти к нам и принять участие в нашем празднике; за сие получишь благословение от Бога.

С радостью согласился Пафнутий идти вместе с иноком в обитель и взял с собою много даров для монастырской церкви и братии. В его отсутствие дочь его, свята Евфросиния, позвала к себе одного из верных слуг своих и сказала ему:

– Иди в монастырь преподобного Феодосия, войди там в церковь и призови ко мне первого инока, которого встретишь.

Слуга тот, по особому Божию смотрению, встретился с одним иноком, несшим из обители свое рукоделие для продажи; он попросил инока идти вместе с ним в дом его господина, и тот согласился. Евфросиния, увидев почтенного инока, пошла навстречу и поклонилась ему, прося его помолиться за нее. Инок помолился, благословил ее, и они сели. Святая дева начала говорить ему так:

– Господин, отец мой – христианин и верный слуга Божий, матери моей нет уже в живых. Родитель мой, имеющий большое богатство, желает выдать меня замуж, чтобы не пропали все его сокровища, я же не хотела бы осквернять себя мирскою суетою, но боюсь ослушаться отца моего и потому не знаю, что мне делать. Всю предыдущую ночь я провела без сна, умоляя Бога, чтобы Он ниспослал мне милость Свою. А при наступлении утра захотелось мне позвать к себе одного из отцов подвижников, дабы услышать от него слово назидания и указания, как мне следует поступать. Умоляю тебя, отче, научи меня пути Господню, ибо я знаю, что ты мне послан от Бога.

Тогда старец начал поучать ее так:

– Господь говорит во святом Евангелии: "Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником" (Лк.14:26). Не знаю я, что тебе сказать больше сего. Если ты можешь вынести борьбу с плотью, то оставь всё и беги от мира сего, как Израиль от работ фараона. А наследников богатства отца твоего весьма много: церкви, монастыри, больницы, странноприимные дома, сироты, вдовы, странники, заключенные в темницы и взятые в плен. Отец твой может раздать имение, кому захочет, сама же ты позаботься о душе своей.

На сие девица сказала ему:

– Я надеюсь на Бога и на твои молитвы, отче, ибо думаю, при помощи свыше, посвятить себя Богу.

– Не медли с сим намерением, дочь моя, – ответил ей старец, – ибо кто отлагает совершение богоугодного подвига, тот, обыкновенно, потом раскаивается в таком замедлении; время и теперь покаяться.

Святая Евфросиния сказала старцу:

– Для того я и попросила тебя, отче, придти ко мне; я хотела, чтобы ты исполнил желание сердца моего, и, помолившись о мне, благословил и постриг меня.

Тогда старец встал, помолился и постриг, по Божьему соизволению, Евфросинию в иночество, возложив на нее схиму. При сем он сказал ей:

– Бог, даровавший спасение всем святым Своим, да хранит тебя от всякого зла.

После того он отправился в свою обитель, радуясь и славя Бога. Между тем Евфросиния стала размышлять в сердце своем:

– Если я пойду в девический монастырь, то отец мой найдет меня там, принудит выйти из обители и вступить в брак; посему мне лучше отправиться в монастырь мужской, где никто меня не узнает.

Решившись исполнить свое намерение, она поздно вечером оделась в мужскую одежду и тайно от всех вышла из дома, взяв с собою только пятьдесят золотых монет, и скрылась на ту ночь в некоем месте. По утру же отец ее пришел в город и, по особому устроению Божию, тотчас пошел в церковь. А Евфросиния удалилась в тот монастырь, где знали ее отца. Подойдя к воротам обители, она постучалась и сказала привратнику:

– Пойди доложи игумену, что пришел из царского дворца евнух2, и стоит у ворот, желая побеседовать с ним.

Когда игумен вышел, Евфросиния пала на землю и поклонилась ему. Он поднял ее и помолился по обычаю, после чего они оба сели. Затем он начал спрашивать ее:

– Почему, чадо, ты пришел к нам?

Евфросиния отвечала ему:

– Отче, я служил евнухом в царском дворце и очень полюбил житие иноческое, но не нашел в городе того, чего искала душа моя. Узнав о подвижнической жизни иноков твоего монастыря, я пришел в сию святую обитель, желая подвизаться с вами.

На сие игумен отвечал:

– Хорошо ты сделал, чадо, что пришел к нам. Если тебе хочется пожить в нашей обители, то оставайся здесь.

Затем он спросил, – как ее зовут. Евфросиния отвечала, что имя ее – Измарагд.

– Чадо Измарагд, – сказал ей настоятель, – ты молод и потому не можешь один жить в келлии; тебе нужно иметь духовного наставника. чтобы он руководил тобою в иноческой жизни, научил бы тебя монастырскому уставу и всем обычаям.

На сие отроковица ответила:

– Устрой меня, отче, так, как тебе угодно.

В то же время она вынула пятьдесят золотых монет, дала игумену и сказала:

– Возьми сие, отче, впоследствии и всё остальное мое имущество, оставшееся в городе, я пожертвую в монастырь.

Игумен призвал одного из иноков, по имени Агапит, мужа святой жизни, и поручил ему Измарагда со следующими словами:

– Путь сей юноша отныне будет твоим духовным сыном и учеником; наставляй же его в добродетелях, чтобы он превзошел и учителя.

После усердной молитвы с коленопреклонением, старец Агапит взял Измарагда к себе в келлию и наставлял его в иноческой жизни. – У нового инока было очень красивое лицо; когда он приходил в церковь к Богослужению, диавол смущал многих из братии нечистыми помыслами, уязвляя их сердца красотою нового инока; посему братия сетовала на игумена, говоря:

– Для чего ты ввел в обитель такого красивого брата на соблазн немощнейшим инокам?

Услышав сие, игумен призвал к себе Измарагда и сказал ему:

– Взирая на красоту твою, немощнейшие из братии соблазняются; посему лучше тебе одному пребывать в келлии, подвизаясь в безмолвии и молитве, и не приходить в церковь. Твой духовный наставник будет и пищу приносить в твою келлию, так чтобы тебе не нужно было никуда выходить из нее.

Евфросиния отвечала:

– Как ты повелеваешь, отче, так я и сделаю.

Игумен приказал Агапиту приготовить уединенную келлию для Измарагда; Агапит исполнил волю настоятеля и ввел в ту келлию Измарагда, который и стал проводить там время в молитве, посте и бдении, день и ночь служа богу в чистоте своего сердца. Блаженный Агапит дивился его подвигам и трудам и повествовал о них всей братии в ее назидание; братия же поучались сими подвигами и прославляли Бога, даровавшего такую силу юному подвижнику.

Между тем Пафнутий, отец Евфросинии, по возвращении домой, поспешно вошел в комнату своей дочери и, не найдя ее там, начал сильно тужить и скорбеть; с гневом он спрашивал своих рабов и рабынь, что случилось с Евфросинией, куда она ушла. Слуги отвечали ему:

– Вчера вечером мы еще видели ее, но сегодня она уже нам не показывалась, почему мы и думали, не пригласил ли ее к себе отец ее жениха.

Пафнутий послал рабов в дом жениха своей дочери, но и там ее не нашли. И жених и отец его, услыхав об исчезновении Евфросинии, очень опечалились и, придя к Пафнутию, нашли его в глубокой скорби, лежащим на земле и рыдающим.

– Не прельстил ли кто-нибудь ее, не бежал ли с нею? – заметили они ему.

Немедленно разослали по всей Александрии всадников искать Евфросинию; искали ее и по домам соседей, и по дорогам, и на берегу моря, и на кораблях; обошли они много женских монастырей, поля, пустыни, горы и пещеры, – везде искали дочь опечаленного отца. Нигде не найдя ее, посланные вернулись со скорбью. И плакали все о ней, как об умершей. Жених рыдал о невесте своей, свекор скорбел о невестке своей, а отец проливал горькие слезы о дочери своей, как некогда Иаков об Иосифе, и говорил такие скорбные речи:

– Увы мне, чадо мое сладкое! Увы мне, свет очей моих! Увы мне, утеха души моей! Кто украл сокровище мое? Кто иссушил ветвь мою? Кто угасил светильник мой? Кто отнял у меня надежду мою? Кто обесчестил дочь мою? Какой волк растерзал агницу мою? Какое место скрыло от меня ее светлое лицо? Она послужила бы восстановлением рода моего, была бы жезлом старости моей, утешением в печалях моих. Пусть не скроет в себе земля тела моего, пока я не узнаю, что случилось с дочерью моею Евфросиниею!
Все собравшиеся у Пафнутия друзья и соседи также сетовали и громко рыдали вместе с ним о неожиданной гибели его дочери. Не находя нигде облегчения в своей печали, Пафнутий пришел в монастырь, где дочь его подвизалась в затворе, и, упав к ногам игумена, сказал:

– Отче, не переставай молить Бога о том, чтобы Он услышал мои молитвы, ибо я не знаю, что приключилось с дочерью моею, – похитил ли ее кто-нибудь, или же она погибла каким-нибудь иным образом.

Услышав сии слова, честный старец весьма смутился и, собрав к себе всю братию, сказал:

– Братие, покажите любовь, помолитесь Господу, чтобы Он благоволил открыть нам о судьбе дочери друга и благодетеля нашего Пафнутия.

В продолжение целой седмицы иноки постились и молились, но никакого откровения им не последовало, как то бывало при других их прошениях; ибо днем и ночью Евфросиния молилась Богу, чтобы Он не открывал о ней никому в сей земной жизни, и ее молитвы были сильнее молитв всей братии.

Не получая никакого откровения о Евфросинии, игумен начал утешать Пафнутия такими словами:

– Чадо, "не пренебрегай наказания Господня… Ибо Господь, кого любит, того наказывает" (Евр.12:5, 6). Если без воли Господней ни одна птица не падет на землю, тем более ничего не могло произойти и с твоею дочерью. Я думаю, что она избрала благую часть; и посему нам не было о ней откровения от Бога. Если бы она впала в грех (да не будет сего!), то Бог не презрел бы столь великий молитвенный труд всей братии нашей обители, и открыл бы нам о ней; я же имею надежду, что еще в сей земной жизни Господь откроет тебе о ней.

Пафнутий несколько утешился такими словами и вернулся в свой дом, благодаря Бога. Каждый день он прилежно молился Господу и подавал обильную милостыню бедным. По прошествии нескольких дней он опять посетил монастырь и просил у братии молитв. Однажды, встретившись с игуменом, он поклонился ему и сказал:

– Помолись за меня, отче, потому что моя скорбь о дочери всё не проходит; душа моя ни мало не утешилась, рана сердца моего всё увеличивается, и с каждым днем скорбь моя всё усиливается.

Игумен, видя его великую печаль, всячески утешал его; в одной из своих бесед с ним он вспомнил об Измарагде и сказал:

– Есть у нас инок, проводящий очень строгую жизнь; он пришел к нам из дворца императора Феодосия3, и все мы удивляемся его святой жизни. Не хочешь ли побеседовать с ним? Быть может, ты получишь из сей беседы хотя некоторую отраду, ибо он исполнен Святого Духа.

– Да, хочу, – отвечал Пафнутий.

Тогда игумен, не зная, что Измарагд – дочь Пафнутия, призвал Агапита и сказал ему:

– Отведи Пафнутия к Измарагду, чтобы он с ним побеседовал.

Агапит и Пафнутий вошли в келлию Измарагда; когда Евфросиния увидела отца своего, то узнала его и залилась слезами; а Пафнутий подумал, что она плачет от молитвенного умиления, узнать же ее он не мог, ибо от сильного воздержания и всенощных молитв цвет лица ее увял, да и сама Евфросиния намеренно покрыла клобуком лицо свое, чтобы ее не могли узнать. Помолившись, оба они сели, и Измарагд начал свою беседу с Пафнутием, говорил ему о царствии небесном, о вечной славе, коей человек может достигнуть через смирение, чистоту, святость, милостыню и любовь; говорил он ему и об оставлении мира и о том, что не следует любить детей больше Бога, Творца всего; указывал на слова Апостола, что "от скорби происходит терпение, от терпения опытность" (Рим.5:3-4). Видя великую скорбь своего отца, Измарагд соболезновал ему и утешал его, говоря:

– Поверь мне: Бог не оставит тебя. Ибо если бы дочь твоя находилась на пагубном пути, то Господь открыл бы тебе о ней, по молитвам святых отцов которые о том столь усердно молились; нет, я твердо уверен, что дочь твоя послушалась благого Учителя, говорящего в Евангелии: "Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником" (Мф.10:37; Лк.14:33). Бог может и в сей еще жизни показать тебе ее. Посему перестань скорбеть. Для чего ты убиваешься печалью? Напротив, за всё благодари Бога и не теряй надежды, ибо и я, когда учитель мой Агапит возвестил мне о твоем пришествии в обитель и о скорби твоей, прилежно молился Богу, чтобы Он дал тебе терпение и мужество, всё устроил бы на пользу тебе и дочери твоей и утешил бы тебя. уповаю на то, что Бог всякого утешения не оставит тебя до конца пребывать в скорби: если и не скоро, то все-таки Он откроет тебе о судьбе твоей дочери, о которой ты так печалишься.

Затем Евфросиния, опасаясь, как бы отец не узнал ее, так как она вела с ним слишком продолжительную беседу, сказала Пафнутию:

– Господин мой, иди теперь домой с миром.

Внимая сим речам, Пафнутий и плакал, и радовался, ибо сердце его пламенело естественною любовью к Измарагду и много пользы получил он от бесед с ним; затем он пошел к игумену и сказал ему:

– Один Бога знает, отче, какую пользу получил я от сего инока, и по благодати Божией, его слова наполнили мое сердце такое радостью, как будто бы я нашел любимое чадо.

После сего Пафнутий, попросив всех иноков молиться за себя, возвратился домой. – А Измарагд прожил в той обители тридцать восемь лет, проводя богоугодную жизнь; по прошествии сего времени он впал в тяжкую болезнь, после которой и предал Господу свою душу. Еще до преставления его, Пафнутий опять пришел в монастырь на поклонение и для посещения братии. После обычной беседы с игуменом, он сказал ему:

– Отче, если возможно, позволь мне повидаться с братом Измарагдом, ибо я очень люблю его.

Игумен, призвав Агапита, поручил ему отвести Пафнутия к Измарагду. Когда Пафнутий вошел в келлию его и увидел Измарагда лежащим на постели в сильной болезни, то припал к его ложу и стал говорить с горькими слезами:

– Увы мне! Где сладкие слова твои, где обещания твои о том, что я увижу погибшую дочь мою? Вот, я не только не вижу ее, но лишаюсь и тебя, моего утешителя. Увы мне! Кто теперь утешит старость мою? К кому я пойду, и кто будет отрадою в печали моей? Я плачу и душевно скорблю о разлуке с тобою; вот уже тридцать восемь лет, как я не вижу дочери своей и не получаю ниоткуда вестей о ней, да и дорогой мой Измарагд покидает меня, – Измарагд, о котором я так сильно радовался, как будто бы я нашел свою погибшую дочь. И чего мне теперь ожидать? Где найти себе утешение? Остается мне одно: сойти в гроб с своею печалью!

Видя, как неутешно рыдал Пафнутий Измарагд сказал ему:

– Зачем ты смущаешься и убиваешься от сильной печали? Разве не крепка рука Господня? Или разве есть что-либо невозможное для Бога? Итак, перестань печалиться. Вспомни, что Господь некогда явил Иакову живым Иосифа, о котором он рыдал, как о мертвом; тот же Бог утешит и тебя. Теперь же прошу тебя об одном: останься здесь три дня и не покидай меня.

Пафнутий остался в обители и при сем размышлял в себе так:

– Не откроет ли Господь чего Измарагду о дочери моей?

Наконец, настал третий день, и Евфросиния, получившая откровение о времени своего отшествия к Господу, призвала к себе отца своего Пафнутия и сказала ему:

– Всемогущий Бог устроил мою судьбу по Своей воле и исполнил мое желание; ныне я достигла конца своих подвигов, прошедши иноческий путь не своею силою, но помощью Того, Кто сохранил меня среди сетей вражеских; я не хочу, чтобы ты дольше скорбел о дочери своей. Я – Евфросиния, дочь твоя, ты же – отец мой. Я – та, которую ты ищешь. Я ради любви к Богу оставила тебя, отца моего, всё наследство и временного жениха и пришла сюда, утаив, что я – женщина. Теперь прошу тебя: не допускай, чтобы кто-нибудь другой кроме тебя омыл тело мое; еще умоляю тебя, исполни мое обещание, данное мною настоятелю сей обители: когда я просила его принять меня сюда, то сказала, что у меня большое имущество, которое я намерена пожертвовать в сию обитель; посему исполни мое обещание, внеси оставшееся имущество в сей монастырь и помолись о мне.

После сих слов Евфросиния предала дух свой Господу. Услышав всё сие и увидев, что дочь его умерла, Пафнутий от страха и великой скорби впал в расслабление и лежал на земле как мертвый. Когда пришел Агапит и увидел, что Измарагд преставился, а Пафнутий чуть жив, то облил водою лицо Пафнутия, поднял его с земли и спросил его:

– Что с тобою, Пафнутий?

Он же отвечал ему на сие:

– Оставь меня умереть здесь, ибо я увидел дивное чудо.

Затем Пафнутий встал с земли и припал к лицу усопшей, плача горько и говоря:

– Увы мне, милое чадо мое, почему ты не открылась мне раньше сего часа; о, как бы желал я умереть с тобою! Горе мне, что ты утаилась от меня, дорогая дочь моя! Как хорошо избежала ты сетей вражеских, укрылась от суеты мира сего и вошла в жизнь вечную!

Внимая словам Пафнутия, Агапит понял сию дивную тайну; он ужаснулся и пошел тотчас же возвестить о том игумену; последний немедленно поспешил придти туда, припал к святому телу Евфросинии и с рыданиями начал говорить:

– Евфросиния, невеста Христова и святая дева, не забудь сподвижников своих и обители сей, но молись о нас Господу Иисусу Христу, чтобы Он сподобил и нас, после добрых подвигов, достигнуть спасения и водвориться со святыми Его.

Затем игумен велел собраться всей братии, чтобы с подобающею честью предать погребению ее святое тело. Когда все иноки собрались и узрели сие дивное чудо, то прославили Бога, явившего Свою крепкую силу в немощной плоти. Некто из братии был слеп на один глаз. Он пришел к мощам преподобной и со слезами стал лобызать ее честное тело – и тотчас отверзлось око его, и он прозрел. Видя сие исцеление, вся братия величала милость Божию, прославляла Его святую угодницу Евфросинию и назидалась ее святою жизнью. После сего погребли ее на месте упокоения святых отцов – подвижников и с духовным веселием совершили по ней поминовение. А отец ее Пафнутий возвратился в свой дом, раздал имение свое по церквам и монастырям, нищим и странникам, а оставшуюся значительную часть его принес в тот монастырь на нужды его, и сам постригся в нем. Он испросил для себя келлию дочери своей и прожил в ней богоугодно десять лет; по прошествии сего времени он преставился на той же самой рогоже, на которой скончалась и его дочь преподобная Евфросиния. Его с честью погребли около дочери, и было установлено ежегодно совершать их память во славу Пресвятой Троицы, Отца, и Сына, и Святого Духа, дивного во святых Своих Бога. Слава Ему во веки. Аминь.





Память преподобного Евсевия пустынника

Память 15 февраля (по ст.ст.)


О месте рождения и родителях сего преподобного не сохранилось никаких сведений. Известно только, что первоначально он поступил в один монастырь, а потом оставил его, взошел на вершину горы, близ которой было расположено селение, по имени Асиха1 и, сложив там из сухих камней себе ограду, стал изнурять тело свое. Во всю свою жизнь он ничего другого не носил на теле, кроме кожаной одежды, а питался только квашенным горохом и бобами. Пренебрегая телесною немощью, преподобный поступал так до самой глубокой старости, когда уже все зубы его выпали, так что нельзя уже было разжевывать ими пищу, и, мужественно перенося всякую непогоду, никогда не жил в доме. Лице у него было сморщено и все члены тела до того истощены, что пояс не мог держаться на нем: так исхудали его ноги и поясница. Так как к преподобному стало приходить много народа, то он, боясь славы, ушел в ближний монастырь и, устроив у стены его небольшую ограду, продолжал свои обычные подвиги. Пост преподобного доходил до такой степени, что в течение семи недель великого поста он употреблял в пищу только 15 смокв. Проводя такую строгую постническую жизнь, преподобный Евсевий прожил более 90 лет и после тяжкой болезни отошел ко Господу2.




ДАЛМАТ


(Мокринский Дмитрий Иванович; 1594, Берёзов, ныне пос. Берёзово, Ханты-Мансийский АО - 25.06.1697, Далматов Успенский мон-рь), прп. (пам. 25 июня, 10 июня - в Соборе Сибирских святых), Исетский, Пермский, основатель Далматовского в честь Успения Пресв. Богородицы муж. мон-ря. Биография Д. изложена в «Известии об основании Далматовского монастыря», написанном в нач. XVIII в. сыном Д. архим. Исааком (Мокринским). Большой объем информации о Д. и основанной им обители содержится в документах сибир. делопроизводства XVII в. и в архиве Далматовского Успенского мон-ря (Гос. архив г. Шадринска Курганской обл. Ф. 224).


Прп. Далмат. Портрет. XVIII в. (?). Фотография С. М. Прокудина-Горского. 1912 г. (Б-ка Конгресса США)
И. Мокринский, отец святого, служил казачьим атаманом в сибир. городах, мать, возможно, происходила из новокрещеных сибир. татар или остяков. Д. Мокринский был поверстан в дети боярские. Ок. 1627/28 г. семью Мокринских перевели из Берёзова в Тобольск. В 1628 г. Д. Мокринский упоминается как тобольский городничий, в 1633 г. находился на должности приказчика в Вагайском острожке. В 1642/43 г. он оставил гос. службу и принял постриг с именем Далмат в Невьянском Богоявленском мон-ре (Верхотурский у.).

Ок. 1644 г., стремясь к уединению, Д. покинул обитель (архим. Исаак писал, что Д. не захотел принять предлагавшуюся ему должность строителя в Богоявленском монастыре) и поселился в пещере на высоком берегу р. Исети при впадении в нее р. Течи, называвшемся Белое Городище. Эти земли принадлежали тюменскому ясачному татарину Илигею, сдававшему их в аренду жителям Невьянской и Ирбитской слобод для рыбных и зверовых промыслов. Хозяин земли под влиянием арендаторов дважды пытался изгнать Д. Архим. Исаак сообщает, что сначала святой примирился с Илигеем благодаря тому, что «причелся к нему, татарину, родом понеже по сестре его», сказав: «А мати моя от сибирских татар от новокрещена родилася». Во 2-й раз преподобного спасло чудо: осенью 1645 г. Илигей, направлявшийся к пещере старца, чтобы изгнать его, заночевал по дороге и ему было видение: Богородица в багряных ризах с хлыстиком в руке повелела не только не обижать Д., но и отдать ему вотчину. Татарина охватил ужас, и он в присутствии детей и сородичей весной 1646 г. передал преподобному владения на Белом Городище. В 1651 г. монахи Далматова мон-ря обратились к царю Алексею Михайловичу и тобольскому воеводе В. Б. Шереметеву с челобитной о пожаловании им этих земель, грамотой царя от 17 мая 1659 г. были установлены границы монастырских владений.

Спустя нек-рое время вокруг пустынножителя собралась братия и возникла Исетская пуст., во 2-й пол. 40-х гг. XVII в. в ней были построены деревянные часовня и кельи. Из Невьянского мон-ря преподобный принес с собой Далматскую икону Успения Пресв. Богородицы, ставшую главной святыней Далматова мон-ря (утрачена в 20-х гг. XX в.). Новооснованная обитель была первым рус. поселением в долине р. Исети. Впосл. Далматов Успенский мон-рь сыграл важную роль в просвещении и хозяйственном освоении края, в течение века являлся форпостом в обороне вост. рубежей России от набегов калмыков, башкир и сибир. татар.
Помимо духовного окормления иноков и мирян Д. много сил отдавал хозяйственной жизни строившейся обители. В условиях малозаселенности края остро стояла проблема рабочих рук. В поисках крестьян для работы в монастырских вотчинах Д. ездил по слободам Тобольского и Туринского уездов, зачастую вступал в конфликты с местной светской администрацией, иногда шел на нарушение царских запретов в отношении приема новых крестьян. (В 1654 приказчик Киргинской слободы М. Фефилов подал тобольским воеводам челобитную о том, что Д. отказался выдать укрывшихся в Далматовом мон-ре беглых пашенных крестьян Киргинской слободы. Воеводы послали в мон-рь память, чтобы «крестьян с тягла не принимали»; см.: Манькова И. Л. Неопубликованные мат-лы по истории Далматовского Успенского мон-ря // Культура и быт дореволюционного Урала. Свердловск, 1989. С. 42-43.)

В сент. 1651 г., вернувшись из очередной поездки, Д. застал на месте мон-ря пепелище. Часовня, кельи и крестьянские дворы были сожжены войском сибир. царевича Девлет-Гирея. Чудесным образом в пожаре уцелела икона Успения Пресв. Богородицы. И вновь вокруг Д. собрались сподвижники, обитель возродилась. Были построены ц. в честь Успения с приделом во имя прп. Димитрия Прилуцкого, кельи и монастырские службы, обитель обнесли острогом, над св. вратами в 1683 г. была освящена ц. во имя ап. Иоанна Богослова. В восстановленном монастыре для преподобного была построена келья, где он провел в затворе остаток жизни. При этом Д. продолжал руководить как духовной, так и хозяйственной жизнью обители. Он писал в ответе в Тобольск в 1664 г., что без его веления «братия по своим волям до сего дни никакова дела духовнаго и телеснаго делать не начинали и не делали» (РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Д. № 663. Л. 318а). Из того же дела известно, что по указанию преподобного посылались вооруженные дозоры «в степь для проведывания вестей» о приближении кочевников.

О преемственности иноческой жизни в Далматовом мон-ре по отношению к Центр. России свидетельствует приход на Белое Городище из Н. Новгорода старца Иоанна, ученика священноинока Дорофея. Устав Далматова мон-ря отличался строгостью. Так, в 1664 г. Тобольской съезжей избой проводилось следствие по доносу одного из монастырских старцев о том, что в мон-ре, в частности, не праздновались именины царя Алексея Михайловича и членов царской семьи. В ответ Д. написал, что в постные дни и в особенности в дни Великого поста празднования именин в мон-ре не совершаются, служатся молебны о здравии членов царской семьи, празднования же откладываются на время после Светлой недели (РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Д. № 663. Л. 304-318а).

После 1651 г. в мон-ре принял постриг с именем Исаак сын Д., в 1666 г. ставший первым игуменом мон-ря, в 1702 г.- архимандритом. Не только кровное, но и духовное родство связывало отца и сына. В записи на кн. свт. Иоанна Златоуста «О священстве» (М., 1664), благословленной патриархом Московским и всея России Иоакимом игум. Исааку в 1682 г., последний назван учеником Д. (ГА Шадринска Курганской обл. Ф. 683. Оп. 1. Д. 6. Л. 170 об.). Также учеником Д. считал себя первый Холмогорский и Важский архиеп. Афанасий (Любимов), поселившийся в Исетской пуст. в нач. 50-х гг. XVII в. и проживший там более 10 лет.


Кольчуга и шлем прп. Далмата. Сер.— 2-я пол. XVII в. (?). Фотография С. М. Прокудина-Горского. 1912 г. (Б-ка Конгресса США)
Далматов мон-рь не сразу принял богослужебные реформы патриарха Никона. По-видимому, за связь со старообрядцами ок. 1668/69 г. был отстранен от настоятельства в монастыре игум. Исаак, в 1677 г. вместе с игум. Афанасием (Любимовым) сосланный в Енисейский Спасский мон-рь. Через год иноки были возвращены в обитель, окончательно все церковные запрещения с игум. Исаака были сняты в 1685 г. при условии, чтобы «с раскольниками раскола не говорил». О принадлежности к расколу Д. и его сына писал в доносе после 1724 г. постриженик Далматовой обители бывш. игум. невьянского Богоявленского монастыря Евсевий (Левонов) (РГИА. Ф. 796. Оп. 7. № 40. Л. 91 об.- 92). Существует гипотеза, что к мнению Д. апеллировали идеологи зауральского старообрядчества в полемике о сущности антихриста. А. Т. Шашков считает, что Д. принадлежит адресованное старообрядцам «Послание об антихристе и тайном царстве его» (Шашков А. Т. «Мы же святых отец предание держим неизменно…»: (Влияние дониконовских книг на идейные воззрения урало-сибирских старообрядцев 70-80-х гг. XVII в.) // Изв. Уральского ун-та. 2005. № 39. Сер.: Гуманит. науки. История. Вып. 10. С. 36-47).

В нач. ХХ в. в б-ке Далматовского мон-ря хранилось 2 книги, принадлежавшие Д.: «Беседы на Деяния святых апостол» свт. Иоанна Златоуста (К., 1624) с «Толкованием на Апокалипсис» Андрея Кесарийского (К., 1625) (в одном переплете) и «Беседы на послания ап. Павла» свт. Иоанна Златоуста (К., 1623). Последняя книга 23 марта 1679 г. была вложена преподобным в ц. Николая Чудотворца на монастырской заимке.

Еще при жизни преподобный приготовил себе гроб-колоду. Д. был погребен в алтаре Успенской ц. Далматовского монастыря. В 1720 г. завершилось возведение нового, 3-престольного Успенского собора. На месте старой Успенской ц. над захоронением Д. была построена брусчатая усыпальница. Центральное место в ней занимало деревянное надгробие, в 1793 г. расписанное худож. И. Соколовским сценами из жизни преподобного (были изображены столкновение с Илигеем, явление Пресв. Богородицы спящему Илигею и его приход к Д. с покаянием). В усыпальнице находились реликвии, по преданию принадлежавшие Д.,- подаренные Илигеем шлем и кольчуга (в наст. время в Свердловском областном краеведческом музее), а также схимническое одеяние. В 1836 г. губ. секретарь П. Д. Пономарёв задумал возвести на собственные средства над могилой Д. церковь. В 1845 г. крестьянин М. Ф. Зайцев обратился в Пермскую консисторию за разрешением построить в г. Далматове часовню на месте, «ознаменованном подвижничеством монаха Далмата». Оба проекта не получили одобрения духовных властей.

В 1871 г. близ погребения Д. началось строительство ц. в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Во время прокладки траншеи под фундамент строители обрели гроб преподобного. После длительной переписки настоятеля монастыря архим. Исаакия с правящим и викарным архиереями и освидетельствования гроба и склепа Екатеринбургским еп. Вассианом (Чудновским) было принято решение оставить гроб Д. на прежнем месте и изменить конфигурацию фундамента. Освящение храма, имевшего приделы во имя свт. Стефана Великопермского и во имя преподобных Исаакия, Далмата и Фавста, состоялось 8 мая 1881 г. В 1896 г. к храму была пристроена каменная усыпальница, располагавшаяся непосредственно над захоронением Д. Изнутри ее стены были украшены живописными изображениями эпизодов из жизни преподобного, на сев. стене находились портреты Д. и архим. Исаака. После закрытия монастыря (1923) и прекращения богослужений в Скорбященской ц. (1928) в усыпальнице с 1933 г. последовательно размещались гардероб совхозного театра, госпиталь, производственные помещения завода молочного машиностроения «Старт», прачечная.

В 1992 г. началось возрождение Далматовского Успенского мон-ря. По благословению и при участии еп. Курганского и Шадринского Михаила (Расковалова) 6 авг. 1994 г. состоялось обретение мощей Д., почивающих с того времени открыто в деревянной резной раке в Скорбященской ц. мон-ря.






Память святого Освия, короля Нортумберийского
Память 15 февраля (по ст.ст.)

Осви Нортумбрийский (Oswy) (ок. 612 - 670) занял трон после своего брата Освальда 5 августа 642 г. Владел старо-ирландским языком.
На соборе в Уитби принял Римскую пасхалию. Как сообщает Беда Достопочтенный, в 665 г. в королевстве Пасха праздновалась дважды. В то время, как Осви завершил пост и праздновал Пасху, королева и её приближённые праздновали Вербное воскресенье.
В 669 г. встречался с новым архиепископом Феодором Тарсийским. Собирался совершить паломничество в Рим вместе с Уилфридом, но заболел и скончался 15 февраля 670 г.




Память новосвященномучеников священика Михаила Пятаева и священника Иоанна Куминова

Память 15 февраля (по ст.ст.)



Священномученик Михаил родился в 1891 году в селе Мачкасы Кузнецкого округа Пензенской губернии в семье крестьянина Максима Пятаева. По окончании сельской школы учился в Москве, а затем переехал в Саратов, где преподавал русский язык и литературу. В Саратове он познакомился со своей будущей женой, Евфросинией Фроловной. Она происходила из рода саратовских купцов Ивановых, которые имели баржи и возили товары по Волге. Отец Евфросинии был строгих правил, образование дал только сыновьям, а дочерей приучал к домашней работе, полагая, что для них лучше научиться воспитывать детей и вести хозяйство.

В то время императорское правительство, развивая реформы П. А. Столыпина, усиленно занималось вопросами переселения русских крестьян на восток, на малозаселенные пространства Сибири. Вместе с крестьянами в Сибирь переезжали священники, учителя, врачи и ремесленники. Всем изъявившим желание переселиться правительство оказывало материальную помощь. Так Михаил Пятаев с семьей оказался в городе Омске. Первое время он продолжал преподавать, но затем принял решение посвятить свою жизнь служению Богу. В 1917 году Михаил Максимович поступил псаломщиком в Крестовоздвиженский собор города Омска, чтобы впоследствии, если на то будет воля Божия, быть рукоположенным в сан священника.

Начиналась беспощадная гражданская война. В 1918 году город заняли красные. Красногвардейцы въехали в собор на лошадях и принялись крушить все, что попадалось под руку.

Вскоре после этих событий в том же соборе в 1918 году архиепископ Сильвестр (Ольшевский) рукоположил Михаила Максимовича в сан диакона. До 1921 года диакон Михаил служил в Омске, а затем попросил правящего архиерея перевести его на службу в село, так как с большой семьей ему стало трудно жить в городе, и он был переведен в Богоявленский храм села Малокрасноярка. Место было глухое, отдаленное от больших городов и железных дорог, но население здесь было просвещенным и когда-то зажиточным; в самом селе жили несколько купеческих семей. Перед приходом в село красногвардейцев главы семейств уехали, чтобы не подвергнуться расправе. Из всех купцов остался дома только Василий Севастьянов. Многие советовали и ему скрыться, но он отвечал: «Зачем я буду бежать из своего родного села!» Теперь красногвардейцы арестовали его, привели в тюрьму его жену и детей и на их глазах отрубили ему на плахе голову.

В 1923 году диакон Михаил Пятаев был рукоположен в сан священника. Отец Михаил с большой любовью относился к своему приходу. Вокруг храма он посадил сирень, обсадил сиренью аллею, ведущую к храму; прихожане стали называть ее «пятаевской». Для бедняков отец Михаил совершал крещения, венчания, отпевания бесплатно. Многие стали ездить к нему из других приходов — и не столько даже из-за бесплатных треб, сколько потому, что полюбился им ревностный и образованный пастырь, который всегда был готов прийти на помощь всякому страждущему. Если кто из прихожан побогаче жертвовал, он раздавал эти приношения беднякам. Многие из нищей братии находили у него поддержку и пропитание. Для этой цели он сам ловил рыбу и многое из того, что налавливал, раздавал беднякам и нищим.

Однажды, наловив много рыбы, он заморозил ее, сложил в мешок и поставил его в сенях. Вдруг слышит — из сеней доносится какой-то подозрительный шум. Выйдя, отец Михаил увидел, что двое нищих, утащив мешок, дерутся за рыбу. Застигнутые врасплох, они испугались, и один из них сказал:

— Отец Михаил, прости.

— Да уж ладно, Вася, прощаю, но так нельзя делать, это ведь грех, я вам так дам.

Священник завел нищих в комнату и сказал жене:

— Они замерзли, давай-ка, налей им щей, покорми их.

Евфросиния Фроловна поставила на стол щи, другую еду, и они стали есть.

Храм в селе Малокрасноярке был двухштатным, и в 1928 году сюда был назначен второй священник — отец Иоанн Куминов. Он родился в 1865 году в селе Куликовском Тюкалинского округа Тобольской губернии в семье крестьянина Ивана Куминова. В 1877 году семья переехала в Омск. Здесь Иван Иванович окончил учительскую семинарию и, пройдя испытание при Омской классической гимназии, был назначен инспектором народных училищ Тарского округа. В этой должности он прослужил до 1922 года, когда был рукоположен в сан священника. Служил в разных храмах Омской епархии. В 1928 году был направлен в село Малокрасноярку.

Подошел к концу 1929 год. В Сибири началась коллективизация и связанные с нею аресты и высылки крестьянских семей, а вместе с ними и аресты духовенства. Борьба с крестьянами явилась одновременно и борьбой с Русской Православной Церковью. Всего семь лет прошло со времени изъятия церковных ценностей в 1922 году, а уже поднималось новое беспощадное гонение на Церковь.

В начале января 1930 года в канцелярию Малокрасноярского районного административного отдела пришел староста храма Петр Бородин и принес прошение — разрешить крестный ход на иордань 19 января в праздник Крещения Господня, как это бывало всегда. Заявление было написано не по форме. Делопроизводитель районного административного отдела дал образец, как должно быть написано подобное заявление.

— Я в этом деле ничего не понимаю, — сказал Бородин, — пусть приходит священник.

Через некоторое время в канцелярию пришел отец Михаил. Делопроизводитель объяснил священнику, как пишутся подобные заявления в соответствии с инструкцией, опубликованной в бюллетене НКВД.

— Дайте мне этот бюллетень, чтобы переписать инструкцию о правах и обязанностях религиозных объединений, чтобы нам руководствоваться законом, — попросил отец Михаил.

— Возьмите, а как спишете инструкцию, так верните. А есть ли у вас номер газеты «Известия», где было опубликовано постановление ВЦИК и СНК о религиозных объединениях? — спросил делопроизводитель.

— «Известия» мы сами получаем, — ответил отец Михаил.

В этом же бюллетене были опубликованы формы, по которым составлялись списки членов религиозной общины, и инструкция, как их заполнять.

— Если сумеете быстро заполнить, то подайте их для перерегистрации общины к 10 января, — сказал делопроизводитель.

Отец Михаил стал просить присутствовавшего при разговоре начальника административного отдела, чтобы власти разрешили провести 5 января собрание членов общины для перевыборов. Начальник дал согласие и сам вызвался сообщить в сельсовет, чтобы оттуда прислали на собрание своего представителя.

— А как быть, если члены сельсовета будут препятствовать проведению общего собрания, которое разрешено постановлением ВЦИК? — спросил священник.

— Всякий, кто хочет провести общее собрание, должен спросить разрешение сельсовета, на территории которого предполагается проводить собрание. Если сельсовет разрешит, то он пришлет своего представителя и можно будет собрание провести, а если не разрешит, так значит, на это есть причины, и собрание проводить нельзя, — ответил делопроизводитель.

— А как по закону должна производиться регистрация членов общины? — спросил отец Михаил.

— Вы можете объявить о ней на собрании, которое будете устраивать, а также вывесить объявление в храме.

В тот же день часа через три отец Михаил вернул бюллетень, сказав, что инструкцию переписал, а все остальные постановления ВЦИК, опубликованные в газетах, ему хорошо известны.

3 января к Дорофею Гришманову, бывшему когда-то членом церковного совета, пришел Тимофей Мелехов и принес списки верующих для перерегистрации общины, сказав, что их дал ему отец Михаил. Мелехов предложил взять кого-нибудь пограмотней из твердо верующих и обойти со списком деревню. Вместо этого Гришманов пошел в сельсовет и заявил о том, что 3 января в село Большеречье ночью приезжал священник Михаил Пятаев и без ведома сельсовета послал граждан для производства какой-то регистрации.

5 января членами сельсовета в соответствии с этим сообщением был составлен акт: «Усматривая поповские ночные визиты подозрительными в связи с коллективизацией, а также без ведома сельсовета, постановили составить настоящий акт для передачи в административный отдел на предмет расследования и привлечения к ответственности».

Праздничное Рождественское богослужение в Богоявленском храме совершал священник Иоанн Куминов, а отец Михаил регентовал на клиросе. По окончании литургии отец Иоанн сказал проповедь, в которой, в частности, призвал молодых людей и их родителей чаще посещать церковь и молиться Богу: «Посылайте своих детей в церковь, и пусть они там молятся Богу. Не слушайте, кто вам что говорит, вас и так задавили непосильными налогами и теперь агитируют и хотят ввести в заблуждение».

Услышав эти слова, отец Михаил почувствовал, что может произойти недоброе, — в обстановке гонений власти за одно неосторожное слово могли арестовать священников, а церковь закрыть. Наверняка в храме есть люди, которые затем приукрасят и разнесут по селу это слово. Так оно и случилось. Прихожанка Дарья Баркова, выйдя из храма, стала всем говорить, будто отец Иоанн произнес антисоветскую проповедь, сказал, что «вас советская власть задавила непосильными налогами, вас одурманивают, ваших детей не пускают в церковь и в школах не учат божественному, не верьте, что вам говорят советские работники, они вам затуманивают головы».

Женщины убеждали ее не распускать по селу подобных слухов, иначе священников могут арестовать, но она не унималась. Впоследствии, вызванная на допрос, она лжесвидетельствовала о священнике, говоря, что «Куминов систематически занимается антисоветской агитацией».

После Рождества уполномоченный ОГПУ принялся допрашивать крестьян. Большинство из них отказались лгать на священников. Показания давали председатели сельсоветов и колхозов и их жены. Жена одного из председателей колхоза показала в ОГПУ:

— 3 января к нам в дом зашел Роман Никитич Дроздовский, член церковного совета, и сразу, грубо предлагая мне, сказал: ты веруешь в Бога, а если веруешь, запишись в список. Я ему ответила, что я веровать не хочу и записываться не буду. В это время мой муж Григорий был в горнице. Позвал Дроздовского и предложил ему купить икону.

Дело кончилось тем, что «муж, как председатель колхоза, попросил Дроздовского в сельсовет, где составили акт... Роман Дроздовский во время организации коллектива, за два дня до его обхода по регистрации общины, на собрании заявил, что я в коллектив не пойду, и где он был во второй комнате в школе, никто за коллектив руки не поднял; отсюда я заключаю, что Дроздовский вел агитацию против коллектива».

Председатель одного из сельсовета показала: «3 января 1930 года приехал к нам в деревню малокрасноярский священник Михаил Пятаев. Заехал к члену церковного совета Роману Дроздовскому... дал ему установку идти по деревням и производить регистрацию членов общины верующих... Узнав о том, что обход делают без разрешения и не заявив об этом сельсовету, я, как председатель сельсовета, арестовала Дроздовского и отправила в районный административный отдел в арестантском порядке... на второй день, как был обход с регистрацией верующих, сразу начались массовые заявления о выходе из коллектива». На допросе Роман Никитич сказал:

— В начале января 1930 года к нам в деревню Малоскирлинскую приехал священник из малокрасноярской церкви Михаил Пятаев, который... пришел ко мне и предложил мне, как члену церковного совета, обойти всех верующих и произвести перерегистрацию общины. Но я, как человек неграмотный, себе секретарем взял своего сродного брата четырнадцати лет, с которым я на другой день пошел переписывать верующих и одновременно собирать на церковь денежные пожертвования. Не обойдя половины деревни, зашел к члену коллектива Григорию Федоренко, где его жене мною было предложено записаться в список верующих, на что она ответила: раньше веровали, а теперь не будем. Ее муж позвал меня в горницу, где предложил мне купить иконы, а потом спросил, есть ли у меня какие документы на разрешение производить перепись. Я ему показал данные мне священником Пятаевым две бумаги за его подписью. Федоренко их взял себе и сказал мне идти с ним в сельсовет, куда меня и доставили. После чего был составлен сельсоветом протокол, а меня направили в Малокрасноярский административный отдел. В церкви на Рождество я был, но проповеди священника Куминова не слыхал, так как я в это время выходил привязывать коня.

Отец Михаил по всему видел, что власти собираются его арестовать. У него был друг детства, который работал в московской милиции. После революции, когда новая власть прочно утвердилась как власть антихристианская, преследующая Православную Церковь, он написал священнику: «Михаил, мне очень жаль... ты был учителем, а теперь стал священником. Не подумай дурного, я тебе это говорю не потому, что плохо отношусь к духовенству, но сейчас не подходящее для священнослужителей время. Я тебе предлагаю приехать в Москву и снова поступить на работу учителем. Я помогу тебе устроиться на работу и найти жилье».

За два дня до ареста священника его жена, Евфросиния, напомнила ему об этом письме и сказала:

— Давай-ка собирайся и уезжай. Тебе написал тогда твой друг, послушайся теперь его совета.

— Нет, Евфросиния, — сказал отец Михаил,— я никуда не уеду, я дал присягу. Как я могу изменить Богу и народу? Никогда! Я знаю, что иду на верную смерть, но такова воля Божия! А ты детей всех вырастишь и с Божьей помощью воспитаешь, никого не растеряешь.

— А детей-то сколько!.. — всплеснула руками жена3.

— Ну, что же сделаешь, воспитаешь... с Божьей помощью.

Священников арестовали вскоре после праздника Рождества Христова и отправили в тюрьму в город Каинск. В тюрьме тогда жестоко пытали. У живых клещами вырывали зубы с золотыми коронками, беспощадно били, так что у многих подследственных были выбиты все зубы и поломаны ребра. Следователь ОГПУ на допросах безжалостно избивал священников, а однажды издевательски приказал вылить на отца Михаила содержимое параши. Но несмотря на мучительные пытки, пастыри отказывались лжесвидетельствовать, как того требовал следователь, заставлявший их подписать показания о том, что священники и члены церковного совета занимались организацией крестьян для борьбы с колхозами и советской властью.

Отец Михаил на вопросы следователя ответил: «В селе Малокрасноярском я служу с 1921 года. Сначала был диаконом, а с 1923 года был рукоположен в священника. Поскольку Малокрасноярский приход является двухштатным, то нас, священников, там двое. Второй священник, Иоанн Куминов, служит с 1928 года. За время моей с Куминовым службы мы нигде и ни в чем противозаконном не участвовали. Исполняли только свой религиозный долг. Я, Пятаев, обвиняюсь якобы в антисоветской агитации, но это вышло просто по ошибке. Я обратился в Малокрасноярский административный отдел за справками по предложению церковного старосты Бородина, который сам не смог разобраться... Мне было предложено делопроизводителем заполнить список религиозной общины... и дан для ознакомления бюллетень НКВД по религиозным делам. Религиозные списки он мне велел приготовить к 10.1.30 года. Я спросил: препятствий не будет? Он мне ответил, что нет. И я решил регистрацию провести через членов церковного совета. Они ходили по домам и переписывали верующих... Мною было предложено проверить и переписать только тех, которые у нас состояли в списке... Когда я объезжал приход, никаких обращений со стороны молящихся ко мне не было. Во время богослужений я проповедовал исключительно по Божественному Писанию. Священник Куминов проповедует чаще, но также только по духовным книгам, а о власти и о проводимых ею мероприятиях никогда не говорит. Он просто призывал молящихся и молодежь по-христиански молиться Богу и находить время для этого, ходить по праздникам в церковь».

Священник Иоанн Куминов на допросе ответил так: «В рождественский праздник мной была сказана в церкви проповедь верующим, которая была посвящена исключительно Рождеству Христа, но к этому было добавлено о трезвой жизни верующих, о том, чтобы они чаще ходили в церковь. Как мы смотрим по-христиански — шесть дней работай, а седьмой посвящается Богу. В конце проповеди я призывал повиноваться законам; каких-либо антисоветских высказываний я не допускал... Против коллективизации нигде никому ничего не говорил».

7 февраля 1930 года заключенных ознакомили с постановлением о предъявлении обвинения. В нем было написано: «Означенные граждане изобличаются в том, что на почве органической ненависти к советской власти, ее мероприятиям, проводимым на селе, и используя свое положение священнослужителей, Пятаев и Куминов использовали религиозные предрассудки несознательного крестьянства и при поддержке зажиточной части деревни проводили контрреволюционную деятельность на срыв мероприятий, запугивая крестьян провокационными слухами о близком падении советской власти, якобы на основании "Писания Божия". В конце декабря 1929 года на общем собрании граждан единогласно было принято — записаться в коллектив. Член группы, священник Пятаев, на второй день обходом индивидуально каждого хозяйства проводит якобы запись в общество верующих, между тем как следствием установлено — последний проводил агитацию против сплошной коллективизации села».

Прочитав обвинение, отец Михаил написал: «Виновным себя не признаю. Был в объезде сел в течение двух суток. Списки на запись верующих составлял по словесному распоряжению милиции для перерегистрации церковной общины. К отцу Иоанну Куминову ездил на квартиру только по своим церковным делам. Больше показать ничего не могу».»

Священник Иоанн Куминов, прочитав обвинение, написал: «Виновным по предъявленному мне обвинению себя не признаю. Дополняю, что накануне ареста слышал разговор про Баркову, которая говорила в отношении проповеди, что я говорил в ней законам не подчиняться и власть не признавать, а я говорил наоборот. Не знаю, из чего исходила Дарья Баркова, искажая мою проповедь, так как церковь она посещала...»

9 февраля уполномоченными ОГПУ было составлено обвинительное заключение. В нем, в частности, говорилось: «Твердая и последовательная политика партии и советской власти, направленная на ликвидацию кулака как класса, встретила ожесточенное сопротивление последнего, не брезгующего никакими методами, лишь бы противопоставить свои кулацкие требования требованиям линии партии. Основным методом кулацкой борьбы являлось организованное выступление против мероприятий правительства на селе путем агитации, провокационных слухов, подкрепляемых временными трудностями страны, и на почве религиозных убеждений. Все виновные изобличаются в том, что, будучи недовольны советской властью по своему классовому убеждению и ее мероприятиями, проводимыми на селе, организовали группу по привлечению на свою сторону чуждого элемента из средняцкой части деревни и на протяжении 1928—30 годов проводили контрреволюционную деятельность путем агитации, под разными предлогами использовали крестьянские массы, еще не изжившие старых религиозных убеждений. Запугивая бедноту священной стихией, ...вызывали среди населения разные толкования по отношению к власти и проводимым ею мероприятиям в стране, переустройству отживших форм сельского хозяйства».

21 февраля Особая Тройка ОГПУ вынесла постановление: священников Михаила Пятаева и Иоанна Куминова — расстрелять, семьи их выслать на север.

28 февраля отцу Михаилу дали свидание со старшей дочерью Анной, приехавшей в Каинск. Свидание было через решетку. Священник попросил:

— Анна, дай мне свою косу.

Она протянула ему через решетку косу, и вся коса у нее была потом мокрая.

— Папа, что ты плачешь? — спросила она.

— Мне очень тяжело, потому что вас так много и вы остаетесь одни.

В эту ночь Анна увидела во сне, как Божия Матерь причащает из золотой чаши отца Михаила. Проснулась она с мыслью, что отец будет освобожден. Радостная поспешила она в тюрьму с передачей.

— Пятаев? Да он расстрелян, — сказал ей надзиратель.

Священники Михаил Пятаев и Иоанн Куминов были расстреляны 28 февраля 1930 года в одиннадцать часов вечера.

Игумен Дамаскин (Орловский)








Храни Вас Господь наш! Покровы Богородицы всем и Ангела Хранителя.

Комментарии

Комментарии не найдены ...
Добавлять комментарии могут только
зарегистрированные пользователи!
 
Имя или номер: Пароль:
Регистрация » Забыли пароль?
© LogoSlovo.ru 2000 - 2024, создание портала - Vinchi Group & MySites
ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU