"Желаю Вам..." К юбилею Роберта Рождественского.

20.06.12. 80 лет со дня рождения Роберта Рождественского.

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ Роберт Иванович (20 июня 1932, с.Косиха Троицкого района Алтайского края - 19 августа 1994, Москва; похоронен в Переделкино), русский поэт.
Гражданственность, публицистическая направленность лирики: сборники «Ровеснику» (1962), «Голос города» (1977), «Это время» (1983), «Возраст» (1988); поэмы «Реквием» (1961), «Письмо в тридцатый век» (1963), «210 шагов» (1978); популярные песни.
Государственная премия СССР (1979).

В 1960-х – 1970-х о его поэзии говорили: «В ней слышна вечно пульсирующая современность».
В 1990-е поспешили констатировать, что эти стихи навсегда остались в границах своей эпохи.
Однако Роберт Рождественский остается одним из самых читаемых авторов.

Сегодня со дня рождения поэта исполнилось 80 лет. Рассказывают «Новости культуры».
Он родился на Алтае, Великую Отечественную семья встретила в Омске, и в «Омской правде» в июле 1941 года появилась первая поэтическая публикация Роберта – «Фашистам не будет пощады!». Автору тогда едва исполнилось 9 лет.

В 1956 году закончил Литинститут в Москве. «Ворвался» в литературу вместе с плеядой талантливых сверстников – Андреем Вознесенским, Евгением Евтушенко, Беллой Ахмадулиной, которые вывели поэзию на эстраду.
Некрасовское «Быть гражданином» молодые поэты 1960-х понимали как потребность, а не «служебный долг».

Поэзия Роберта Рождественского отличалась наиболее ярко выраженной публицистичностью, на что критики изредка пеняли автору. Он ответил им устами своего лирического героя, пояснив, что «барахтаться в нестихотворных темах» заставляет «чужая боль – реальная, людская, без подделок».
В то же время особое место в творчестве Роберта Рождественского занимала любовная лирика, на его стихи написаны десятки популярных песен.
Наследник идеалов оттепели, Рождественский стал составителем первой книги стихов Высоцкого «Нерв», принял активное участие в реабилитации Мандельштама, помог открытию в Москве Дома-музея Цветаевой. Его последняя книга увидела свет в 1994 году, уже после смерти поэта.
«Роберт Рождественский – один из самых честных, последовательных, не сдвигаемо верящих в эти идеалы людей. Он таким и остался. А потом эпоха сказала – нет, мы ошиблись, это все были химеры. Да, он был один из последних идеалистов», – говорит литературный критик, писатель, публицист, литературовед Лев Аннинский.

http://www.tvkultura.ru/news.html?id=1033328&cid=178

Баллада о таланте, боге и чёрте.

Все говорят:
«Его талант - от бога!»
А ежели - от чёрта?
Что тогда?..
Выстраиваясь медленно в эпоху,
ни шатко и ни валко
шли года.
И жил талант.
Больной.
Нелепый.
Хмурый.
Всего Гомера знавший назубок,
Его считал
своею креатурой
тогда ещё существовавший
бог.
Бог находил, что слог его прекрасен,
что на земле таких -
наперечёт!..
Но с богом был, конечно, не согласен
тогда ещё не отменённый
чёрт.
Таланту чёрт шептал:
«Опомнись,
бездарь!
Кому теперь стихи твои нужны?!
Ведь ты, как все,
погибнешь в адской бездне.
Расслабься!
Не отягощай вины».
И шёл талант в кабак.
И -
расслаблялся.
Он пил всерьёз!
Он вдохновенно
пил!
Так пил,
что чёрт глядел и умилялся.
талант
себя талантливо
губил!..
Бог
тоже не дремал!
В каморке утлой,
где - стол,
перо
и пузырёк чернил,
бог возникал
раскаяньем наутро,
загадочными строчками
дразнил...
Вставал талант,
почёсываясь сонно.
Утерянную личность
обретал.
И банка
огуречного рассола
была ему нужнее,
чем нектар...
Небритый.
С пересохшими губами.
Упрямо ждал он
часа своего...
И строки
на бумаге
проступали,
как письмена, -
отдельно от него.
И было столько гнева и напора
в самом возникновенье
этих строк!..
Талант, как на медведя,
шёл
на бога!
И чёрта
скручивал
в бараний рог!..
Талант работал.
Зло.
Ожесточённо.
Перо макая
в собственную боль.
Теперь он богом был!
И был он чёртом!
А это значит:
был
самим собой.
И восходило солнце
над строкою!..
Крестился чёрт.
И чертыхался бог.
«Да как же смог он
написать
такое?!»
...А он
ещё и не такое
мог.


Баллада о молчании.


Был ноябрь
по-январски угрюм и зловещ,
над горами метель завывала.
Егерей
из дивизии «Эдельвейс»
наши
сдвинули с перевала.

Командир поредевшую роту собрал
и сказал тяжело и спокойно:
- Час назад
меня вызвал к себе генерал.
Вот, товарищи, дело какое:
Там – фашисты.
Позиция немцев ясна.
Укрепились надёжно и мощно.
С трёх сторон – пулемёты,
с четвёртой – стена.
Влезть на стену
почти невозможно.
Остаётся надежда
на это «почти».
Мы должны –
понимаете, братцы? –
нынче ночью
на чёртову гору вползти.
На зубах –
но до верха добраться! –

А солдаты глядели на дальний карниз,
и один –
словно так, между прочим –
вдруг спросил:
- Командир,
может, вы – альпинист? –
Тот плечами пожал:
- Да не очень...
Я родился и вырос в Рязани,
а там
горы встанут,
наверно, не скоро...
В детстве
лазал я лишь по соседским садам.
Вот и вся
«альпинистская школа».
А ещё, -
он сказал как поставил печать, -
там у них патрули.
Это значит:
если кто-то сорвётся,
он должен молчать.
До конца.
И никак не иначе. –
...Как восходящие капли дождя,
как молчаливый вызов,
лезли,
наитием находя
трещинку,
выемку,
выступ.
Лезли,
почти сроднясь со стеной, -
камень светлел под пальцами.
Пар
поднимался над каждой спиной
и становился
панцирем.
Молча
тянули наверх свои
каски,
гранаты,
судьбы.
Только дыхание слышалось и
стон
сквозь сжатые зубы.
Дышат друзья.
Терпят друзья.
В гору
ползёт молчание.
Охнуть – нельзя.
Крикнуть – нельзя.
Даже –
слова прощания.
Даже –
когда в озноб темноты,
в чёрную прорву
ночи,
всё понимая,
рушишься ты,
напрочь
срывая
ногти!
Душу твою ослепит на миг
жалость,
что прожил мало...
Крик твой истошный,
неслышный крик
мама услышит.
Мама...

...Лезли
те,
кому повезло.
Мышцы
в комок сводило, -
лезли!
(Такого
быть не могло!!
Быть не могло.
Но - было...)
Лезли,
забыв навсегда слова,
глаза напрягая
до рези.
Сколько прошло?
Час или два?
Жизнь или две?
Лезли!
Будто на самую
крышу войны...

И вот,
почти как виденье,
из пропасти
на краю стены
молча
выросли
тени.
И так же молча –
сквозь круговерть
и колыханье мрака –
шагнули!
Была
безмолвной, как смерть,
страшная их атака!
Через минуту
растаял чад
и грохот
короткого боя...

Давайте и мы
иногда
молчать,
об их молчании
помня.


***

Надо верить в обычное.
Надо рассчитывать
здраво.
У поэтов
с убийцами,
в сущности,
равная слава.
Кто в веках уцелел?
Разберись
в наслоенье мотивов!..
Мы не помним
царей.
Помним:
были Дантес и Мартынов.
Бесшабашные,
нервные,
святые «блюстители долга».
Ну подумаешь,
невидаль:
однажды вспылили —
и только!
За могильной оградою
все обвиненья
напрасны...
Пахнут
их
биографии
лишь
типографскою
краской.
Вот они на портретах
с улыбками благопристойными.
Так что цельтесь
в поэтов —
и вы попадёте
в историю!


***

Дружище, поспеши.
Пока округа спит,
сними
нагар с души,
нагар пустых обид.

Страшась никчемных фраз,
на мотылёк свечи,
как будто в первый раз,
взгляни
и промолчи...

Придёт заря,
шепча.
Но -
что ни говори -
бывает, что свеча
горит
светлей зари.


***

Булату Окуджаве


Я шагал по земле, было зябко в душе и окрест.
Я тащил на усталой спине свой единственный крест.
Было холодно так, что во рту замерзали слова.
И тогда я решил этот крест расколоть на дрова.
И разжёг я костёр на снегу.
И стоял.
И смотрел,
как мой крест одинокий удивлённо и тихо горел...
А потом зашагал я опять среди чёрных полей.
Нет креста за спиной...

Без него мне
ещё тяжелей.

***

Голос

Е. Евтушенко

Такая жизненная полоса,
а, может быть, предначертанье свыше.
Других
я различаю голоса,
а собственного голоса
не слышу.
И всё же он, как близкая родня,
единственный,
кто согревает в стужу.
До смерти будет он
внутри меня.
Да и потом
не вырвется наружу.


***

Человечество —
в дороге.
Дорогое баловство.
Может, это —
от здоровья.

Может, и не от него...
Суетливо,
бестолково, —
кто?
зачем?
за что?
когда?..
От нашествия такого
сладко стонут
города...
Тугрики,
песеты,
франки,
лиры,
доллары,
фунты.
И урчат, насытясь,
банки,
словно гладкие коты...
Знатоков —
один на сотню.
Заполняют, как обвал,
модерновую часовню,
древний пыточный подвал.
Кандалы хватают цепко,
ощущая в пальцах зуд.
Вертят,
спрашивают цену,
цепи
пробуют на зуб...
Виллы,
домны,
парки,
пашни.
Долететь!
Дойти!
Доплыть!
Чтоб от Эйфелевой башни
сувенирчик
отпилить...
Едут далеко и долго.
Нервным пламенем горят.
И на всё взирают
только
через фотоаппарат.
Разыгрались, будто дети:
через море —
на доске,
через Азию —
в карете,
на байдарке —
по Оке.
Сколько их?
Куда их гонят?
В чём причина этих смут?
Что теряют?
Что находят?
Что —
в конце концов —
поймут?
Я не знаю.
Я не знаю.
Вам ответа я не дам...

Сам сегодня
уезжаю.
Собираю чемодан.

[1971-1973)

***

Хиросима

Город прославился так:
Вышел
военный чудак,
старец
с лицом молодым.
«Парни, -
сказал он, -
летим!
Мальчики,
время пришло,
Дьявольски нам повезло!..»
В семь сорок девять утра
всё было так, как вчера.
«Точка... -
вздохнул офицер, -
чистенько
вышли
на цель...»
В восемь двенадцать утра
сказано было:
«Пора!..»
В восемь пятнадцать,
над миром взлетев,
взвыл торжествующе
дымный клубок!
Солнце зажмурилось,
похолодев.
Вздрогнули оба:
и «боинг»,
и бог!..
Штурман воскликнул:
«Ой, как красиво!..»
В эту секунду
в расплавленной мгле
рухнули
все представленья о зле.
Люди узнали,
что на Земле
есть Хиросима.
И нет Хиросимы.

***

Как много лет во мне любовь спала.
Мне это слово ни о чём не говорило.
Любовь таилась в глубине, она ждала -
И вот проснулась и глаза свои открыла!

Теперь пою не я - любовь поёт!
И эта песня в мире эхом отдаётся.
Любовь настала так, как утро настаёт.
Она одна во мне и плачет и смеётся!

И вся планета распахнулась для меня!
И эта радость, будто солнце, не остынет!
Не сможешь ты уйти от этого огня!
Не спрячешься, не скроешься -
Любовь тебя настигнет!

Как много лет во мне любовь спала.
Мне это слово ни о чём не говорило.
Любовь таилась в глубине, она ждала -
И вот проснулась и глаза свои открыла!

***

Мгновения

Не думай о секундах свысока.
Наступит время,
сам поймёшь, наверное, -
свистят они,
как пули у виска,
мгновения,
мгновения,
мгновения.
У каждого мгновенья свой резон,
свои колокола,
своя отметина.
Мгновенья раздают -
кому позор,
кому бесславье,
а кому бессмертие.
Мгновения спрессованы в года,
мгновения спрессованы в столетия.
И я не понимаю иногда,
где первое мгновенье,
где последнее.
Из крохотных мгновений соткан дождь.
Течёт с небес вода обыкновенная.
И ты, порой,
почти полжизни ждёшь,
когда оно придёт,
твоё мгновение.
Придёт оно, большое, как глоток,
глоток воды
во время зноя летнего.
А в общем,
надо просто помнить долг
от первого мгновенья
до последнего.
Не думай о секундах свысока.
Наступит время,
сам поймёшь, наверное, -
свистят они,
как пули у виска,
мгновения,
мгновения,
мгновения.

***

Там, за облаками
В небе колышется дождь молодой,
Ветры летят по равнинам бессонным.
Знать бы, что меня ждёт
за далёкой чертой,
там,
за горизонтом.

Шёл я к высокому небу не зря.
Спал, укрываясь большими снегами.
Но зато я узнал,
что такое заря
там,
за облаками.

Верю, что, все неудачи стерпя,
жизнь отдавая друзьям и дорогам,
я узнаю любовь,
повстречаю тебя
там,
за поворотом.

Если со мною случится беда,
грустную землю не меряй шагами.
Знай, что сердце моё
ты отыщешь всегда
там,
за облаками.
1973


***

Песня о далёкой Родине

Я прошу,
хоть ненадолго,
грусть моя,
ты покинь меня!
Облаком,
сизым облаком
ты полети к родному дому.
Отсюда к родному дому.

Берег мой,
покажись вдали
краешком,
тонкой линией.
Берег мой,
берег ласковый,
ах, до тебя, родной, доплыть бы!
Доплыть бы, хотя б когда-нибудь.

Где-то далеко, очень далеко
идут грибные дожди.
Прямо у реки,
в маленьком саду
созрели вишни,
наклонясь до земли.
Где-то далеко,
в памяти моей
сейчас, как в детстве, тепло.
Хоть память
укрыта
такими большими снегами!

Ты гроза,
напои меня
допьяна,
да не до смерти!
Вот опять,
как в последний раз,
я всё гляжу куда-то в небо,
как будто ищу ответа...

Я прошу,
хоть ненадолго,
грусть моя,
ты покинь меня!
Облаком,
сизым облаком
ты полети к родному дому.
Отсюда к родному дому.


***

Я богат.
Повезло мне и родом
и племенем.
У меня есть
Арбат.
И немножко свободного времени...
Я
подамся
от бумажных
запутанных ворохов
в государство
переулков,
проспектов
и двориков.
Всё, что я растерял,
отыщу в мельтешении радужном.
Где витой канделябр
и бетонные глыбины -
рядышком.
Где гитары
щекочут невест,
где тепло от варений малиновых.
Где колясок
на каждый подъезд
десять -
детских
и две -
инвалидных.
Там, где будничны
тополя
перед спящими школами.
Там, где булькают,
как вскипевшие чайники,
голуби.
Выхожу не хвалить,
не командовать
уличной вьюгою.
Просто так
улыбаться
и плыть
по Арбату
седеющим юнгою.


***

Над головой
созвездия мигают.
И руки сами тянутся
к огню...
Как страшно мне,
что люди привыкают,
открыв глаза,
не удивляться дню.
Существовать.
Не убегать за сказкой.
И уходить,
как в монастырь,
в стихи.
Ловить Жар-птицу
для жаркого
с кашей.
А Золотую рыбку -
для ухи.


Давнее

А. Киреевой

Я, как блиндаж партизанский,
травою пророс.
Но, оглянувшись,
очень отчётливо вижу:
падают мальчики,
запнувшись за мину,
как за порог,
наткнувшись на очередь,
будто на ленточку финиша.
Падают мальчики,
руки раскинув просторно,
на чернозём,
от безделья и крови
жирный.
Падают мальчики,
на мягких ладонях которых —
такие прекрасные,
такие длинные
линии
жизни.

***

А. Аграновскому

Над камином стучат
ходики...
Где упали
друзья -
холмики.
Навсегда заросли
травами.
До сих пор их дома
в трауре...

А другие
пошли в физики.
Мне о них разузнать -
фигушки!
Мне у них про дела
выпытать -
всё равно
что секрет
выболтать...
А иные нашли
жилочку,
может,
даже и впрямь -
жирную.
Полюбили столы
крупные.
Полюбили слова
круглые...
Им
грешно до меня снизиться...
И застыл телефон
в книжице.
Как рыбёшка
в углу невода.
Номер есть,
а звонить - некуда...

Похудела моя
книжечка.
Там,
где раньше канат, -
ниточка.
Там, где раньше
моря, -
озеро.
А заместо весны -
осени.
[1965-1968]



Ровесникам.

Артуру Макарову

Знаешь, друг,
мы, наверно, с рожденья
такие...
Сто разлук нам пророчили
скорую гибель.
Сто смертей
усмехались беззубыми ртами.
Наши мамы
вестей
месяцами от нас ожидали...

Мы росли —
поколение
рвущихся плавать.
Мы пришли
в этот мир,
чтоб смеяться и плакать,
видеть смерть
и, в открытое море бросаясь,
песни петь,
целовать неприступных красавиц!
Мы пришли
быть,
где необходимо и трудно...
От земли
города поднимаются круто.
Век
суров.
Почерневшие реки
дымятся.
Свет костров
лёг на жёсткие щёки
румянцем...
Как всегда,
полночь смотрит
немыми глазами.
Поезда
отправляются по расписанью.
Мы ложимся спать.
Кров родительский
сдержанно хвалим.
Но
опять
уезжаем,
летим,
отплываем!
Двадцать раз за окном
зори
алое знамя подымут...
Знаю я:
мы однажды уйдём
к тем,
которые сраму
не имут.
Ничего
не сказав.
Не успев попрощаться...
Что
с того?
Всё равно: это —
слышишь ты? —
счастье.
Сеять хлеб
на равнинах,
ветрами продутых...
Жить взахлёб!
Это здорово кто-то придумал!


***

Всё начинается с любви...
Твердят:
«Вначале
было
слово...»
А я провозглашаю снова:
Всё начинается
с любви!..

Всё начинается с любви:
и озаренье,
и работа,
глаза цветов,
глаза ребёнка -
всё начинается с любви.

Всё начинается с любви.
С любви!
Я это точно знаю.
Всё,
даже ненависть -
родная
и вечная
сестра любви.

Всё начинается с любви:
мечта и страх,
вино и порох.
Трагедия,
тоска
и подвиг -
всё начинается с любви...

Весна шепнёт тебе:
«Живи...»
И ты от шёпота качнёшься.
И выпрямишься.
И начнёшься.
Всё начинается с любви!

http://er3ed.qrz.ru/rozhdestwensky-r.htm

"Желаю Вам..." К юбилею Роберта Рождественского.

Поэт Роберт Рождественский - это целая эпоха в русской советской поэзии. Своими стихами он смог рассказать о великой стране, о героях и простых людях, о грандиозных свершениях и делах малых.

И все у Рождественского получалось удивительно талантливо и искренно. Поэт умел говорить о великом просто.
О любви, о стране, о человеке. Его стихи звучали в песнях, ставших не только символом эпохи, но и символом целой страны, целого народа. Песен, написанных Рождественским в соавторстве с талантливыми композиторами великое множество.

Точное их количество назвать сложно. Вот некоторые из них: "За всё тебя благодарю", "Не надо печалиться", "Я, ты, он, она, вместе -- целая страна", "Позвони мне, позвони", "Мои года -- моё богатство", "Огромное небо". "Погоня" из "Неуловимых мстителей", "Стань таким", ...А главный отечественный сериал страны "Семнадцать мгновений весны"?! Он ведь насквозь пронизан лирикой его стихов, положенных на музыку Микаэла Таривердиева. Он оказался гораздо современнее и актуальнее той эпохи, в которой жил. Недаром песни на стихи (а их более шестисот!) были и остаются популярными и сегодня.

Интересна история создания песни "Притяжение Земли". Над ней Рождественский работал вместе с Давидом Тухмановым. Композитору не нравился текст. Ему казалось, что слова не совсем точно ложатся на мелодию. И Тухманов каждый день звонил Рождественскому в Юрмалу, требуя переделать то одну, то другую строчку. Это было очень тяжело. Рождественский не раз говорил: "Всё. Больше не могу, я брошу!" Но его уговорили друзья: "Песня такая хорошая. Ну помучайся ещё немножко!" В результате эта песня в исполнении Льва Лещенко звучит вот уже 30 лет.

В юбилейном вечере примут участие: Валерия, Иосиф Кобзон, Игорь Николаев, Эдита Пьеха, Стас Пьеха, группа "Самоцветы", Сосо Павлиашвили, Лолита, Владимир Пресняков, Лариса Долина, Ренат Ибрагимов, Надежда Бабкина, группа "Кватро", Жасмин, Виктория Дайнеко, группа "Фабрика", Дмитрий Маликов, Александр Маршал, Зара, Марк Тишман и многие другие.
Вечер ведут Максим Дунаевский и Юлия Зимина.

20 июня, в день 80-летия со дня рождения поэта Роберта Рождественского, на доме 6 по Тверской улице, где он жил с 1972 по 1994 год, откроют мемориальную доску.

Комментарии

Комментарии не найдены ...
Добавлять комментарии могут только
зарегистрированные пользователи!
 
Имя или номер: Пароль:
Регистрация » Забыли пароль?
© LogoSlovo.ru 2000 - 2024, создание портала - Vinchi Group & MySites
ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU