Бесы не дадут совершить ни одного полезного и доброго дела, если мы будем верить в приметы
И закопошилось под ним у последнего далекое воспоминание. Дело было еще дома. В Великий Четверг на Страстной неделе он как-то сделал наговор над пояском и хлебом и этим добился того, что их корова сама без пастуха и провожатого стала приходить домой.
Дело такое обыкновенное в деревне, что он его и за грех не считал…
Вообще, надо сказать, несмотря на тысячелетнюю борьбу Церкви с пережитками древнего язычества, их осталось еще по глухим углам очень много. И особенный их рассадник - на месте их рождения, в Киеве, на Украине.
Это что-то удивительное. Там в приметы верят очень многие и из верующей интеллигенции. Они шагу не ступят, чтобы не ограничить себя то в одном, то в другом, чтобы не испугаться то того, то этого. Встречается вам человек с пустыми ведрами - ах, пути не будет; но если с полными - удача.
Едем на машине, вдруг кошка дорогу перебежит, хоть из машины вылезай. Но оказывается, она не с той стороны перебежала, это ничего!.. И так люди сами себя связывают по рукам и ногам. Сделал бы доброе дело или необходимое, но оказывается, сегодня понедельник - тяжелый день. А завтра тоже оказывается неожиданно, что в учреждении приема нет, и дело проиграно.
Некая схолия и отступка на аскетические и личные темы.
В досточудной «Лествице» преп. Иоанна, игумена синайских монахов, которую ни он сам, ни его ученики и почитатели, как я думаю, так не назвали, а название это приклеила уж после история, высказываются такие основные принципы монашества:
«Пей поругание, как воду», и - «погибни тот день, в который тебя не обидели».
Или как в связном контексте «Лествицы» сказано: «Кто стремится к бесстрастию и к Богу, тот считает потерянным всякий день, в который его никто не укорил.».
И не бил, надо добавить, не причинял всяких гадостей, не разносил клевету и прочее, смотря по духовной силе подвижника...
Внешнюю сторону этих заповедей в Оптиной, кажется, хорошо старцы усвоили. Это уже видно из предыдущего описания, будет видно и из последующего. Можно бы и примеры привести из «Подвижников благочестия» о старцах, жизнеописание о.Агапита об Амвросии.
Я тоже воспитанник Оптиной пустыни - свою младенческую колыбель я имел в ней, вернее, наездами окормлялся у знаменитого старца скита, - и потому могу сказать с полным правом, что мы со старцем схиархимандритом Гавриилом тожде (одно и то же) брашно духовное ядоша; и... тожде пиво (питие) духовное пиша (1 Кор. 10,3-4).
Когда после наши жизненные пути на краткое время скрестились и когда при одной из встреч он сам начал разговор на эту тему, я стал горячо отстаивать «Лествицу».
Я по молодости лет тогда был ригористом, а он был уже многоопытным старцем, мягким, любвеобильным, на своей собственной спине испытавшем (Пс. 128,3), что это такое за сладкая «вода жизни», которой, не продумав, стараются напоить неопытные своих ближних.
Теперь только я понимаю, почему он шел так против «Лествицы», почему так настаивал на любовном отношении ко всем, вопреки ее суровым требованиям, почему его отзывы об Оптиной пустыни были окрашены в тот же цвет.