Роль мирян в православии.Прот-тер Николай Аксаков.Из труда «ДУХА НЕ УГАШАЙТЕ!» (1892 г.)


Протопресвитер Николай Аксаков – известнейший русский богослов и канонист XIX века.
«ДУХА НЕ УГАШАЙТЕ!» (1892 г.)
Издание 2-е: Свято-Флоровская московская высшая православно-христианская школа, 2002 г.
По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.


Глава IV

Охарактеризуем же отчасти значение народа церковного с церковной же точки зрения и рассмотрим его проявления в церковной жизнедеятельности.
Прежде всего народ имеет, бесспорно, значение богослужебное, молитвенное. Он воздействует на церковь и на состояние церковное своими молитвами. Златоуст прямо говорит, что «и в молитвах, как всякий может видеть, содействует народ... При самом также совершении страшных таинств священник молится за народ, и народ – за священника. Ибо сие, а не иное что означают слова: «и со духом твоим». И молитвы благодарения также суть общие. Ибо не один священник приносит благодарение (евхаристию), но и весь народ» (18-я беседа на 2-е послание к коринфянам).
Исключает ли Церковь принципиально мирян из управления церковного, ограничивает или роль верующего народа в жизнедеятельности церковной? Приведем примеры обратного отношения. Вот что говорит Киприан Карфагенский в епископском послании к клиру и народу: «В посвящении клириков, братья возлюбленные, внушаем вам прежде совещаться и нравы и достоинства отдельных лиц взвешивайте общим советом». В церковных правилах Феофила Александрийского имеется следующее: «О имеющих рукоположится сей да будет устав. Весь собор священнослужителей да согласится и да изберет, и тогда епископ да испытывает избранного и с согласием священства да совершит рукоположения среди Церкви, в присутствии народа и при возглашении епископа: аще может и народ свидетельствовать о нем. Тайно же да не бывает рукоположения» (Прав. 7).
Явно, что Церковь не смотрит на народ как на инертную массу, не имеющую ни церковных прав, ни обязанностей церковных. Народу бесспорно принадлежит и рассмотрение вопроса о принятии падших в общение церковное, в лоно Церкви, и свидетельство и рассмотрение в деле назначения клириков, касательно не только нравственности рукополагаемых, но и степени чистоты их православности. В прежние времена народ избирал епископов совокупно с клиром и съехавшимися епископами митрополии.
Не является ли сам народ как часть тела церковного, носителем и хранителем вверенного Церкви предания, а иногда даже и охранителем его и защитником? Совершенно вразумительно учит знаменитое Окружное послание восточных патриархов: "В Церкви, — говорит Окружное послание это, — никогда ни духовенство, ни патриархи, ни соборы не могли ввести" что-нибудь (т.е. еретическое учение) но всё потому, что хранитель благочестия есть само тело Церкви т.е. сам народ".
Если бы народ как само тело церковное не был хранителем преданной веры и религии, не оказывал подчас и сопротивления а спасался бы только безусловной покорностью способным заблуждаться и впадать в ересь представителям иерархии, то Церковь не имела бы одного из существенно важных и необходимых для нее устоев, и без воздействия со стороны верующего народа еретические движения, и без того разрывавшие ее целостность, действовали бы еще губительнее и еще смелее. Ереси начинались не в народе, а именно в иерархии.
Таким образом, оказалось, например, что, одновременно на Соборе Селевкийском, при Констанции, 200 епископов восточных и на Соборе Риминийском 400 епископов западных признали арианский Символ веры и через то "весь мир христианский (в лице своей иерархии) увидал себя арианствующим" (Еп. Йоаии. История Вселенских Соборов. Вып. 1, с 150).
Современник на VI Вселенском Соборе так характеризует печальное положение вещей: "Иерархи сделались ересиархами и вместо мира возвещали народу распрю, сеяли на церковной ниве вместо пшеницы плевелы: вино (истина) мешалось с водою (ересью), и поили ближнего мутною смесью; волк принимался за ягненка и ягненок — за волка; ложь считалась истиною и истина — ложью; нечестие пожирало благочестие. Перепутались все дела Церкви (Деяния Вселенских Соборов по переводу Казанской Духовной Академии. Т. VI, с. 546).
Во времена иконоборчества, при Константине Копрониме в 754 году, созванный в качестве Вселенского Собор Константинопольский в числе 338 отцов высказался за иконоборчество и торжественно провозгласил анафему на вождей православия и защитников иконопочитания св. Иоанна Дамаскина и ранее еще низложенного св. Германа, патриарха Константинопольского. Иконопочитание объявлено на Соборе ересью и заблуждением (Лебедев, с. 252-266). Ближайшим следствием этого Собора было изгнание икон из всех церквей империи, к великому ужасу и негодованию народа и монашества, но с благословения иерархии, ставшей почти поголовно притворно или искренне иконоборствующей.
Грустные и прискорбные примеры эти служат, несомненно, без всяких толкований, наилучшим доказательством того, что иерархия, как ни велико ее значение для домостроительства церковного, не может почитаться, однако, единственным устоем православия и правоверия, единственным и бесконтрольным руководителем в деле веры и что потому глубоко верны и основаны на историческом опыте, на самосознании церковном слова Окружного послания, что "хранитель религии (веры или благочестия) у нас есть само тело Церкви, т.е. сам народ".
В то время, как сравнительно небольшое количество иерархов оставалось твердым, ввиду преследований, воздвигаемых государством, — тюрьмы и рудники, по словам того же Илария Пиктавийского и Люцифера Калаританского, были переполнены верующими из народа, не желающими отказываться от православия". "Народ, — говорит Василий Великий, — оставляет церкви и собирается в уединенных местах и пустынях. Ужасное зрелище! Жен¬щины, дети, старики и больные подвергаются свирепству дождей, снега и ветров, терпят морозы зимою и палящий жар летом. Они предпочитают лучше переносить все эти бедствия, чем рисковать отравиться ядом арианства" (Письмо 165). "Пастыри, — говорит Григорий Назианзин в похвальном слове Афанасию, — поступали безумно; они, говоря словами Писания, "опустошили виноград Мой", т.е. Церковь Божию, стоившую так много крови до Иисуса Христа и после Него. Они обесчестили ее, позабыв о страданиях Богочеловека. Все они приноровлялись ко времени, за исключением малого числа людей, которых презирали за их ничтожность, или которые имели достаточно храбрости, что бы сопротивляться потоку. Эти последние были как бы корнями, из которых должен был ожить Израиль.
"Всякий человек, — говорит Афанасий Великий, — получив от Бога способность различения истины, подлежит наказанию, если последовал невежественному пастырю и принял ложное учение за истинное: какое общение между светом и тьмою?" (Mont-faucon. Nova Collectio patrurn. t. II, p. 105). Церковь должна, разумеется, следовать своему пастырю, но не заблуждаться и не ошибаться с ним, как бы велики или малы сами по себе ни были эти ошибки.
Отчасти подтверждается это и следующим выражением самого Василия Великого в письме к монахам: "Припомните, — пишет он, — что первосвященники, книжники, старейшины были главами заговора против Иисуса Христа; небольшое число людей среди народа следовало за истиной" (Письмо 24).
Из крайне ограниченного количества фактов, приведенных нами из краткого периода церковной жизнедеятельности, следует, как мы полагаем, с достаточной ясностью, что народ в течение всей борьбы с арианством был действующим лицом и наряду с малой горстью лучших, оставшихся верными православию представителей иерархии, являлся хранителем, охранителем и защитником веры и правого учения, борцом за веру и православие. Но именно в этих своих заслугах он не соответствовал идеалу г. Тихомирова, ибо не проявлял пассивной покорности иерархии, судил своим судом, самочинно и по собственному своему почину отличал старое, унаследованное предание от новых его толкований. Таким же оставался он и при появлении последовавших ересей. При первой проповеди несторианства, произнесенной в крайне мягкой еще форме учеником Нестория Анастасией, в церкви заволновался весь слушающий младший клир и народ. Волнение и отпор народа проявлялись еще сильнее, когда произносил свои красноречивые проповеди сам Несторий, [U]вполне законный и каноничный патриарх Константинопольский.[/U] Волнения эти, по свидетельству Кирилла Александрийского, охватили весь Константинополь, распространяясь все дальше и дальше. Все это с точки зрения г. Тихомирова совершенно преступно, ибо назначение верующих — быть на выучке у духовенства, а для духовенства требуется прежде всего дисциплина... Не так судили и думали представители православия. Папа Целестин пишет к отстраняющемуся от патриарха своего народу константинопольскому: "Блаженно стадо, умеющее судить о пастбищах и отличать здоровую пищу от яда".

Глава V

Мы указали и доказали в предшествующей главе, что народ церковный как совокупность верующих, как само тело Церкви не должен быть в домостроительстве церковном страдательной массой, слепо и безусловно принимающей учение каждого отдельного представителя иерархии и слепо и безусловно подчиняющейся всякому постановлению и решению иерархического большинства, но является и должен являться хранителем, охранителем и за щитником правого учения.
Критерий (мерило) истины и православия один и тот же для иерархии и для верующих мирян.
Но и каждый отдельный представитель иерархии, как видно из приведенного нами выше правила VI Вселенского Собора, может точно так же заблуждаться и "уклоняться от достодолжного, как и каждый верующий вообще" (правило 19-е Трулльского собора). Обладая одним и тем же критерием, или мерилом, истины и православия, т.е. одним и тем же Писанием и преданием, миряне и клир могут и должны проверять друг друга, и вера мирян не должна быть слепым доверием представителям иерархии.
Еще немец Шлецер, говоря о деятельности солунских апостолов Кирилла и Мефодия, указал на выдающееся отличие православия от римского католицизма. "Верь своему священнику!" — проповедует, по словам Шлецера, римский католицизм. "Верь Слову Божию!" — проповедует по его же словам православие; — а чтобы ты мог ему верить, то вот оно на собственном родном языке твоем".
Писание, по учению отцов Церкви, является и источником веры для человека. "Что составляет главную особенность, главное свойство веры? — вопрошает Василий Великий. — Несомненная уверенность в истине боговдохновенных словес, которые не могут быть нарушены никакими рассуждениями, ни выведенным из природной необходимости, ни сложенным наподобие благочестия. Что составляет особенность, свойство верующего? Пребывание в твердом убеждении в верности и силе сказанного и нежелании что-либо от него отринуть или что-либо к нему прибавить. Все, что не от веры происходит, есть грех, по свидетельству апостола; вера же от слушания, а слушание от слова Божия, и потому все внешнее для вдохновенного Писания, как исходящее не от веры, есть грех" (Ascetic. Definition. 80). "Всякое слово и дело, — говорит он в другом месте, — должно подтверждаться свидетельством вдохновенного Писания для достоверности или полного убеждения добрых и для смущения злых" (Moralium summa. Definit. 26, cap. 1). Писание заключает в себе для Иоанна Златоустого всю истину. "Противное Писанию или даже не находящееся в нем не может быть предметом веры".
Все же Писания посланы нам, как писанные не рабами, а Самим Господом, Богом всего... Кроме того, что мы благовестеовали... Не говорите противное тому, что мы бла-говествовали, но если бы даже и малое что благовествуемо будет помимо того, что мы благовествовали, — да будет анафема" (На Гал. гл. 1).
Итак, чтение Св. Писания является, по учению отцов, источником и мерилом веры для верующих. Не заблуждения и ереси порождает оно, как страшилась колеблющаяся в вере своей Римская Церковь, но, напротив, защищает от ересей, поддерживает правую веру. "Справедливо, — учит Златоустый, — называет Христос Писания дверью. Они приводят нас к Христу, открывают нам познание Бога. Они охраняют овец и не допускают волков. Эта крепчайшая дверь сопротивляется входу еретиков, сохраняет нас в целости и не допускает нас к блужданию. И если бы мы не преступали ее порога, никогда не могли бы побеждать нас враги наши. Через нее познаем мы и пастырей и не-пастырей. Кто не пользуется Писанием, а проходит другим путем, тот есть вор" (Беседа 59-я на Ин).
Ереси существуют, распространяются и процветают только вследствие невежества в Писании, только вследствие пренебрежения его изучением и косности к изучению.
"В этом причина всех зол — в неведении Писаний. Без оружия идем мы на войну — и как можем спастись? И с ними-то трудно спасаться: как же без них? Не сваливайте всего на нас: вы овцы, но не лишенные разума, а разумные" (Беседа 9-я на Кол).
"Великое есть ограждение от греха — чтение Писаний; великая стремнина, глубокая бездна — неведение Писаний. Неведение Писаний есть важная препона спасению; сие неведение породило ереси, развращаемую жизнь и всеобщее неустроение" (Беседа 3-я о Лазаре).
Все верующие должны по мере сил своих читать, изучать и исследовать Писание и таким образом веровать Христу, говорящему в Церкви через Писания, не позволяя соблазнять себя даже и ангелу сходящему с неба, если он проповедует что-либо несогласное с сим открытым и ясным для всех благовествованием. Если бы все исполняли и могли исполнять эту свою обязанность, то необходимость проповеди и учительства значительно была бы ослабленной, по словам Златоуста. Но она является необходимой по нерадению и легкомыслию верующих, по некоему небрежению народа церковного. Таким образом, всякий верующий христианин, обладая источником и мерилом истины, обязан всегда быть готовым отдать отчет в вере своей.
"Путем преемства (per successionis ordinem), — говорит Ориген, — сохраняется Церковью благовествование, преданное от апостолов и до сего дня пребывающее в Церквах; только та истина должна быть предметом веры, которая ни в чем не отделяется от церковного и апостольского образца" (Prig- De princ. — О началах. Proem, 2).
__________________________________________________________________________________________________
Предание, как присущее Церкви и принятое Церковью, есть, собственно говоря, самосознание Церкви, но не Церк¬ви местной, а Церкви повсюдной, вселенской, и не Церкви как представительницы времени, а обнимающей и объеди¬няющей о своем сознании всю вереницу времен и приходя¬щей, таким образом, к самому своему началу — к первоис¬точнику истины. Но для того Церкви должен всегда быть присущ ретроспективный взгляд, религиозное соединение себя со стариною, поскольку эта старина получила внешнее выражение в слове и деле. В церковных спорах Церковь про-веряет свое самосознание через проверку, т.е. через анализ и синтез своего предания.
Чтобы уличить лжеучение Нестория в несогласии с преданием церковным, отцы собора Ефесского постановили прочитать извлечения из блаженных отцов, епископов и мучеников, имевшие отношение к главному предмету исследования. С этими извлечениями отцы собора нашли нужным, как с преданием церковным, сопоставить извлечения; из сочинений Нестория (там же, с. 201). Не иначе поступали и иные соборы.
Указав, что Церковь для отличения учения своего от учения еретиков имеет источниками предание и Писание и что Писание часто ложно истолковывается еретиками, и что потому надо держаться толкования церковного, т.е. предания, Викентий Леринский продолжает: "В самой Церкви ка¬фолической тщательно следует заботиться о том, чтобы держали мы то, что повсюду, что всегда, что для всех было предметом веры. Истинно и собственно кафолическим, как видно и из самого слов, а следует почитать то, что обнимает всех вообще. Но это достигается только тогда, когда мы преследуем всеобщность, древность и согласие. Преследуем же мы всеобщность, когда ту только веру почитаем истинной, которую исповедует вся Церковь на пространстве земного мира. Мы следуем древности, если не отступаем нисколько от тех убеждений, исповедание которых святыми предками и отцами нашими явно для нас. Мы следуем согласию, если и из самой древности принимаем к руководствованию определения всех или почти всех пастырей и учителей" (Commoni¬torium, c. II).
Прибавим к сему, что 1-е правило того же Трулльского Собора предписывает "хранить неприкосновенной нововведениям и изменениям веру, преданную нам от самовидцев и служителей Слова, богоизбранных апостолов, еще же и утвержденную всеми бывшими ранее шестью соборами''''.
Итак, представители иерархии, способные в изъяснениях Св. Писания заблуждаться и уклоняться от достодолжного, как свидетельствует явно 19-е правило Трулльского Со-бора, имеют внешнее для них мерило учения православного в предании, как оно выразилось в писаниях отцов Церкви и догматических постановлениях Вселенских, признанных Церковью, Соборов. Но как писания отцов Церкви, так и постановления Соборов предназначались не для одной только иерархии и не составляли ее исключительного достояния.
Ввиду всего вышеизложенного, вера "духовенству", клиру или иерархии не может быть настолько слепой и безотчетной, как того требует зачастую сам г. Тихомиров. Но, во-первых, Цер¬ковь — не "духовенство", не клир и не иерархия, а полнота верующих, скрепленная иерархией как вышним мерилом исторической преемственности. Церковь есть некоторая форма справедливости, общее право всех; сообща она молится, сообща работает, сообща испытуется" (Амвросий Медиоланский). Во-вторых, Церковь не тождественна с данным каким-либо проявлением ее во времени, не ограничена настоящим, но связана со всем прошлым через предание и с будущим — надеждою . В Церкви нет посвященных и непосвященных, как в языческих таинствах или составленных в подражание им масонских ложах. Всякий верующий может и должен по мере возможности сопоставлять проповедуемое ему учение с полнотою предания церковного, а потому безотчетное, слепое доверие к "духовенству", иерархии, клиру, догматическое равнодушие и невмешательство - Церковью осуждается, а не поощряется. Церковь, говоря другими словами, признает и проповедует необходимость свободного рассмотрения, но рассмотрения не с точки зрения собственного своего одинокого ума или собственного одинокого чувства, а с точки зрения предания церковного и Писания, для всех открытых и для всех доступных.

Глава VI

Прислушаемся к словам Афанасия Великого. "В настоящее время ересь произвела на свет желание нечестия, подчинила себе блуждающие в других злые стремления, породила многообразное зло самозданного нововведения и, чтобы все следовали единству, властно требует повиновения. Буду ли я верить без всяких оснований, не исследуя возможности, полезности, пристойности, угодности Богу или соответствия природе, согласования с истиной, целесообразности, не справляясь об отношениях к таинству и благочестию? Кто из всех, исповедующих себя врагами кафолической Церкви, не требует, чтобы слова его принимались на веру без всякого рассуждения? Он отвергает рассмотрение, чтобы не быть обличенным в заблуждении" (Adversus eos qui volunt simpliciter iis, quae dicuntur, credendum esse, nee con side г and um quod conveniat, aut non conveniat — Против тех, кто желает, чтобы их словам верили, невзирая на их противоречивость или непротиворечивость).
"Мы же, полагаясь и на истинность самого таинства и на помощь Того, Кто справедливейшим образом сказал "ищущий обрящет", и ищем, как подобает, и находим, что подобает, и говорим доказательной с произволением слушаем, чтобы и домашних убеждать, и противников отвергать, и себя самих обогащать через исследование, приобретая не шаткое познание" (Athanasii. Adversus eos qui nee querendum пес loquendam ex Scriptura praecipiant — Против тех, кто учит не исследовать Писания и не говорить о них).
"Не приложи и не следуй этому, что теперь совершается, но тому, что написано, дабы, если я, учащий тебя, погибну, не погиб ты вместе со мною: может и ученик стать, лучше учителя" (Catechesis, 15).
Правило Василия Великого: "Должны слушатели, обученные Св. Писанию, тщательно испытывать говоримое учителем и то, что с Писанием согласно, принимать, остальное же отвергать, а тех, кто такому учению прилежит, ревностно избегать" (Моral. Defenition, 72). "Всякий человек, принявший от Бога способность различения, — говорит Афанасий Великий, — присуждает себя к наказанию, если следует невежественному пастырю и ложное учение (falsam sententionem) принимает за истинное: какое общение между светом и тьмою?" (Montfancon, Nova Collectio Patr., II, p. 105).
"Все испытывайте, хорошего держитесь; удерживайтесь от всякого рода зла" (1 Фес 5:21,22). Следовательно, если то, что предписывается нам, предписывается и законом Божиим, мы должны тщательно и усердно исполнять, в убеждении, что такова воля Божия, как написано: "снисходя друг ко другу любовью" (Еф 4:2). Но если нам предписано будет совершить что-нибудь, противное заповеди Христа, надо говорить в этом случае: "Справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога?" Надо вспоминать в этом случае слова нашего Господа: "Овцы не следуют за чужим, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса". Наконец, следует вспоминать в этих случаях смелость, с которою апостол Павел не щадит самих ангелов, говоря: "Если бы даже мы или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам да будет анафема" (Гал 1:8). Этим уясняется нам, что, как бы родственен и близок или как бы знаменит ни был сам по себе человек, воспрещающий нам исполнять то, что Бог предписал нам, или предписывающий делать то, что Бог запретил нам, все имеющие любовь к Иисусу Христу должны бежать его и иметь к нему отвращение" (Правило 114-е).
Прямо к обязательности различения правого и неправого учения многократно применяет текст этот Кирилл Александрийский — обличитель ересей и заблуждений канонической иерархии: "Слушателям божественных тайн подобает быть мудрыми, подобает быть опытными торжниками, чтобы отличать истинную монету от поддельной" (Cyrillus Alexandr. Lib. IV, с. 3; In Iohannem, p. 374. Ed Paris. 1638).
Вообще, в деле веры, по воззрениям и духу Церкви православной, нет и не может быть иерархического чиноначалия. Приведем несколько примеров. Молодой пресвитер Григорий Назианзин высказал письмом довольно резкий укор епископу Евсевию Кесарийскому за отношение его к общему их митрополиту Василию Великому. Евсевий усмотрел в этом заносчивость и непочтительность и высказал упрек. Григорий Назианзин отвечал письмом, в котором говорит, что высказался он против него как епископа не по гневу, но философски и духовно, что высокое положение епископа не лишает права открыто и смело против него высказываться, что великодушному человеку приличнее слушать с благодарностью свободную речь друга, чем льстивую речь врага (Epist., 169).
Едва только в проповедях патриарха Константинопольского Нестория начало высказываться его заблуждение, как всенародно в храме, во время самой проповеди, раздался обличающий голос мирянина: "Еретику надобно заграждать путь. Само вечное Слово родилось во второй раз по плоти от жены". Не с осуждением, а с благодарностью и одобрением приводит впоследствии Кирилл Александрийский этот под¬виг мирянина, решившегося уличить в заблуждении своего патриарха и восстановить перед лицом его истинное учение, (Cyrillus. Adv. Nestorium. I, 20). На следующий за той же проповедью день у двери храма явилось воззвание к епископам, пресвитерам, дьяконам, чтецам и всем мирянам константинопольским. И кто дерзнул восстать против патриарха? Простой мирянин Евсевий, адвокат константинопольский, разумеется, в силу своей веры и своего знания веры. В этом воззвании Несторий прямо называется еретиком, и учение его подробно сопоставляется с учением Павла Самосатского, как в основании тождественное с ним. Но как же отнеслась Церковь к этому смелому и дерзостному поступку? Через несколько лет после появления этого воззвания мы встречаем Евсевия уже в сане епископа Дорилейского, отстаивающим православие на так называемом "разбойничьем соборе", признавшем догмат Евтихия, а ныне читаем имя его в списке православных святых.
Еще важный пример подвижнической жизни Максима Исповедника, выступившего против практически всей церковной иерархии, проповедовавшей ересь монофелитсва, и против самого царя поддерживающего ересь. Из его жизнеописания во время допроса: "Мы православнее тебя!" — восклицали ему, руководившие истязаниями. "Если вы верите, — заметил на это Максим, — как учит Церковь, то зачем принуждаете меня принять "образец", который уничтожает эту веру?" — "Не уничтожает, — вскричали патриции, — а только заставляет молчать о спорных выражениях ради мира Церкви". Испытав жестокие мучения, Максим с отрезанным языком и отсеченной рукой сослан был в ссылку в Колхиду, где и окончил от ран свою многострадальную жизнь (Acta Maximi, p. 61-63).
С точки зрения нашего времени, вся эта деятельность одинокого монаха отнюдь не представляет какого бы то ни было церковного соблазна. Он стоял за учение православное, да к тому же еще был исповедник, мученик, святой. Но ведь для своего-то времени он не был ни мучеником, ни святым, ибо оказался таким только в заключение своей деятельности, да к тому же и проповедовал-то он именно учение, которое в глазах всей главенствующей иерархии и всей почти иерархии вообще было учением неправославным, противоречило православию. Для своего времени он был только бунтующим простым монахом, не имеющим никакого авторитета, всецело нарушающим церковную дисциплину, которую г. Тихомиров ставит превыше всего. И однако, народ церковный чуял его авторитет — авторитет правды, церковности, отличной от дисциплины.
"Справедливо, глубоко справедливо, — говорит Златоуст, — что в Церкви нет места ни высокомерию начальствующих, ни раболепству подчиненных", — в особенности же, прибавим мы, в деле веры и убеждения. Православная Церковь, совершенно наоборот, не только допускала, но и требовала даже от верующих тщательного рассмотрения предлагаемого им учения, не только не делала обязательным полное подчинение учащей иерархии, но и одобряла не только право неверия и недоверия ей, но даже и открытое обличение ее. Права и обязанность правды православная Церковь ценила и ставила превыше всего.

Глава VII

Никто, может быть, не осуждал так иерархию своего времени, как Григорий Назианзин. Никто не изображал такими яркими красками печальное состояние всей современной ему Церкви, как тот же Григорий Назианзин. "Слез достойно настоящее наше положение", — говорит Иоанн Златоуст. Яркую картину всего церковного неустроения и всего прискорбного положения Церкви в данную эпоху мы уже видели выше из слов Василия Великого. Неужели же они критиковали Церковь? Нет, только грустное положение Церкви своего времени. Неужели они осуждали Церковь? Нет, только церковных деятелей своего времени, только те обстоятельства, которые привели к такому печальному положению, и те условия, в которые поставлена была Церковь. Итак, не Церковь страстно критиковали вызывающие негодование г. Тихомирова люди, а ложное положение, в которое она поставлена, и безмолвие и бездействие ее, прямо из этого положения вытекающие.
Еще легче отвечать нам на клеветнический упрек "в открыто выражаемом стремлении сверху донизу переделать Церковь". Кого это стремятся переделать покорные силе стоящей в веках Церкви православной? Единую, Соборную, Святую, Апостольскую Церковь, неизменную в течение всех двадцати столетий, которые она пережила? Но мы ведь и протестуем только против переделок, которые претерпела она, правда, во внешнем только своем устройстве, но которые тормозят, однако, жизнедеятельность ее, препятствуют ей всецело исполнять свое назначение. Следуя святым отцам в различении между Церковью и условиями данного ее положения и в возможности и необходимости критического к нему отношения, мы желаем только того, чтобы восстановилось заторможенное ныне действие всех тех канонов, которыми на-чертала Церковь строй собственного своего управления, или, точнее, самоуправления, чтобы Церковь свободно жила той жизнью, строй которой начертала она в силу апостольского предания соборными своими постановлениями. Не переделать сверху донизу Церковь стремимся мы, а указать и обратить внимание на совершившиеся уже в ней переделки и по мере сил своих радеть об их устранении, ибо мы твердо убеждены, что недуги современного общества могут быть исцелены и уврачеваны только Церковью, вступившей в права свои, самоуправляющейся так, как в силу апостольских преданий постановила она себе самоуправляться, вернувшейся в тот строй, который создала она себе собственным своим самоопределением.
"В Церкви не имеют места ни высокомерие начальствующих, ни раболепство подчиненных. Опять принуждены мы оплакивать то, о чем многократно я плакал. Слез достойно настоящее наше состояние. Так далеко отторглись друг от друга мы, которым бы надлежало изображать союз одного Тела. Тогда бы и меньший мог приносить пользу больше. Ибо, если Моисей от тестя своего, язычника, узнал нечто полезное, что сам не знал (установление законов и начальствующих лиц для народа (Исх. 18:19-27)); то тем паче бы надлежало быть тому в Церкви. Ибо что была за причина, по которой духовный человек не знал того, что знал неверный? — То, чтобы все тогда бывшие вразумились, что Моисей — человек и имеет нужду в Божьем содействии. И ныне, если один не говорит полезного, пусть другой восстает и говорит. Хотя бы он был меньший, но если предлагает что-нибудь полезное, предпочти его мнение, хотя бы он даже был последний, — не оставь без внимания. Ибо ни один из них не отстоит так от ближнего, как от Моисея отстоял тесть его, и между тем Моисей не только удостоил его выслушать, но принял совет его, последовал оному, внес его в книги, не устыдился даже дать его истории в низложение гордости многих. И таким образом, как на столбе, изобразивши совет и этот оставил его потомству, ибо знал, что история та для многих будет полезна" (Златоуст. Толкование на Послание к коринфянам. Русск. пер. с. 239)»1.

http://prichastie777.narod.ru/business6.4.html

Комментарии (1)

Всего: 1 комментарий
#1 | Авель »» | 26.02.2013 07:01
  
1
Тема очень интересная и актуальная.
Добавлять комментарии могут только
зарегистрированные пользователи!
 
Имя или номер: Пароль:
Регистрация » Забыли пароль?
© LogoSlovo.ru 2000 - 2024, создание портала - Vinchi Group & MySites
ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU