Жизнь СМИшного человека. Часть первая (окончание)

ЖСЧ


Донкихотства не прощают


…Под бдительным присмотром большого плюшевого тигра без правого глаза по кличке Сашка, в кроватках сопят мои малявки, перед сном разбросав по комнате книжки и портфели. Смотрю на дочку с сынишкой и думаю о том, что в их жизни настанет момент, когда они будут счастливее меня, а они будут счастливее! Обязательно! Только бы не занесла их нелёгкая в журналисты, а то начнут, как их папка, с ветряными мельницами воевать. Он так хотел сделать мир чище, лучше, правильнее! Хотел, да расхотел. Не может больше папка. Задохнулся. Нет у него больше сил говорить правду. Подавился ею, как куском непрожёванного мяса. Да и есть ли она, эта самая правда? А если и есть, то зачем её озвучивать, если в этом мире грёз её не ждёт НИКТО?

Катись оно всё вместе взятое со всякими там «правдами» и «истинами», проку от которых не больше, чем от ржавого гвоздя! На белом свете только одна истина – все мы смертны…

Что-то надломилось внутри, или я просто устал: от непонимания, от людского вранья, от бредовых домыслов, от невезухи, безденежья и неумения «договариваться» в то время, как нужно уметь просто честно работать, а не искать выгоду и взаимность в глазах начальства. К сожалению, момент моего просветления был тёмным и горьким. Я вдруг и надолго разочаровался в профессии журналиста, осознав, что на сегодняшний день она не только мало кому нужна в том виде, в котором она должна быть, но и неспособна быть вообще.

Что-то произошло с журналистикой. То, что с ней происходит что-то не так и не то, понятно давно и очень многим. Её планомерно хоронят заживо и поглубже, скорее всего, не ведая всей пагубности происходящего. Закрываются газеты, отправляют на пенсию и увольняют пачками хороших мастеров слова, которым вполне можно работать ещё и ещё. На смену мастерам приходят зелёные юнцы, волокущие за собой в самую интересную профессию грязь, непрофессионализм и откровенную желтизну. К сожалению, они ещё не понимают, что во многих редакциях на них элементарно экономят.

За каких-то десять-пятнадцать лет само понятие «журналистики» было настолько изувечено, изгажено и деформировано, что сегодня мало кто понимает, о чём идёт речь. Быть журналистом, да ещё и честным, было трудно в любые времена, но в прежние – советские, работника СМИ уважали и считались с ним. Хотя бы. В нынешней «демократической» России быть честным журналистом просто опасно, если вообще возможно. В прежние времена «гасили» не автора критической публикации, а её главного героя, неосторожно превысившего свои полномочия. Сегодня же, если ты честный писака, тебя раскатают в блин, даже не смазав маслицем.

Уничтожено, оплёвано и убито само звание честного журналиста, место которого занял пронырливый и наглый репортёришка с «фотиком» в руках, который ради мнимой и сиюминутной известности готов идти по головам, не особо заботясь о тех, в чью жизнь он вламывается со своими ложными представлениями о журналистике.

Можно, конечно, бить себя в грудь: «М-мы! Да мы-ы!» - Но, против реальности не попрёшь – не любит нашего брата народ. Давно не любит. Это когда-то журналиста звали и ждали, гордясь своим знакомством с ним. Сегодня он – враг народа, которого боятся - вдруг, чего напишет, вдруг чего узнает…

В название этой книги есть слова «я об этом жалею». Сегодня я, действительно, крепко жалею о том, что я не юрист, не стоматолог, учитель или обычный водитель железного коня в сто лошадиных сил. Мои отношения с журналистикой можно уложить в два слова: люблю и ненавижу. Я много раз честно и навсегда пытался бросить её, но всякий раз на моём жизненном пути вновь возникал то один человек, то другой, просивший о помощи, а не просто о том, чтобы его «проинформировали».

Работая над книгой, мне не один вечер пришлось провести в непростых раздумьях. Голову сдавливал тисками сомнений один единственный вопрос: имею ли я моральное право рассуждать о судьбах журналистики, не являясь не только её «звездой», но даже и её малой искоркой? Сколько других журналистов могли бы сделать это вместо меня, имея на это большие права, чем я - далеко не Аграновский, не Гайдар, не Зощенко и не Эренбург с Полевым, а лишь мало кому известный за пределами родного города читинский газетчик, главное отличие которого от многих его коллег заключается в желании изменить-таки мир!

После долгих монодискуссий в стиле «тихо сам с собою…», я сел за написание книги. Мотиваций для этого решения, по мощности равных С-4, у меня был не один ящик.
Моя жизнь и не только та её часть, которая была связана с журналистикой, прошла в бескомпромиссной борьбе за право говорить то, что думаешь. Где бы я ни работал, - в больнице ли, на радио, в газете, в магазине, в столярке, в храме или летнем лагере для детей, - я всегда боролся за справедливость, прекрасно понимая, чем это для меня может закончиться. Ехал ли я в маршрутном такси или городской электричке, постоянно ввязывался в какую-нибудь словесную перепалку, готовый дать в глаз любому, кто обижал старика, женщину или ребёнка.

Но, по-другому я не мог. Получал по морде, терял друзей, работу, зарабатывал прозвище «скандалиста», и снова вступался, подтверждая меткую поговорку «что заложено геном, не вырежешь автогеном».

Я и сейчас такой же. Если кому-то плохо, кому-то делают больно – я рядом.

Боролся-боролся, набивал себе шишки и однажды понял - дон-кихотства не прощают: НИКТО, НИГДЕ, НИКОМУ И НИКОГДА. Не прощают потому, что у каждого свои линейки, которыми мерится жизнь. Может быть, поэтому моя, в общем, понятная и объяснимая журналистская обида на людей стала значительно меньше.
У каждого из нас своя планета, на которой мы – маленькие Прынцы. Живём-живём, поливаем свой цветочек в горшочке, а потом, в один прекрасный день, к нам без всякого приглашения приходит некто на букву «Ж» и, закатывая рукава, говорит:

- Прынц, неправильно ты за своим цветочком ухаживаешь. Ща я тебя научу.

Потом «Ж» лезет в горшочек, шурудит там свои СМИшным пером и ладно, если после такой изуверской процедуры цветочек ещё остаётся жив.

Что происходит после этого? Естественно, некто на букву «Ж» логично и предсказуемо получает от Прынца по сопатке. Позже «Ж» будет бегать за врачебными справками, и жужжать по судам с исками типа «Свобода слову!» Сегодня, спустя много лет, я прекрасно понимаю, что у каждого человека, пусть он даже конченая «редиска» по жизни, есть некий личный психологический периметр, вторгаться в который нужно крайне осторожно. Поэтому я хочу, чтобы это вовремя поняли другие «ж», желающие навести порядок в чужом горшочке. Жужжать можно по-разному, но лучше так, чтобы тебя потом не прихлопнули, как назойливую муху.


Жив или помер – завтра в номер


Довольно часто от вполне уважаемых и умных людей приходится слышать о баснословных заработках журналистов и о их типа «ничегонеделании». К несчастью, такое явление существует. В сознании огромного числа читателей и зрителей журналисты – это такие «трепачи» и «болтуны», которые ходят на работу, чтобы «языком почесать», «полялякать у микрофона», «покривляться перед телекамерой». У меня вопрос к читателю, не имеющему никакого отношения к журналистике: вы когда-нибудь интересовались жизнью журналистов? Ну, хотя бы поверхностно? Рискну предположить – никогда или почти никогда, иначе не было бы выпадов в адрес моих коллег. Как-то раз в Интернете я вычитал реплику возмущённого сварщика, дескать, они – сварщики – делают полезную работу, при этом, они знают СНИПы, нормативы, всякие там инструкции, техники безопасности, их может током ударить, от сварки зрение может ухудшиться. Вот это, мол, работа! И полезно, и сложно, а журналистика – это всё фигня на палочке и «чесание языком». Больше «пятнашки» им за их работу, мол, не нать.

Думается мне, что вместо СМИ сварщиков вполне устроят «СМИпы»: пара законов, телепрограмма и календарь огородника-рыболова. И то для их брата много…
Обидно? А нам? Всё это несправедливо, неправильно и, в конце концов, глупо. Это ещё раз убедило меня в том, что книга о журналистике нужна. И не одна. Я рад, что у меня появилась прекрасная возможность рассказать сварным и иже с ними о буднях газетчиков, телевизионщиков и радийщиков.

Мало кто из не журналистов знает о том, что у работников СМИ практически не бывает выходных и свободного времени. Говорю это без всякого преувеличения и натяжки. У журналистов свободного времени действительно – ноль. Они всегда в поиске и всегда, как говорят мои коллеги, «роют». Вскоре вы поймёте, почему так происходит.
Когда я вспоминаю детство, то в памяти всплывает одна и та же картинка: ночь, я лежу на диване в нашем стареньком деревянном доме на Шилкинской-31 «б», за столом, в свете красно-оранжевого ночника, спиной ко мне, среди бобин и листов бумаги, сидит мамка. В тишине слышно, как шуршит по бумаге кончик авторучки – мама пишет новый репортаж на радио, поздно вечером вернувшись из очередной недельной командировки в отдалённый район необъятной Читинской области, которая через тридцать с лишним лет станет Забайкальским краем.

К утру репортаж должен быть готов – кровь из носу. Мамка щёлкает «лягушкой» от «репортёра», останавливает запись, быстро записывает, снова щёлкает, и так до самого утра. Чувствуя на себе мой взгляд, мама поворачивается и шепчет, боясь разбудить бабушку, спящую в соседней комнате: «Ты чего ворон ловишь? Быстро спать!» - Когда мама спала сама, я не знаю до сих пор. И ведь успевала печку топить, дрова таскать, в магазин ходить, по дому гоношиться, меня воспитывать. Между всем этим лежала в больницах раз по 10 в год, накопив за тридцать с лишком лет больше 120 операций, 103 наркоза и вторую группу инвалидности.

Несмотря на то, что средняя зарплата журналиста была 120-140, моя мать зарабатывала очень хорошо, но лишь потому, что не вылезала из командировок и радийных студий. Естественно, был результат - каждый день в газете, на радио и телевидении у неё выходил какой-то материал. Однажды, в день получки, мама принесла домой 600 рублей. Это было единственный раз, но мама всегда многократно перекрывала рабочую норму.

В то время не было ни диктофонов, ни компьютеров с интернетом. Вот тебе пачка бумаги далеко не «Снегурочки», вот тебе шариковая ручка, вот тебе радийный магнитофон «репортёр» весом под десять кило, сумка с бобинами (бобины – магнитные ленты на больших шпульках размером с рыболовную катушку «Нева») и вот тебе пишущая машинка типа «Москва» или «Юность» с печатной лентой, о которую все руки измажешь чернилами – работай, акула пера.

Сегодняшним молодым журналистам даже трудно представить, что материалы в номер, в основном, писались, а не печатались – печатные машинки были, во-первых, не у всех журналистов, а, во-вторых, нужно было ещё уметь быстро печатать. В принципе, процесс набора текста ничем не отличался от набора текста на компьютерной клавиатуре – и там, и тут нужно жать на нужные кнопки. Но если на компьютере можно мгновенно что-то убрать из текста или добавить, что кратно облегчает работу и кратно же сокращает время подготовки материала, то на печатной машинке – фиг. Иногда допущенная ошибка так и оставалась на бумаге, просто потом её аккуратно зачёркивали, а вверху дописывали то, что было нужно. Поэтому на печатных машинках обычно набирали уже готовые тексты, прошедшие предварительную обработку.

Я вовсе не хочу обидеть нынешних своих коллег, но в советские времена, где тоже были как труженики, так и лентяи, журналисты работали по-настоящему. Наши современники из числа журналистов просто разучились добывать информацию, которую наши собратья по перу времён Хрущова-Брежнева-Горбачёва брали не исключительно по телефону или из интернета, а ехали за ней сами, а уж если и брали «инфу» по телефону, то потом по несколько раз проверяли – не дай-то Бог ошибка в газету или в эфир проскользнёт, замучаешься на ковёр к редактору ходить, а то и в райком или обком партии. Если же ошибка касалась важного человека, могли и с работы выпереть. Потому и ответственность за каждое слово была не в пример сегодняшним временам…

Конечно, если бы у наших журналистских предков был Интернет, будьте уверены - они тоже пользовались бы им. Я сейчас говорю не об этом, а о самом принципе сбора информации, отношение к которой напрямую зависит от физических и умственных затрат журналиста. Допустим, поступила новость о пожаре в жилом секторе. Можно взять информацию по телефону или по интернету. Но, лучше, если, имея смартфон с Интернетом в кармане, журналист своими ножками пройдёт по месту недавнего пожара, похрустит расплавленным от жара стеклом, почувствует запах свежезапечённой картошки в подполе, увидит своими глазами ожоги на теле жильцов дома. Через органы чувств информация о пожаре дойдёт до души и ума журналиста намного быстрее, чем по Интернету, а потому его газетный или радийный материал будет намного качественнее и человечнее.
Разучились работать не только журналисты, но и фотокорреспонденты. Когда раньше в «Зените» фотокора была плёнка на 36 кадров, а в сумке ещё четыре, что, в общей сумме, составляет 144 кадра, человек работал качественно, потому что знал – кадров в фотокамере мало и нужно постараться найти лучший момент. И находил. Сегодня в цифровиках фотографов – тысячи свободных кадров, но количество удачных снимков при этом уменьшилось…

* * *

…Прошли годы. Вместо «репортёра» с бобинами, весившего десять кило, у журналистов появились миниатюрные диктофоны сначала с микрокассетами, а потом уже и без них – удобная «цифра» способна записывать по двадцать часов к ряду. Такое бы чудо да 60 лет назад! Сколько бы мы о Великой Отечественной узнали... Уже не нужно таскать с собой сумку, доверху набитую бобинами, клеить порванные магнитные ленты, переписывать на чистовую черновики.

Но, несмотря на это, график работы журналиста остался прежним. С утра – планёрка с обязательным обсуждением плана работы и уже вышедшего газетного номера или выпуска теле- или радионовостей. Затем усиленный поиск темы: в интернете, в обрывках газет, в клочках разговоров. До обеда или после него (как договоришься) – встречи с героями будущих публикаций, видеорепортажей или радиопередач. Вечером до ночи – расшифровка и писанина, будь она неладна. И так всю неделю. И ВСЮ ЖИЗНЬ! Именно поэтому у журналистов краевой общественно-политической газеты «Забайкальский рабочий» есть свой девиз: «Жив или помер – завтра в номер».

Выходные у журналистов бывают очень редко, равно, как и декретные отпуски. Моя супруга - Ольга Стефанович, тоже журналистка, в своё время ходила беременная на работу до самого момента родов. Помню, в субботу она побывала на интервью, а утром в воскресенье её увезли в роддом. Почему в декретный не уходила? Всё очень просто: не отпускала, грозясь уволить, бездетная заместитель редактора – работать в газете, мол, будет некому...

Недостаток свободного времени у журналистов объясняется исключительно спецификой их работы. Время для журналиста – самый главный ресурс, который можно поделить неравными долями на одно-второе-третье.

Время необходимо:

1. Для поиска героя,
2. Для переговоров,
3. Для ожидания назначенной встречи,
4. Для самой встречи с героем (сюда входит время на поездку до респондента, время на интервью и экскурсию по территории, если это необходимо, время на возвращение домой),
5. Для расшифровки аудиозаписи,
6. Для написания материала (включая время на работу в архивах, с Интернетом и в библиотеках),
7. Для сверки,
8. Для правки (или переписывания – когда как…),
9. Для опубликования.

Всё это – время, необходимое для работы только с одним героем, а герои бывают разные: умные и не очень, адекватные и не вполне адекватные, контактные и полностью закрытые. А материал нужно сдать! А герой, например, молчит – ну, настроение у него плохое или характер такой или, скажем, несёт такую ахинею, которую журналисту ещё нужно будет умудриться перевести на нормальный человеческий язык – сплошные эки-мэки, бесконечные причмокивания и повторы, какие-то бессвязные словосочетания и заикания. Это хорошо знают радийщики, героями которых очень часто оказываются люди с «кашей во рту» и такой же кашей в голове. Это у себя в кабинете они – большие умники, а перед микрофоном они потеют, бледнеют и не могут произнести ни одного удобоваримого слова. Потом эти косноязычные «герои», из которых журналист попытается сделать «умных людей», будут долго топырить пальцы и с видом знатоков выверять твой материал, говоря о том, что они всё говорили «не так» – бывает и такое перед выходом в эфир. То же самое бывает и перед сдачей материала в типографию.

Если речь идёт о журналистском расследовании, подготовке тематической полосы или аналитического материала, привязанного к определённому событию, явлению или факту – количество времени, необходимого для подготовки журналистского материала, увеличивается в несколько раз: моё самое долгое журналистское расследование длилось три с половиной года. Герои и темы бывают разными, и разными бывают сроки подготовки материалов. Одно – подготовить репортаж с митинга, написав его, как говорится, на коленке, и другое дело – экономический материал, требующий серьёзного анализа, изучения главной темы, проблематики, сопутствующей ей, комментариев специалистов и сверки…
Теперь ко всему этому добавьте жёсткий план – в неделю журналист должен сдавать несколько материалов. В наше время, когда редакции безбожно сокращаются, а нагрузка на рядового журналиста многократно увеличивается, такое понятие как «свободное время» вообще исчезает из употребления. Если в советские времена у журналиста месячная норма эфира была около сорока минут, то сейчас это – уже недельная норма.

Если взять работу обычного повара, то его рабочий график зависит только от него самого и наличия продуктов. Помыл, нарезал, сварил, поджарил-подтушил, посолил-поперчил и готово. Безусловно, всё это происходит в поту и беготне – от плиты к плите, то с ножом в руках, то с противнем. Я работал официантом, поэтому знаю, что это за собачья работа. Однако, повар оставляет свою работу до утра, как и представители большинства прочих профессий на земле. Журналист же работает всегда. Он не может оставить работу, потому что она не оставляет его.

Лёжа на диване и пялясь в «ящик», практически никто из обывателей не задаётся вопросом: «А когда телевизионщики домой уходят?» - Я вам скажу - обычно, в 10-11 часов ночи, а иногда и позже.

В газете, если ты сдаёшь номер – точно так же: вычитать полосы, внести правки, затем вывести полосы через принтер на плёнки, проверить на наличие ошибок уже в готовом виде, если нужно, ещё раз внести правки и ещё раз вывести на плёнки. Потом увезти плёнки в типографию, сдать, дождаться решения приёмщика, который просмотрит все плёнки на наличие ошибок, если они обнаружатся – снова ехать в редакцию. По новой убирать ошибки с полосы в «Кварке», снова выводить на плёнки, ехать в типографию и только потом уже домой. Если коллектив сработал хорошо и слаженно, сдать газету в типографию можно часа на четыре раньше.

* * *

Но, вот прошёл трудовой день, и наступила долгожданная ночь. Ночь – вообще особенное время. Помимо традиционной молитвы «В руце твои, Господи Иисусе Христе, Боже наш, предаю дух мой…», у журналиста, если он, конечно, верующий, есть и своя, сугубая молитва: «Господи, умягчи сердца чиновников и излей благодать Твою на редактора и бухгалтера».

Что делает журналист ночью? Спит? Бог с вами! Не шутите так! Нет, уважаемые читатели и зрители, это вы спите, а журналист несёт вахту, причём не «сутки через двое», а каждый Божий день, зачастую без всяких доплат и надбавок. Сидя за компьютером - кто в клубах сизого сигаретного дыма, кто со стаканом кофе, кто с бутылкой водки (да, бывает и такое – журналисты тоже люди), мои коллеги работают именно для вас, мои дорогие читатели не журналисты, чтобы на следующий день вы купили газету или журнал, включили телевизор или радио. Пишет журналист и боится, как бы в его окно не залетела каменюка, как бы его не уволили после очередной смелой публикации, как бы директор детского садика не указал журналисту на дверь вместе с его ребёнком только потому, что директор обиделся на смелые высказывания журналиста о садике.

Журналист что-то вечно обдумывает, боится, переоценивает и проверяет в голове, то и дело вскакивает, чтобы записать неожиданно пришедшую в голову мысль, нервно пьёт чай с лимоном, перебирая вороха событий за день, и снова бухается в кровать, чтобы, засыпая, на двадцать пятый раз прокрутить план завтрашней встречи с каким-нибудь особо деловым начальником, которому журналист «вы», а тот журналисту «ты»…

В моей практике довольно часто случались моменты, когда голова до подушки так и не доходила (вспомните короткий сон Штирлица). Я всегда удивлялся тому состоянию гроги, в котором находится голова и тело газетчиков после бессонной ночи. Голова всё ещё работает, мыслишки шевелятся в то время, как нижняя часть тела почти намертво прикипела к стулу, налившись свинцом. Это особенно хорошо чувствуется, когда, проведя за компьютером ночь, ты пытаешься встать и понимаешь, что легче плевком сбить муху на лету – ноги ватные, и в спине будто кол торчит. И вот ты идёшь на кухню, голова по-прежнему что-то переваривает, в то время, как тело мирно спит, о чём сигнализирует его ровное и размеренное дыхание спящего глубоким сном человека…

Эта подглавка – возможно, не самая интересная и захватывающая, но точно одна из самых важных в книге, поскольку она помогает понять специфику работы журналистов. Это тот фундамент, на котом строится всё отношение к работникам СМИ, в частности, дискуссии об оплате журналистского труда, о чём мы ещё поговорим далее.


Служение обществу и человеческий фактор!


Увы, очень немногие получают за своё непростое, а порой и опасное «рытьё» заслуженное внимание руководства и достойную зарплату. Исключение – любимцы и любимицы городских властей, как живущие, так и жующие не в пример своим коллегам, у которых в кармане – вошь на аркане. Как правило, такие «любимцы» и «любимицы» работают на телевидении, которое чиновники и состоятельные люди, почему-то, считают пристанищем «настоящей журналистики»: «Ну, кто эти газетёнки читает?! Вот телевизор посмотрел и всё увидел». – Обычный подход обывателя с клиповым сознанием. Хотя, тут можно и нужно спорить, особенно, когда речь идет о провинциальных телекомпаниях.
В провинциальных телерадиокомпаниях сегодня практически отсутствуют:

- репортаж,
- зарисовка,
- очерк,
- аналитика,
- музыкальные, детские и религиозные программы,
- экологические и социальные проекты,
- тем более, телевизионное расследование.

Почему это происходит?

Первая причина – отсутствие денег на вещание.

Вторая причина - «неформат». Типа, «неинтересно народу». Именно поэтому на телевидении с напрочь урезанной сеткой вещания не осталось ничего, кроме новостных выпусков, прогноза погоды и... Правильно – рекламы, шило ей в бок, потому что в таком количестве рекламу гнать нельзя – это ж не самогон.

Причина третья – личная незаинтересованность руководств ГТРК.

Причина четвёртая - отсутствие кадров на телевидении. Что я имею в виду?

Кадры – это не просто компания людей, состоящая из умных и опытных режиссеров, осветителей, корреспондентов, ведущих и звукорежиссеров, включая уборщиц и охрану. Кадры – это квалифицированные специалисты, понимающие суть своей работы и имеющие определенную ответственность за то, что они выпускают на экраны телевизоров, а не просто приходящие честно и качественно «работать» за зарплату. Кроме того, кадры – это ещё и личности, с высокой степенью врожденных способностей и не менее высоким уровнем интеллекта.

Всё остальное, простите, все остальные – это коллектив. Когда в эфире появляется девочка или мальчик с микрофоном и с явно скопированной московской техникой «говорения на камеру» с придыханием в нужных местах, который кое-как выговаривает плохо заученный текст голосом, от которого тянет провинцией и от которого тут же начинает плакать ребенок, хочется переключить телик на другой канал.

Это - не «кадры».

Плохой голос – ещё полбеды. Можно было бы закрыть глаза на неточности в титрах и огрехи монтажа: телевидение, это конвейер, где случается всякое вплоть до перепутывания в титрах дяденьки с тётенькой. Самое страшное и самое главное – отсутствие в СМИ социального заказа. Нет продуманной и мудрой политики в подаче материала зрителю и читателю. Вот в чём проблема. Есть всё, кроме продуманной подачи информации – эпатаж, всё-то ещё живая «совковость», амбиции, безграмотность, какие-то сумасшедшие эксперименты, имеющие одну цель – любой ценой захватить сознание рекламодателя. Когда журналисты начинают забивать эфир или газетные «полосы» чем попало, что под руку попадется, это уже не телевидение и это уже не издания…

Попробуем понять, что происходит.

На самом деле, в сегодняшних СМИ работают обычные зашуганные, забитые и замордованные планёрками и почти круглосуточным графиком работы люди, которым по барабану «высокие идеи». Для многих самым главным остаётся получение зарплаты. Кто-то, оставшись без работы, оказывается в газетах и на телевидении случайно – просто место подвернулось, а у кандидата на вакантную должность корреспондента мордашка, вроде бы, ничего, голос есть и фигурка неплохая. Кто-то устроился по знакомству. И это НОРМАЛЬНО, ребята, так что, выдохните и расслабьтесь. Для чего мы все работаем – для зарплаты.

Но, вся петрушка в том, что журналистика – это не просто работа. Это служение нации, обществу, стране! Только так и никак иначе. Служение днём и ночью! Всё остальное, что претендует на звание журналистики – желтизна и бульварщина, призванная собрать с «пиплов бабки». На самом деле, "служения нации" в российской журналистике почти не осталось. Когда государство не создаёт работникам СМИ нормальных условий для работы, у журналистов остаётся единственная в таком случае мотивация – зарабатывание денег на пропитание. Этим и объясняется повальное равнодушие работников СМИ не только к своему призванию, но к своим коллегам, с которыми они, в идеале, должны быть в едином кулаке.

Сегодня в СМИ работают коллективы, состоящие из людей, которые боятся раскрыть рот пошире и сказать погромче о своих главных проблемах. Вертикаль власти как была крепостнической, так и остаётся ею по сей день. Один звонок из краевой или городской администрации и где будет редактор, осмелившийся выпустить в эфир или на газетную полосу что-то своё, в смысле, позволивший журналистам говорить и думать так, как они хотят – честно и громко.

Я знаю немало примеров, когда журналисты пытались покритиковать власть, а потом, с видом побитой собаки, были вынуждены приносить публичные извинения, потому что у каждого человека, включая журналиста, есть своя КНОПКА, на которую власть знает, как надавить.

Кроме того, многое зависит от руководства СМИ. Увы, если редактор дурак или дура, что наблюдается нередко, считай, пропадает всё дело. К сожалению, дело может пропасть, даже если начальник большая умница, только вот у него вселенское горе от большого ума. Вот кажется человеку, пусть и образованному, но просто начальнику, а не специалисту, что фотограф с видеооператором должны снимать вот так и не иначе и будьте уверены - фотограф с оператором, умнички и талантища с кучами грамот и заслуг, будут выполнять тупое требование своего заумного начальника, снимая коряво, потому что с начальством не поспоришь. Захотел редактор газетёнки поставить на одной полосе с новогодним поздравлением репортаж из камеры, где сидит насильник и садист, то хоть лоб разбей доказывая, что это неправильно – газета выйдет новогодне-некрофильной.

Человеческий фактор!


Каждый журналист – это боец


Продолжая начатую выше тему, хочется сказать, что подавляющее большинство журналистов попросту загнанный, нищий и затюканный люд, хотя и знающий больше всех, вместе взятых. Особенно это видно в провинции. Те, кто работал в районках, не дадут соврать – я говорю правду.

Районка – место особенное. Именно там всегда ковались самые лучшие и крепкие кадры советской журналистики благодаря драконовским условия жизни и работы журналистов-районщиков. Вот уж, поистине, где было и есть «равняйсь – смирно» с «упал – отжался»! Районка никогда не прощала ошибок, цена которых слишком высока даже сегодня, в эпоху «свободы слова». Одно неосторожное слово, одна непростительная опечатка (не дай Бог в фамилии главы какой-нибудь поселковой администрации), один ляп и вот уже журналист ищет себе новую работу. Говорят, однажды редактора одной из газет, допустивших досадную опечатку в предложении «в колонном «заде» (вместо «зале») Дома Союзов…» на следующий же день уволили из газеты по 33-й статье. Так было в советское время.

Именно поэтому в районных газетах никогда не было, нет и не будет журналистских александров матросовых, готовых лечь грудью на амбразуру. Смысл, если ты будешь жить в этом же районном центре и дальше? Нажить себе кучу врагов очень легко, достаточно только начать бороться «со злом и косностью». На лопатки во время такого борцовского поединка всё равно уложат журналиста…

Каждый работник СМИ, если это настоящий журналист, а не дегустатор седалищных нервов начальства – это не «кривляка перед камерой» и не «пустомеля», а БОЕЦ. Этот боец воюет не просто с «негативными моментами», а с той стороной государственного механизма, которая отнимает у журналиста не только здоровье с карьерой, но порой и саму жизнь. Вспомните, сколько в России, да и не только в ней, убито журналистов. Нужно иметь большую гражданскую смелость, чтобы выступить против системы, бороться против которой, как известно, бесполезно. Но, журналисты выступают, ставя на карту всё. Их видят на демонстрациях, в геологоразведочных экспедициях, в шахте и на пожаре, в драке и давке метро, в холоде и в жаре. И всё это «ради единого слова»! А вот сварщиков с их СНИПами там чего-то не наблюдается…

Правда, таких журналистов год от года становится всё меньше. Лучше уж по Интернету в шахтёрский завал «сгонять»: скопировал в буфер обмена инфу, в Word кинул, обработал красиво, чтобы слова не повторялись, а то в плагиате упрекнут, и быстренько опубликовал в «нэте» или на газетной полосе. Хорошо, красиво, оперативно. А чтобы от ответственности, в случае чего, уйти, внизу подписочку небольшую поставить: «по материалам такого-то информационного агентства».

Ради единого слова! Вот именно за эти кровавые бои с системой, которой мои коллеги своими публикациями и телепередачами вовремя подсказывают: «Дядя, у вас шнурок развязался!» - солдаты журналистики и должны получать от Союза свои «медали» и «ордена», привилегии, зарплаты и, кстати, звания «заслуженных журналистов», как это делается на любой войне, поскольку в каждом отдельно взятом случае, когда общество обсуждает очередной «громкий материал», речь идёт о чьём-то гражданском подвиге. Мы не будем брать в расчёт давнишние сражения «смелого» Доренко с Лужковым – это не подвиг. Я говорю о тех, кто идёт на саблю с голой пяткой, понимая, что, в общем, победы-то не будет.

Глупо? Возможно. Но принцип всегда был выше всего, в том числе, и логики. Для таких рядовых СМИ, с точки зрения боевых действий, звание ветерана журналистки вполне оправдано.

Лет двадцать назад была у журналистов - выпускников Уральского госуниверситета песня-гимн, которую нынешние ребята даже и не знают, а зря. Этот гимн многие годы читинские журналисты пели в минуты передышки между репортажами и командировками под аккомпанемент известной и очень талантливой журналистки Ларисы Семенковой, много лет возглавлявшей клуб гитарной песни в Чите. В этом гимне рассказывалось о военном корреспонденте, которого однажды убили во время подготовки очередного репортажа с линии фронта. Народная молва приписывает авторство этой песни, родившейся в 1942-м году, Симонову и Суркову.

Он парень был, что надо: проворен и хитёр.
Шагал под вой снарядов весёлый репортёр.
На танке, в самолёте, в землянке, в блиндаже –
Куда вы не придёте, до вас он был уже.
И вышли без задержки, на утро как всегда
«Известия» и «Правда» и «Красная Звезда».

О взятии плацдарма, что ровно в полночь пал,
Он раньше командарма на полчаса узнал.
Во избежанье спора напоен был пилот –
У генерал-майора был угнан самолёт.
И вышли без задержки, на утро как всегда
«Известия» и «Правда» и «Красная Звезда».

Оружием обвешан, прокравшись по тропе,
Неукротим и бешен, он штурмом взял КП.
Был комиссарский ужин им съеден до конца,
Полковник был разбужен и побледнел с лица.
Но вышли без задержки наутро, как всегда
"Известия" и "Правда" и "Красная звезда".

В блокноте есть три факта, что потрясут весь свет,
Но у БОДО контакта всю ночь с Москвою нет.
Он чтобы в путь неблизкий отправить этот факт,
Всю ночь с телеграфисткой налаживал контакт.
И вышли без задержки, на утро как всегда
«Известия» и «Правда» и «Красная Звезда».

Под Купинском в июне в траву, в степной простор
Упал, сражённый пулей, весёлый репортёр.
Блокнот и «лейку» друга в Москву, давясь от слёз,
Его товарищ с юга в редакцию привёз.
И вышли без задержки, на утро как всегда
«Известия» и «Правда» и «Красная Звезда».

Но песня не допета… по свету до сих пор
Другой шагает где-то весёлый репортёр.
На танке, в самолёте, в землянке, в блиндаже –
Куда вы не придёте, до вас он был уже.
И выйдут без задержки, на утро как всегда
«Известия» и «Правда» и «Красная Звезда».


Такая вот была история и песня, и такие были журналисты. Какие слова, ёлки-моталки! А вы говорите, «СНИПы», «сварщики»… Жизнь журналистов – это постоянный поиск себя в этом мире и мира в себе. Мне скушен мир, суженный до диаметра электрода или размера бумажника. Да, ёлки-моталки, нет денег! Да - мало свободного времени! Да - замордовали чинуши! Но зато им никогда не понять счастья встать в полный рост и сказать, что думаешь, взлететь на вертолёте, пройтись по тайге или тундре, подняться в горы, постоять у гудящего мартена, поговорить по душам хоть с бомжем, хоть с академиком.

Что касается самореализации, то у каждого она своя. Одному достаточно появиться на страницах главной газеты края, чтобы потом бегать с этой газетой, как дурак с махоркой: «Смотрите, я достаю из широких штанин!» - Другому мало ежегодных премий и дипломов, звания редактора этой газеты и ежемесячных поездок и перелётов за счёт издания по всей стране. Третьему достаточно доброго слова читателей: «Спасибо, помогли!»

Самореализация, это ведь не только осознание своей необходимости и личного призвания к определённой профессии. «От желания быть испанцем» пишут сегодня сотни, тысячи, а журналистами, при этом, остаются единицы. Сколько у нас профессоров с докторами наук! Драную информашку написать могут считанные представители «научной интеллигенции», потому что их сознание забито мёртвым и никому не нужным терминологическим шлаком, как мусоропровод мешками с бытовыми отходами. Помните: «ваши высказывания в целях парадоксальных иллюзий являются некомпетентными…»

Не нужно искать в моих словах компромата против меня самого, мол, на себя товарищ намекает, мол, он один писать умеет. Да, я тоже хочу быть в числе «единиц», потому что это здорово и прекрасно в высшей степени – быть настоящим, а не дутым журналистом. Дело тут не в образовании! Дело в сердечном наполнении, в желании что-то поменять в жизни, в измученных горем и бедами людях, потерявшихся в каменных джунглях, ушедших с тропы предков на какую-то страшную тропу жестокости, лицемерия и жадности.

Разговор о СМИ, наверное, невозможен без разговора о жизни. Что такое журналистика? Газеты с кроссвордиками, глянцевые журналы с отфотошопленными тётками и дядьками и рекламой парфюма для тех и других? Просто «информирование населения»? Ничего подобного! Журналистика - это рассуждение на тему с длинной бородой «что такое хорошо и что такое плохо». Это история болезни общества, в которой в виде публикаций, теле- и радиопередач отображается температура, давление и диурез народа, которого вскоре может не быть от беспробудной пьянки и такого же беспробудного воровства и блудодейства.

У нас есть горячие телефоны, которые знают все: 01, 02 и 03. Плохо человеку – люди вызывают скорую помощь. Убивают кого-то – ждут милицию. Горит дом – зовут на помощь пожарных. А вот когда убивают правду, когда ей плохо, когда она горит синим пламенем и некому за неё заступиться, на помощь должны приходить именно журналисты. И у них должен быть свой, отдельный номер – для всех, кто хочет рассказать правду. Журналисты – это будильники, но их почему-то спешат заткнуть подушкой, забыв поблагодарить: «Спасибо, родной - разбудил вовремя!»

Быть журналистом – вовсе не значит бездумно проецировать происходящее за зарплату. Журналист, если в это слово вкладывать нормальный смысл, это нейропрограммист, человек, формирующий сознание нации. Даже один умный журналист способен «перепрошить» винчестер целой страны. Поэтому мне нравится чувствовать себя нужным и настоящим журналистом. Пусть не нужным властям, но нужным обычным людям, которые встречают меня на улице или в троллейбусе и рады мне, потому что когда-то я дал им надежду на то, что не всё на земле продаётся и покупается.

Нахожусь ли я в этом списке «единиц» или нет, время рассудит, а я постараюсь сделать всё возможное, чтобы попасть в это число. Быть журналистом ради зарплаты можно, но это продлится недолго, а вот быть журналистом по призванию – гораздо сложнее. Тут ни денег, ни славы, ни будущего. Зато есть внутреннее ощущение: «Вот вам всем! Я всё равно есть и существую! И я буду резать правду-матку, даже нищий и голодный! И я буду менять мир, даже если он никогда не поменяется! Потому что так чувствую, таким родился! И пусть вы не публикуете меня в своих газетах и журналах, пусть вы не замечаете меня, пусть вы делаете всё возможное для того, чтобы я сдох без работы, я выживу вам всем… Нет – не назло. На удивление! И всё равно буду делать своё журналистское дело – честно и правдиво».

* * *

…Маршрутка по-прежнему тряслась по читинским ухабам, а я всё больше погружался в пучину думок. Как я ни пытался развеселить себя, на душе было грустно от неопределенности будущего и звенящей пустоты, которую приволокла с собой из недавних девяностых нашенская, расейская журналистика, бросив у порога, словно чемоданы с тряпьём, свои скудные пожитки - «типа гласность» и «типа свободу слова». Надо бы звонить коллегам, поздравлять саш-вань-тань, пить с ними водку, отмечая свой профпраздник, и идиллически мямлить, вытирая скупую журналистскую слезу: «Да, было время…» - Но что-то не тянет.

Звонить коллегам? Можно, но зачем, если этих звонков, по большому счёту, давно никто не ждёт, если в наше время журналиста может обрадовать только один осторожный звонок – звонок из редакции: «Завтра приходите за гонораром. Только одна просьба - никому не говорите, мы тут тихонько раздаём...»

Пить водку? Разве только с горя, оплакивая невинно убиенную новыми российскими властями и околоредакционным быдлом, решившим, что оно и есть «четвёртая власть», рабу Божью «журналистику», призванную быть балансиром между добром и злом в обществе, а ставшей попросту дешёвой проституткой на побегушках у чиновников, депутатов и остервенелого российского «бизнеса», далёкого от своего западного прототипа, как небо от земли. Водку я так и не научился пить, а радоваться на трезвую голову празднику абсурда глупо.

Что праздновать?


«Честен, трудолюбив и рвив…»

или

Нужен ли нам Союз?


В 2002-м году я вступил в Союз журналистов России. Прекрасно помню, как я радовался, когда мне вручили членский билет. Тогда я ещё не знал, что Союз ничего не даёт журналистам, кроме единственного вопроса: зачем я туда вступил? Тогда мне казалось, что я вступаю в большую и дружную семью…
До сих пор храню одну из рекомендаций, которую мне написала Лариса Семенкова:

«С большим и искренним желанием хочу рекомендовать Максима Викторовича Стефановича для вступления в Союз журналистов России. Среди молодых журналистов Забайкалья, на мой взгляд, Максим выделяется своей яркой индивидуальностью, особо бережным отношением к русскому слову. Упорно стараясь избегать штампов, сухого изложения фактов, молодой журналист явно тяготеет к публицистике, подкупая умением браться за особо болезненные темы, чётко излагать свою авторскую позицию, анализировать те или иные события, будь то размышление о произволе в армии или о проблемах экологии, о том, что сегодня утрачивает в своей душе русский человек или рассказ о современнике, умеющем жить не по-обломовски, служа людям. Максим Стефанович неизменно искренен и глубок в своих рассуждениях, не боясь обнажить перед читателем свою душу, свою пронзительную боль за то, что с ним происходит, за судьбу родного края.

Считаю, это уже состоявшийся журналист, глубоко порядочный человек, имеющий право быть в рядах Союза журналистов России.

Член Союза журналистов с 15 летним стажем (сначала СССР, затем России) Лариса Семенкова, комментатор то «События» ЧГТРК. 25 октября 2002 г.»

Это было очень приятно и ответственно, особенно если учесть, что рекомендацию для вступления в Союз мне, на тот момент отработавшему в СМИ всего лишь год, дали уважаемые в Чите журналисты.

Прошло десять лет. За это время я двести раз убедился в том, что журналист журналисту - волк. И не только. Позже я узнаю, что и среди писательской братии такие же отношения. Воспринимайте это, как хотите, но я говорю, как думаю – честно. Я могу припомнить три случая, когда мне помогли мои коллеги. Одна журналистка устроила меня на работу, вторая помогла отбиться от бандитов, а третья - речь идёт о бывшем председателе Читинского отделения Союза журналистов Ларисе Калгиной - помогла с коляской. Мы не были с ней ни друзьями, ни знакомыми. Мы были просто коллегами, уважавшими друг друга. Узнав о том, что у меня родился ребёнок, Лариса неожиданно подарила нам с женой новенькую немецкую коляску-трость, верно прослужившую моим двум карапузам несколько лет. Естественно, я буду помнить об этом добре всю жизнь.

Большего вспомнить не могу, к сожалению. Обычно коллеги из СМИ не только не помогают друг другу, но даже не здороваются с подобными себе. Это и понятно – они же из разных изданий, компаний и холдингов! Повод для вупорневидения и даже разногласий, надо сказать, серьёзный.

В моей жизни был даже такой момент, когда мне пришлось судиться с нечистоплотными коллегами из издания, девиз которого «Мы пишем о том, о чём другие молчат» красуется на читинских баннерах. По вине этих «коллег» от двух инсультов умерла моя бабушка, я был незаконно отчислен из университета, где восстановился лишь спустя пять лет, а у моей матери убрали две трети желудка после ужасного желудочного кровотечения. При этом, «коллеги», опубликовавшие на страницах своего издания клевету в отношении моей матери, даже не извинились…

Задуматься есть над чем. Сегодня я могу сказать определённо - более недружной организации в России, чем Союз журналистов, пожалуй, нет. Даже в Москве, где, казалось бы, должны быть совершенно другие отношения между пишущими, я не нашёл того согласия и уважения между коллегами, которые, по идее, должны быть. Даже там!
А может быть, прежде всего, там...

Несколько раз я писал письма известным на всю страну журналистам, пытаясь наладить с ними контакт. Прикреплял своё резюме, кстати, не самое плохое, лучшие материалы, фотографии. Хотите знать, что они мне отвечали? НИ-ЧЕ-ГО!

Сколько писем я написал в редакции центральных СМИ с единственной просьбой о сотрудничестве, не могу сказать точно, но их было очень много. Результат был таким же: НИЧЕГО – ни ответа, ни привета. Это было, с одной стороны, обидно, с другой, любопытно – я всё равно ожидал хоть какой-то реакции. Но её не было.

В принципе, я понимаю, что происходит. Гораздо проще нажать кнопочку «Delete», чем связывать себя контактами с неизвестным кем-то, вломившимся к тебе в жизнь через Интернет-браузер, потом быть ему чем-то обязанным, решать его проблемы, выполнять просьбы… Лучше сделать вид, что письма не было вовсе.

Это понятно настолько, что становится противно, но проходит время и ты снова отправляешь новые письма в надежде, что случится чудо и тебя увидят, узнают, заметят!

НЕ УВИДЯТ, НЕ УЗНАЮТ и НЕ ЗАМЕТЯТ,

если у вас нет родственников, однокурсников или знакомых с большими связями в нужном вам городе и интересующем вас СМИ. Такое настало время и этому есть своё объяснение.

Дело в том, что нынешние редакции вынуждены выживать. Все, независимо от уровня зарплаты. И все держатся за свои места. Конкуренция среди журналистов выросла настолько, что пролезть профессионалу даже в ряды гонорарщиков на ставку студента-первокурсника стало просто невозможно. Имея огромный журналистский опыт, кучу всероссийских побед, корочки и «вышку», ты ещё должен ДОКАЗАТЬ право быть в штате. Конечно. Тут всё проще простого – есть бюджет СМИ, который чётко «пилится» руководством, умело использующим деньги. Зачем руководству СМИ брать одного профессионала, когда оно возьмёт на одну ставку аж трёх студентов! Математика? А то нет!
Если кто-то в редакции заметил, что новичок пишет лучше, чем кто-то из «старичков», новичок может идти гулять на все четыре стороны. По-новому это называется «конкуренцией», а по-старому - обычным страхом оказаться слабаком на фоне более способного коллеги.

К этому добавьте дикое желание каждого журналиста, «разбогатеть», «прославиться», «стать знаменитым», «построить карьеру», «завести связи», влезть в «ящик», на радио, завести свой собственный медиапроект… Люди сходят с ума, но, тем не менее, всё остаётся в навязанных кем-то границах современного сумасшествия.

Все просто чокнулись на резюме, включая редакции СМИ. Уже давно нет человека, зато есть треклятое резюме, решающее за него его судьбу. Никого уже не интересует, что может отдельно взятый соискатель-журналист - покажи «грамотно составленное резюме» и тогда, МОЖЕТ БЫТЬ, мы с тобой пообщаемся. И то - недолго. И, не дай-то Бог, в резюме будет не та фотография (в смысле, твоя физия, на которую, в первую очередь, обратят внимание) и не тот шрифт с не тем интервалом! В этом случае, соискателю не видать не то, что работы – собеседования.

Бред!..

Всё равно лучшего резюме, чем резюме Армена Джигарханяна, ни у кого не было и не будет. В фильме «Раз на раз не приходится», помнится, Армен Борисович, игравший роль бригадира Папашина, вернувшегося к честной трудовой жизни из мест, не столь отдалённых, предоставил большому начальнику уникальную характеристику, в которой, помимо исключительно профессиональных навыков - «сварщик, бетонщик, автокрановщик», в разделе «личные качества» значилось - «честен, исполнителен, трудолюбив и рвив». На резонный вопрос, что такое рвив, Папашин ответил:

- Проявляю рвение - стремлюсь на трудные и узкие места.

Надо бы на заметку взять. Как-нибудь, ради эксперимента, напишу в собственном резюме: «честен, исполнителен, трудолюбив и рвив». Пусть голову поломают…

Между тем, редакциям давно настала пора возвращаться на прежние рельсы. При устройстве на работу в СМИ нужно вводить моду на грамотно написанные информации, репортажи, интервью, очерки и публицистику, на умение вести разговор с собеседником, составлять психологические карты и просто грамотно писать. А красивое резюме сегодня может составить даже первоклассник.

* * *

Сегодня я даже не знаю, жалею ли я о том, что вступил в Союз журналистов. Наверное, нет, потому что нельзя жалеть о том, что существует только на бумаге и с чем тебя связывает одно лишь удостоверение. Ни о какой солидарности, ни о каком уважении друг ко другу, корпоративности, а уж, тем более, дружбе и речи в Союзе журналистов не идёт, как не идёт речи о самом существовании Союза журналистов в Чите, да и в России, уж простите, коллеги. Ну, не вижу я стахановской работы в Союзе журналистов.

Вообще, подобное, насколько позволяют мне понять мои наблюдения, происходит с журналистами во всех городах России - где меньше, где больше. Не слышно разве что чавканья коллег, попросту жрущих друг друга не так, так этак – не на планёрках, так в кулуарах. Газеты не дружат с телевидением, телевидение не дружит с радиостанциями, все вместе не дружат с Интернет-ресурсами, претендующими на роль СМИ. Власть дружит то с одними, то с другими СМИ по принципу «поматросил и бросил». Водит администрация города или края шашни с редактором какого-то издания, будьте уверены - у этого издания будет гарантированно-непотопляемый бюджет. Нет этих шашней – хрен тебе, редактор, в новую сумку вместо бюджета. На тебе кость в виде двух третей от положенного, а то и меньше – грызи.

И нужен ли, в таком случае, Союз журналистов, объединяющихся (и то редко) вместе только в случаях нападения на подобных себе?

Когда-то, когда я ещё не был членом Союза журналистов, я думал, что это всё-таки Союз - единомышленников, коллег. Я прекрасно понимал, с кем мне предстоит столкнуться, работать и поддерживать отношения – благо, с малых лет, спасибо маме, был свидетелем журналистских отношений, поэтому особых иллюзий, связанных с принятием в «дружную журналистскую семью» не испытывал. Однако я всё-таки надеялся на взаимное уважение.

К сожалению, время показало, что я сильно ошибался. За яркой вывеской «Союз журналистов Читы» была только пустота, мёртвое пространство. Так сложилось, но так было не всегда. Ещё пару десятилетий назад журналисты, худо-бедно, дружили и были вместе. Всё-таки... А потом всё враз рухнуло. Сказать, что кто-то был виноват в этом лично, нельзя. Понемногу были виноваты все, молча принявшие определённую схему взаимоотношений, предложенную временем и обстоятельствами. Естественно, складывали эту данность сами журналисты, разучившиеся или ещё не научившиеся дружить, радоваться успехам и победам друг друга.

Ну, припомните, коллеги, кому из вас в последний раз звонили ваши собратья по перу хоть днём, а хоть ночью:

- Привет, старина! Знаешь, отличный у тебя получился репортаж! Молодец!

Я уверен на 99 процентов, что таких звонков в России почти не стало. Да, какие-то журналисты, что дружат между собой, выезжают на природу и собираются на квартирах, думаю, ещё общаются, но речь-то идёт - вы же понимаете - о пугающей тенденции. Наверное, это всё глупость: действительно, кого-то благодарить… Когда и зачем? А вот мечтается о таких временах. Вы же понимаете, что дело не в похвальбе друга дружки, а в отношениях между коллегами, которые строятся на взаимном внимании к себе подобным и на понимании друг друга. Будет уважение, внимание и понимание – будет и настоящая дружба, истинный коллективизм (просьба не мешать мух с котлетами: коллективизм, в хорошем смысле слова, это очень ценная штука).

* * *

Куда идёт журналистское сообщество? Иногда мне кажется, что оно этого вообще не видит - закрыло глаза и идёт, куда ноги ведут...

Любой Союз, в том числе и журналистский, это коммуналка со своими периметрами, с общей кухонькой и чуланами, со сплетнями по типу испорченного телефона, которые разносятся по всем комнатам со сверхзвуковой скоростью и разговорами вполголоса. Было бы глупо представлять творческую организацию в виде института благородных девиц и столь же благородных вьюношей. Характеры творческих личностей известны всем, что тут много говорить. Не в этом беда.

Беда в другом.

Союзы журналистов многих российских городов, как организации, умерли. Причём, давно. Сегодня это понимают не только чиновники, которым эти Союзы до лампочки, но и уже очень многие журналисты, особенно ветераны, о которых члены правления вспоминают только в канун Дня печати, когда для форсу и поддержки общественного мнения нужно разослать старикам поздравительные открытки.

Что яркого, заметного, важного с точки зрения социальной жизни региона, сделало правление Союза журналистов Читы за последние годы, кроме того, что перегрызло друг другу не одну ярёмную вену в попытках удержания должностей и кроме того, что позволило разъединить собратьев по перу? Когда во время работы жюри регионального конкурса журналистского мастерства «Регион-медиа» при подведении итогов уже много лет идёт грызня по типу «она (или он) мне не нравится, поэтому его (или её) очерк, журналистское расследование или интервью – это полное «г….о», о каком Союзе журналистов и о какой «объективности» может идти речь?

Когда в работу СМИ ежедневно вмешиваются чиновники, указывая профессиональным журналистам как, о чём и в каком объёме писать, когда эти люди формируют негативное отношение чиновничества к СМИ и отдельно взятым журналистам на основании АБСОЛЮТНО субъективных оценок, когда эти же самые люди уничтожают целые издания, перекрывая им бюджетный кислород только потому, что госслужащие по-своему понимают суть и предназначение журналистики, когда ты чувствуешь, что, как журналист, ты - враг для чиновника, потому что со своими "статейками" ты позволил себе нарушить границы его личной безопасности, озвучив какие-то социальные проблемы - писать уже неохота.
Неуёмный чиновничий патронаж над СМИ с его указивками за несколько лет привёл к тому, что многие российские газеты почти полностью растеряли свой штат - местами очень крепкий: людей попросту вынудили уволиться. Уже давненько подобный патронаж навис и над журналистским фестивалем "Регион-медиа", где погодой управляют "метеорологи" из краевой администрации, чутко следящие за теми, кто именно участвует в конкурсе. Я не раз видел, как нелюбимых журналистов попросту отодвигают от конкурса в сторону. Ни о какой объективной оценке поступивших на конкурс материалов и речи не идёт, поскольку все члены жюри, держащие нос по ветру, прекрасно знают, за кого желательно проголосовать, а чьи материалы вообще не стоит рассматривать. Никто мыркнуть не осмеливается. Все понимают - только мыркни и определённые люди сразу же возьмут тебя на карандаш и внесут сначала в группу риска из "несогласных", а потом, если не исправишься, и в "чёрный список". Именно поэтому на "Регион-медиа 2011" собралась "могучая кучка" журналистов, съехавшихся со всего Забайкалья, едва заполнивших пять рядов в фолк-театре "Забайкалье".

Вы удивились? Не стоит – если вы с этим не сталкивались, это не значит, что такое не существует в природе…

Между тем, в первые два-три года проведения фестиваля в здании того же "Забайкалья" людям протиснуться было негде - многие, кто остался без места, стояли у стен всю церемонию вручения премий.

Тогда многие из нас наивно верили, что мы - сила. Но оказалось, что мы даже не силёнка... Непреложный закон оценки – мухи отдельно, котлеты отдельно. Но в Чите этот закон просто не работает. Да, мне не нравится отдельно взятый журналист, но пишет он (или она) здорово! Вот как должно быть. Лично я знаю пару журналисток, много лет не просыхающих от алкоголя. Как женщины, они для меня вторичны. Глядя на их опухшие лица и готовность за бутылку обгадить любого, я не могу изменить своего отношения к ним, но я готов признать – пишут прекрасно, хоть и за бутылку.

Однако, таких как я - понимающих и отделяющих мух от котлет - не так много, именно поэтому конкурсное жюри продолжает работать исключительно предвзято. Стоит ли удивляться тому, что часть журналистов просто не участвует в «Регион-медиа», понимая, что их публикации, поданные на конкурс, даже до рассмотрения не дойдут, а уж читать их подавно не станут – антипатия. Все всё понимают, но ничего исправить уже не в состоянии, потому что "исправить", значит - возвысить свой голос в защиту справедливости, а это, в свою очередь, признак бунта на большом корабле.

Подобное, ещё раз повторю, наблюдается во всём журналистском сообществе России, поскольку в стране происходят огромные социальные, политические, экономические и прочие "ские" перемены. В итоге, растерянные и дезориентированные журналисты уже не могут найти в себе силы для того, чтобы встать в полный рост, взявшись за руки.

* * *

Хорошо - оставим в покое объективность и субъективность. Обратимся лучше к передаче профессионального опыта.

Кто из нынешних ветеранов забайкальской журналистики, кстати, членов Союза, в последний раз занимался со своими молодыми коллегами ремеслом? Кто помогал им расти, передавая свой опыт? Кто предупреждал их об опасностях и ловушках, кто давал рецепты приготовления хорошего проваренного журналистского материала? Кто из ветеранов вообще знает молодых по именам? Посмею предположить, что за чьими-то кривыми ухмылками в этом месте стоит элементарный страх воспитать "конкурентов" самим себе. Угадал? Мне кажется, на все сто. К этому можно добавить элементарное наплевательство друг на друга, проникшее и в журналистские круги.

Кто из «стариков» проводит экскурсии по телерадиоцентру или редакциям газет для своих юных коллег? Когда в последний раз кого-то из молодых журналистов (не блатных) отправляли на учёбу в столицу или тот же Иркутск, Новосибирск или Питер? Кому из молодых журналистов хоть кто-нибудь из старой гвардии принародно пожал руку за смелый, социально значимый опубликованный материал? Кого просто похвалили, одобрили, заметили?

Я скажу – только тех, кто много хвалил власть и писал отрецензированную редактором газеты априорную безфамильно-должностную «правду», наезжая на тех, кто ответить не может, по определению. Ну, удобно же разбить на голову руководство детского сада, в который не ходит твоё чадо. Что тебе сделает это руководство, особенно, когда ты псевдонимчик под информашкой ставишь? Легко пройтись рубаночком правосудия и напильничком честнословия по загрязнителям окружающей среды – всё равно не отомстят, ты же так, «в общем» написал, не назвав ни одной конкретной фамилии…

Теперь другой вопрос, адресованный уже молодым журналистам. Кто из молодых медийщиков знает по именам пожилых журналистов, ныне уже пенсионеров? Зачем? Ах, да, я совсем забыл – мавр сделал своё дело, мавр может уходить. Между тем, именно на маврах держится мир. Зайдите в любой качковский клуб и посмотрите на стены, увешанные фотографиями качков 60-х прошлого столетия. Зачем они молодым последователям Шварценеггера 21-го века? Я скажу вам - чтоб было, на кого равняться.

Становясь на крыло, молодые журналисты как-то упускают из виду, что стали журналистами не сами по себе. Это только кажется, что Василий Громыхайло из деревни «Не бей лежачего» в один прекрасный момент поставил за баню лопату с граблями и, вдохновлённый телепередачей Михаила Леонтьева «Однако», вытер рукавом сопливый нос, потом взял, да и стал журналистом лично по своему произволению. Думается мне, что Громыхайло просто не заметил на пути к своему журналистскому Олипму, что всё это время его вела целая армия солдат прессы, годами чистившие этому олимпийцу дорожку, расчищая её от завалов из домыслов и слухов, от камней суеверий и бурелома невежества, добившиеся для тысяч «громыхайлов» свободы слова и хоть какой-то, но всё-таки, демократии, как бы кто к ней ни относился.

Пробиться, прорваться, заявить о себе – вот главные цели современных журналистов, винить которых в этом прорыве не стоит спешить. Слишком многие создавали в стране такую людоедскую ситуацию, в итоге приведшую практически к полному отрицанию авторитета старших коллег по цеху и потере профессионализма, которого не может быть в отрасли, из которой бегут, как крысы с тонущего корабля все, кто ещё не сдох от безденежья.

Профессионализм в журналистике – это, прежде всего, годы. Невозможно стать качественным журналистом за пару-тройку-пятёрку лет. Поверьте моему многолетнему опыту. Да, натаскаться на стиль и слог можно. Можно нарастить журналистских бицепсов и за год, при особом желании, эксклюзивном режиме тренинга и хорошем наставнике. Но стать журналистом невозможно без жизненного опыта, без базы данных в голове, без общей картины происходящего в стране и мире, когда ты воспринимаешь окружающее не фрагментами, а целиком.

Пример

В больнице № 3 города Энска ежегодно погибают новорожденные дети. Информация об этом ужасе просачивается в СМИ, доходя до слуха новоиспечённого журналиста Феди Слуховерова. Фёдор только что закончил институт, и полон решимости покончить с мировым злом. Вот он идёт в больницу, узнаёт, что младенцы в больнице, действительно, мрут, и выдаёт в очередном номере газеты «Вечерний Энск» разгромный материал «Белая фабрика смерти» в стиле Чейза. Читатели в ужасе, врачи в панике, Фёдор Слуховеров празднует победу.

Я утрирую, но примерно такое уже бывало в читинских СМИ. Благодаря стараниям Слуховерова, Энск получил бомбу, но попал ли журналист в цель и в кого, кстати, попала его бомба? А попала она в белый свет, как в копеечку. Главным образом, досталось врачам, вся вина которых в том, что они пытались спасти безнадёжных детей.

Увы, Федя Слуховеров не был знаком ни с мировой статистикой «естественной убыли детей», ни с понятием судьба (Бог дал - Бог взял), ни с работой врачей, далеко не волшебников в части возвращения мертвецов к жизни. Он просто не имел представления о том, что умирают, вообще-то и молодые, и старики, и коли суждено человеку предстать пред Господом, он предстанет, какие бы светила медицины его ни спасали и какими бы чудо-препаратами его ни удерживали на грешной земле.

Слуховерову, бы наоборот, написать о том, сколько детей спасено от смерти, а не сколько померло, сосредоточиться на причинах детской смертности, дав пищу для размышления над её профилактикой. Но он сосредоточил своё внимание и внимание читателей на том, что показалось Феде самым важным и единственно верным. Так и получаются слухи о врачах-убийцах, а потом и справедливые обиды на журналистов.

Безусловно, угодить всем читателям и зрителям в ста процентах случаев невозможно. Но минимизировать количество недовольных можно и нужно. Лично я готов к обидам со стороны своих читателей, лишь бы эти обиды были оправданны, и лишь бы в своём журналистском материале я не переврал цифры с фамилиями, и не поменял местами «белое» с «чёрным» ради собственной значимости и раздутого самомнения…

О каком профессионализме в журналистике может идти речь, когда в СМИ берут кого угодно, кто может набирать текст и более-менее грамотно излагать мысли! Всех, кто не обременён семьёй, кто моложе 30-ти лет.

Я уж молчу о кадровой политике – этого зверя давно в помине нет. Советский лозунг «КАДРЫ РЕШАЮТ ВСЁ» не только не потерял своей актуальности в наши дни, но приобрёл ещё большее значение. Кадровая политика в России угроблена, именно поэтому мы имеем то, что должны иметь в таком случае – развал во всех сферах, областях и отраслях, в том числе, и в журналистике.

Коллеги мои! Друзья и недруги! Молодые и пожилые! Живущие в Чите, в Хабаровске, в Питере и Москве! Уважающие меня и меня же терпеть не могущие! Я обращаюсь ко всем вам, молча наблюдающим за развалом нашего с вами Союза, как будто, единомышленников и, вроде как, коллег. Ну, не будете же вы спорить со мной в плане того, что Союз журналистов должен быть организацией товарищей, друзей и профессионалов? Хорошо, не друзей – просто доброжелательных коллег. Не будете же вы отрицать, что всем нам (журналистам) нужно быть вместе, плечом к плечу, а иногда и спина к спине? Посмотрите, как друг за друга вступаются врачи! Как друг друга поддерживают те же учителя, шахтёры, чиновники. Нужно поучиться этому у них.

Многого требую? Возможно. Но если не ставить себе самой высокой планки, то вряд ли можно допрыгнуть и до половины.

Загубили хорошую идею, и кто за это ответит? Кто ответит за то, что сегодня творится в прессе, больше похожей на публичный дом? Кто ответит за издёвку над журналистикой уже в её зачатке, когда в группы на факультет журналистики набирается кто угодно, лишь бы те вовремя платили деньги? Спортсмены, торгаши, «дубаки» с зоны…Кого только не встретишь сегодня в группах журналистов. И они платят, а общество получает писак, за плечами которых спортфак и кулинарка, писак, способных сляпать лишь записку для мамы, и ту с ошибками: «Я пашла в могазин».

Я не поздравил с профессиональным праздником даже собственную мать – журналиста, отдавшего профессии всю жизнь. Я её лучше со Старым Новым Годом поздравлю, зачем настроение человеку портить.

…Маршрутка по-прежнему летела вперёд. Люди входили и выходили, звенела мелочь, кто-то кашлял и чихал, а я, приникнув к дырочке в замёрзшем стекле, вспоминал журналистские байки.

По большому счёту, всем нам, и не только журналистам, не хватает БЕДЫ. Я много раз думал об этом и с течением лет только утверждался в этой мысли. Я не хочу этого, но понимаю, что однажды БЕДА придёт, потому что она и только она способна вправить людям мозги, отделив истинное от ложного. Почему журналистика изменилась и измельчала – потому что изменились и измельчали сами люди. Когда нам будет плохо, тогда мы начнём цепляться друг за друга и ценить обычные человеческие отношения. БЕДА запускает тот скрытый механизм соучастия и сопереживания, который и делает людей ЛЮДЬМИ. К счастью или несчастью, это так.


* * *

Невыдуманные истории

Свою творческую карьеру известный забайкальский писатель Николай Кузаков, автор нашумевших романов "Любовь шаманки", «Рябиновая ночь" и "Красная волчица", начинал на Читинском радио в должности диктора.

В работе диктора, в принципе, нет ничего сложного - тебе дают текст, и ты читаешь. Естественно, всё должно быть чинно, благородно и красиво. Как-то раз Николаю Дмитриевичу дали небольшую новость о работе бригады лесорубов. Кузаков читает и вдруг у него вырывается:
- Было трудно. Нам приходилось работать пилой и топорой...

В эфире наступает недолгая немая пауза. Поняв, что ляпнул что-то несуразное, Кузаков решает поправиться и выдаёт не менее удивительную фразу:

- Мы работали пилом и топором.

И тут дали музыку.

(Продолжение следует)

Комментарии

Комментарии не найдены ...
Добавлять комментарии могут только
зарегистрированные пользователи!
 
Имя или номер: Пароль:
Регистрация » Забыли пароль?
© LogoSlovo.ru 2000 - 2024, создание портала - Vinchi Group & MySites
ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU