1. Я крестился на исходе советского времени, безо всякого понимания, что есть христианство, куда более из любви к народу своему и отечеству, нежели из собственно религиозных соображений. Огромный путь пролегает между тем 16-летним мальчишкой и мной сегодняшним. Всё это время я называл ту церковь, которая тогда приняла меня, «своей церковью». И она как-то выпасала меня (а это немалый труд), одаряла меня дарами, которыми не дарил никто более (писать стихи я стал, например, совершенно для себя неожиданно спустя неделю после крещения), и, наконец, так по сию пору и не выкинула меня вон. Последнее происходило и происходит отчасти от равнодушия и общей политики удушения-умолчания, но отчасти и от великодушия, от способности понимать, что многие дела нужно доверить самому ходу времени, чтобы понять, что они суть. Четверть века. В каком-то смысле ее пороки являются моими пороками, и ее добродетели — моими добродетелями. Я вижу лишь одно основание для того, чтобы разорвать эту в самом что ни на есть буквальном смысле органическую связь — уклонение МП в ересь
Мне несколько раз за последнее время приходилось отвечать на вопрос, почему я остаюсь в недрах МП. Наконец, я решил суммировать свои ответы на этот вопрос. Вышел такой вот корявый несколько, но совершенно правдивый ответ.
2. Нет слов, православное христианство конца 80-х и нынешнее патриархийное христианство — вещи очень разные. Ясно, что Церковь тогда не была церковью власть предержащей и потому свойственные всякому русскому начальнику авторитаризм и холуйство еще не цвели на церковной почве столь броскими и тяжелыми цветами, как сейчас. Разумеется, я навсегда остался детищем той церкви — церкви антисоветской и аполитичной одновременно. Насколько же теперь церковная структура позволяет существовать внутри нее людям, подобным мне? Позволяет, если мы остаемся мирянами. И всегда, вероятно, на этом условии позволяла. Ну что ж, во всю свою жизнь я не гонялся ни за какими чинами.
3. Есть еще одно куда более важное обстоятельство. Все уходы-переходы — это если не политика в чистом виде, то что-то теснейшим образом с ней связанное. Я не считаю, что политика может иметь религиозное значение. Такового она не имела даже во времена ветхозаветные, а теперь тем более. Дело обстоит так, потому что сама власть есть, с моей точки зрения, нечто по существу профанное. Но вопрос о власти — центральный и для иудеев, и для христиан (особенно западных), и для мусульман. Ну что ж, когда бы я сомневался, что мир лежит во зле, т. е. правят в нем те, кто придает религиозное значение не имеющей такого значения власти? Наше царство — не от этого мира.
4. Я прекрасно знаю весь тот список грехов, который вменяется обыкновенно Патриархату: сервилизм, хамство, экуменизм, сергианство, инициацию полицейского преследования инакомыслящих в XVII–XX в.в. … Это правда. Вопрос: что с этим делать? Уйти из патриархата и сказать: а я здесь не причем, совсем здесь ни причем? Внутри тупого, не рефлектирующего, и потому длящего прежние грехи патриархата должен существовать и существует другой, условно говоря, покаявшийся патриархат. И он должен расти и в святости, и в числе. Как иначе?
5. Есть аргумент от противного. Когда речь заходит о таких больших махинах, как МП, они соотносятся не как наша крошечная общинка с крошечным кружком актуальных и потенциальных знакомцев, но — с такими же мастодонтами: исламской общиной, римской церковью, со сворой полоумных безбожников, в конце концов. А потому, когда Патриархат безмолвствует в некоторых вопросах, это, по меньшей мере, понятно. Мир плох, патриархат подл, оппонирующие ему церковные и, тем более, не-церковные структуры по сути дела не отличаются от него ничем. Никакого просвета, ничего лучшего.
6. Уходить нужно не из церкви в церковь, но из церквей в общины. Но что же делать со страшными обидами, которые многие из нас претерпели от тех или иных патриархийных чинов? Только прощать. И это очень серьезно, это единственное во всей этой суете серьезное. Другого пути нет.
7. Понятно, что многие и многие из моих знакомцев и друзей того блаженного времени, когда мы, став осмысленными уже христианами, осознали свое стремление стать преемниками вечной Мудрости (как бы убого мы ее тогда ни представляли) — и те, кто занял определенные церковные должности, и те, кто остался частными лицами — понаделали довольно глупостей, особенно за последнее десятилетие. Были ли эти люди подлы, бесхарактерны, безнадежно глупы? Отнюдь. Почему же так получилось? Ответ состоит в том, что человечество, вообще говоря, проигрывает…
Одним словом, крайний и последний пессимизм относительно всей и всяческой истории человеческой не позволяет мне считать, что когда-либо и где-либо существовала или будет существовать «хорошая» церковь, «истинная» и т. п. церковь (если мы имеем в виду институцию). Итак, потому же, почему я остаюсь собой, имеющим это вот тело, такую вот историю и проч., по этому же самому я и по сей день называю Патриархат «своей церковью».